Хроника пикирующей старости – 2 - Олеандр Олеандров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда – я начал писать сам про себе.
Кроме юношеского триппера я обнаружил что у меня ещё была вывернутая нога, не отданный долг, невыпеченный насморк, два плевка в душу, и ещё куча всего что мне хотелось бы забыть. И так как единственный способ забыть это – было изложить на бумаге – то я решил сделать это. И писать о самом себе.
Пусть же потом, когда я все выкину это гамно из души – у меня окажется нежная и чистая душа, как у ребёнка. Непорочная, белая и добрая.
Она возникнет там, на выжженной земле.
Вот тогда и придёт мне пора – лететь на небо.
Распахну я там свою душу – а в ней вместо дерьма – золото.
Точнее – пустота.
Которая станет – на вес золота.
Наверное, в ад таких не берут. С пустой душой.
Но и в рай – наверное тоже …
Тогда куда?
Наверное опять, на землю.
Жить снова. С моей новой душой – чистой и непорочной.
Вот и вся моя философская теория.
О душе и творчестве
Грех
Я один в комнате. Поворачиваю голову влево – там окно. Там свет.
Я поворачиваю голову вправо – там икона.
Она заставляет думать про смерть. Но моя душа рвётся к окну – там где свет.
Но самое неприятное для меня – находится посредине. Там стоит зеркало.
– Хочешь посмотреть на себя? – Спрашивает оно тихим шёпотом.
Я знаю. Это у него работа такая. И я не виню его за это.
– Спасибо – отвечаю. – Не надо.
Но оно знает свою работу и все-таки показывает. Наверное получает зарплату где-то. И это место не в раю.
– Что? Плохо выглядишь? – Спрашивает меня участливо.
Оно хочет стать моим приятелем. Но я боюсь его дружбы.
Я медленно закрываю правый глаз. А левый прищуриваю. И вот теперь в зеркале – стоит молоденький мальчик. Щеки розовые, глаза весёлые.
Я знаю что шутить с зеркалом – как шутить с адом.
Стоит мне открыть глаза чуть шире – и оно покажет мне старика, с морщинами и впадинами на лице.
– Прости меня зеркало. Я пошутил – И я открываю глаза шире. Как тут же вздрагиваю – там в зеркале, продолжает стоять тот же мальчик … на тот же месте. И смотрит на меня.
Может теперь зеркало шутит надо мной? Только почему этот мальчик – прячет глаза? … Почему мне кажется что ему стыдно? … За что?
И тогда я вдруг понимаю. Зеркало напоминает мне. Я должен был попросить прощение.
Много лет тому назад.
Мой первый грех. Он самый сладкий.
Как будто строчки складываются в стихи. Грех – он всегда питал творчество.
Он был конфеткой в красивой упаковке. И миллиарды людей тянут к нему свои руки, умоляя и требуя его – дай мне … дай кусочек!
Я попробовал свой первый сладкий кусочек очень давно – ещё в детском саду. Однажды летом нас отправили в лагерь, за сотню километров. На целый месяц.
Воспитательницей у нас была строгая женщина лет 30-ти. С ней поехал её сын – он был лишь на год старше меня.
Я помню как они шли рядом по лагерю. Мама и сын. Счастливо держась за руки.
– Как же хорошо иметь маму воспитателя – думал я. – Она даст самый лучший кусочек за столом, не заставит спать в обеденное время. Не отругает за неправильно одетый носок.
Кровать её сына оказалась прямо возле моей. Я смотрел на него с завистью – он был лучше меня во всем – он был старше, выше ростом, и просто красивее. Он уже читал, знал несколько десятков стихов и песен.
У него было больше друзей. А самое главное – у него была мама -воспитатель.
– Почему у тебя всего этого нету? – Однажды спросил меня кто-то тихо.
Я оглянулся но не понял что рядом стоял он, – грех. Я видел лишь незнакомого мальчика. Чуть старшего за меня. В аккуратной белой рубашке и коротких штанишках. Он ласково смотрел мне в глаза, потом подошёл и взял меня за руку – я знаю. У тебя нету друзей. Давай я буду твоим другом!
И улыбнулся показав белые зубы.
Что-то было в нем .. в его темно-голубых глазах светились романтические дали.. какие-то невероятные возможности. Я ещё не понимал этого но чувствовал нутром …там было много такого о чем я мог только мечтать.
И я осторожно кивнул этому загадочному мальчику посвившемуся неведомо откуда.
– Тогда ты мой друг теперь – Почему-то рассмеялся он. И вдруг спросил тихо – Хочешь что-бы она о тебе заботилась тоже? – И он кивнул на комнату воспитателя.
Я кивнул ещё раз – Хочу.
