Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

Так и случится несколько десятилетий спустя, уже после смерти Бенедикта, во время нашествия лонгобардов.

В самом деле, никто из друзей Божьих не может быть избавлен от страданий и от своей темной ночи.

Последнее рассказанное чудо являет нам Бенедикта почти дрожащим от беспомощности. Перед ним предстал отчаявшийся отец, несущий на руках тельце мертвого сына: «Верни мне сына, верни мне сына!» — бессмысленно кричал этот человек, убежденный, что его крик, обращенный к Бенедикту, достигнет Бога.

«Разве я взял у тебя сына?» — спросил у него сконфуженный Бенедикт, но когда он понял, что от него требовали чуда воскрешения умершего, он тут же отослал вон других монахов: «Удалитесь, братья, удалитесь! Не для меня эти чудеса! Только Святые Апостолы могут их совершать! Зачем вы хотите взвалить на меня груз, который я не могу нести?». Затем чудо все-таки свершилось — Бенедикт вымолил его у Бога «ради веры этого человека, что просит воскресить ему сына».

Теперь, когда рассказчик дошел до апогея своего повествования, он поведал также, в первый и единственный раз, о поражении Бенедикта. «Было нечто такое, чего он не смог получить, хотя он этого и желал».

Внезапно Бенедикт выходит из своего таинственного и возвышенного ореола, и мы узнаем кое-что о его привязанностях.

Так мы открываем для себя, что у него есть сестра-близнец, которую он очень любит и которая, как и он, с детства посвятила себя Богу.

Мы узнаем, что почтенный Патриарх уделяет ей один день в году: целый день он проводит в гостях в ее монастыре «беседуя с ней на священные темы», включая и время ужина.

И вот что рассказывается о его последнем визите. Едва вечером наступил час, когда Бенедикт должен был возвратиться в монастырь (устав строго запрещает ночевать за его пределами), Схоластика попросила брата на этот раз сделать исключение из правил: «Не оставляй меня в эту ночь, прошу тебя: так мы сможем до утра говорить о радостях небесной жизни». Но она получила почти возмущенный ответ: «Что это такое ты говоришь, сестра!»

На небе не было ни облачка. Схоластика скрестила руки на столе и опустила на них голову. В короткое время небо покрылось тучами, и разразилась такая буря с молниями, с громом и с потоками дождя, что Бенедикт всю ночь не мог ступить за порог.

«Да простит тебя Всемогущий Бог, сестра моя, — сказал Бенедикт, — что ты сделала?» И Схоластика с чисто женской логикой отвечала: «Видишь, я просила тебя, и ты не захотел меня послушать. Тогда я попросила моего Господа, и Он меня услышал. Теперь иди же, если сможешь, возвращайся в свой монастырь!»

Так Бенедикт вынужден был подвергнуться чуду.

Причины было две, как объясняет святой Папа Григорий.

Первая: в христианстве все является вопросом любви. Сам Бог — это Любовь, а потому логично, что «больше смогла сделать та, что больше возлюбила». И вот в этом заключительном суждении Григорий в один миг делает относительными все чудеса, о которых он рассказал, и превращает их — в том числе и в пользу Бенедикта, — что, само собой, разумеется, — в вопрос любви.

Вторая: Бог знал, что эта встреча брата и сестры была последней. Схоластика умерла три дня спустя. Бенедикт послал своих монахов за ее телом, чтобы похоронить его в могиле, которую он приготовил для себя. «Потому и случилось, что как при жизни их души всегда были едины в Боге, так и после смерти их тела не были разлучены даже могилой» (Д.П.,34).

Так мы достигли кульминационного момента повествования, и оттого чувствуем необходимость почерпнуть из другого источника биографии Бенедикта, к которому святой Григорий отсылает читателя, когда пишет:

«Среди стольких чудес, которые сделали знаменитым по всему миру этого Божьего человека, мы должны поместить сияющее великолепие его учения. В самом деле, он написал для монахов «Устав», поистине замечательный своей умеренностью, и ясный и блистательный (лат.: luculenta) в выражении. И если кто хочет лучше узнать его обыкновения и жизнь, то в наставлениях «Устава» сможет найти поступки, в которых он сам выражал собственное учение, ибо он не мог учить иначе, нежели сам жил» (ДД1, 36).

То, что «Устав» должен некоторым образом отражать жизнь нашего святого, — это совершенно очевидно в особенности там, где он описывает качества и обязанности аббата, а они, — говорит Бенедикт, — «все уже указаны в том имени, которым его называют: "Отец!"».

Главное событие евангельской истории — приход на землю Сына Божьего и дар Его Духа, который делает нас способными призывать Бога именем Абба («Отец!») становится, таким образом, самим сердцем монастыря, где живут дети, что обращаются этим именем к своему Настоятелю.

А тот знает, что его долг — являть волю Божью словами и жизнью, всегда помня «об имени, которое он носит»: он знает, что должен быть отцом, «чистым, воздержанным, милосердным», который всегда позволяет «милосердию взять верх над правосудием».

От него Бенедикт требует нелегкого равновесия любви, способной одновременно распространяться на всех и оказывать предпочтение всякому в соответствии с его потребностями.

Отец сдержанный и снисходительный, сильный и мудрый; не беспокойный и не тревожный, не угнетающий, не ревнивый, способный на нежность и на бесконечное терпение, но также и на строгость и решительность.

Отец, который всегда «предпочитает милосердие правосудию», но никогда не пренебрегает исправлением недостатков.

Отец, внимательно наблюдающий за своими детьми и за их различными характерами, — так, чтобы «у сильных всегда был идеал, к которому они могли бы стремиться, а у слабых — возможность не падать духом».

Прилагательные, образы, пословицы следуют одни за другими под пером Бенедикта, порой — с некоторым юмором, как, например, когда он увещевает аббата не быть как тот пастух, что, «гоняя стадо, в один день доводит до смерти всех овец», или когда он советует «быть осторожным и не сломать сосуд, соскабливая с него ржавчину».

Другие советы по красоте подобны программным девизам: «Аббат да заботится о том, чтобы его больше любили, чем боялись» (лат.: studeat plus amari quam timeri) «Да будет ему известно, что он должен более приносить пользу, нежели командовать» (лат.: magis prodesse quam praesse); «Пусть он будет умерен, ибо умеренность — мать всех добродетелей».

За многими выражениями просматривается личный опыт Бенедикта: его педагогические открытия; планы хорошего руководства, которые он, должно быть, разработал в течение многих лет; разочарования, которые он, вероятно, пережил, и успехи, которых он с Божьей помощью добился.

Но, прежде всего, «Устав» — это описание здания, которое Бенедикт постепенно возводил. Можно сказать, что он спроектировал