Мальчик ту же отвернулся и исчез в темноте комнаты. Но я вдруг понял что знаю теперь как мне делать дальше.
Кровать сына воспитательницы стояла возле моей. И она приходила к сыну каждый вечер.
Ко мне не мог никто приходить – мой дом был далеко, и она знала об этом.
Иногда я встречался с ней взглядом и тут же прятал его. А она – свой от меня.
Я лишь наблюдал как она укладывала спать своего ребёнка.
И вот однажды я не спрятал своего взгляда.
– Вы такая хорошая мама – прошепелявил я как и положено шепелявить 6-ти летнему малышу. И вдруг ласково погладил её по руке. Женщина рассмеялась но ничего не ответила – мало ли что придёт в голову ребёнку.
Грех снова пришёл ко мне в следующую ночь и сел рядом на кровать – Правильно делаешь – Похвалил он. Сегодня он выглядел старше на несколько лет. Почему-то ласково погладил меня по волосам и голос его звучал чуть тише – Я знаю мальчик . ..ты любишь это … только тебя не гладит никто … хочешь я спою тебе песенку перед сном? – Грех внимательно смотрел на меня как будто изучая. Потом печально вздохнул – Тогда закрой свои глаза.
Я закрыл глаза и вдруг действительно услышал песню.
Внезапно он прервал песню на полуслове и тихо спросил меня:
– Хочешь я дам её тебе? Я могу …
Я кивнул головой.
На следующий день я подошёл к ней и попросил помочь мне завязать шнурок на ботинке. Она нагнулась и помогла. – Спасибо – тихо сказал я и вдруг слезы скатились у меня по щекам. Я поднял глаза вверх и увидел что в её глазах тоже стояли слезы.
– Не надо мальчик – сказало она и резко отвернулась.
Грех приходил теперь по утрам – он больше не пел мне песен и не гладил по волосам.
– Она твоя – Зевнул он равнодушно. И загадочно улыбнувшись лишь краешками губ посмотрел куда-то в сторону..
Только теперь, на старости – я понял эту его улыбку.
Грех, ты сволочь! .. Кусаешь за губы с наслаждением чувствуя как кровь капает из них вниз – тихо и сладко целуя взасос при этом.
– Я могу ещё больнее. – Хвастается он тебе
Давай – отвечаешь ты ему. И шёпотом добавляешь – До последней кровинки.
Прямо взасос.
Что-бы оргазм смешался с болью и перевернул небеса с землёй. – Больнее!!- Кричишь ты ему в остервенении – Ещё больнее!
И тогда он сдирает с тебя штаны и впивается губами – Ты же этого хотел .. правда?-.
Боль
Затем – экстаз.
Снова боль.
И снова экстаз.
Очнувшись однажды ты замечаешь что грех высосал из тебя всю молодость, все твои силы, планы и мечты, твоё будущее.
– Что я наделал? – Кричишь ты в ужасе рассматривая первую седину на своих висках.
– Иди лучше ко мне – шепчет он и тыкает тебя лицом в промежность какой-нибудь длинноногой блондинки – красавицы.
– Я знаю. Ты мечтал об этом когда-то …
Сволочь. Он все знает.
– А -а -а – а!!! – Кричишь ты от экстаза. – А -а -а – а!!! – Кричишь ты от боли. И вдруг шепчешь ему на ухо – Грех, будь же ты проклят … проклят … проклят.
А он снова кусает тебя за губу … кровь капает по воротнику твоей рубашки.
– Ты это любишь .. я знаю – улыбается он.
И вдруг впивается взасос. Снова в тебя В твои израненные губы.
Капли крови стекают по них струёй.
– Ах – лишь шепчешь ты и падаешь в экстазе.
Через неделю мама того мальчика стала приходить уже не к нему а ко мне. Она читала мне книги перед сном, приносила кучу сладостей – торты, конфеты, печенье. Я смотрел на неё влюблёнными глазами и нежно говорил ей как бы случайно – мама.
Её сын отворачивался спиной, делал вид что спит и ничего не видит.
А она плакала но не могла с собой ничего поделать. И нежно гладила меня по головке.
Лагерь подходил к концу. Я смотрел через окно как они уезжали домой – они больше не держались за руки. И они больше не шли рядом
Я чувствовал что между ними пролегла пропасть. Возможно навсегда..
И моё сердце вдруг сжалось от чего-то острого .. .. и очень болезненного .. – что я наделал????.
– Не смотри на них – сказал мене грех – Она хотела этого сама. Ты просто попался ей под руку..
– Будь ты проклят! – Сказал я ему тогда впервые, со слезами на глазах.
А он лишь только рассмеялся.
И вот теперь я старый, и стою тут, возле зеркала. Открываю глаза ещё шире и вижу что мальчик в отражении вдруг исчез почему-то.