Расмус-бродяга - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был голос не фру Нильссон… а Оскара! Там стоял Оскар.
Расмус не помня себя бросился к нему и уцепился за его руку.
– Оскар, я хочу быть с тобой! Ты должен позволить мне остаться с тобой!
– Ну, ну, ну, успокойся, – ответил Оскар. – Давай сядем на солнышке и потолкуем.
И он вывел Расмуса из сарая, они уселись на мостках, прислонясь спиной к двери сарая. Оскар обнял Расмуса за плечи.
– Погляди-ка, Расмус, – сказал он, обводя рукой усадьбу. – Погляди, в какой богатой усадьбе ты будешь жить. Чуть погодя они повезут молоко, и ты поедешь с ними, и, когда вернётесь домой, пойдёшь поглядеть на щенят и будешь толковать со своими отцом и матерью.
– Я хочу быть с тобой, Оскар! – всхлипывал Расмус.
– Подумай только! Теперь у тебя есть свои собственные отец с матерью! Ведь ты их так долго искал.
– А я хочу бродяжничать вместе с тобой. Не мог бы ты быть мне отцом?
– Какой из бродяги отец? – рассердился Оскар. – Неужто ты хочешь, чтобы твоим отцом был бродяга?
– Да, такой бродяга, как ты, – пробормотал Расмус.
– Но ведь ты всё время говорил мне, что хочешь жить у красивых и богатых людей.
Расмус повернулся и хмуро посмотрел на Оскара:
– По-моему, ты тоже красивый.
Оскар расхохотался:
– Да, я красивый, как невеста. И богатый, ничего не скажешь. Ленсман дал мне десять крон, значит, я богатый.
– А бродягам много денег и ни к чему, – буркнул Расмус. – Наплевать, что зимой ногти на ногах трескаются, я всё равно хочу бродяжничать с тобой! Оскар, миленький…
Продолжать он не смог, потому что снова заревел.
Оскар помолчал немного, потом похлопал Расмуса по плечу и задумчиво сказал:
– Ну, пусть будет по-твоему. «Что ни делается, всё к лучшему, – сказала старуха, когда старик повесился». Пусть будет по-твоему.
Расмус вздохнул, это был глубокий, счастливый вздох. И чуть погодя его заплаканное лицо осветилось улыбкой. Он дёрнул Оскара за рукав пиджака:
– Пошли отсюда скорее.
– Сперва ты должен сказать фру Нильссон, что передумал.
– Я? А ты не можешь… – испуганно спросил Расмус.
– Нет, парень, это ты должен сделать сам.
Нелегко сказать людям, что ты не желаешь, чтобы они стали твоими родителями. А для того, кто застенчив, это ещё труднее. Но Расмус готов был выдержать что угодно, лишь бы уйти с Оскаром. Он подошёл к бочке с водой, стоявшей возле хлева, и смыл с лица следы слёз. Потом, чтобы подбодрить себя самого, помахал Оскару и решительно пошёл в кухню.
Хозяин и хозяйка Стенсэтры сидели за столом и завтракали. Расмус остановился на пороге, как делают бродяги. Его прямо-таки бил озноб, ведь сейчас ему придётся сказать всю правду. А вдруг они сильно рассердятся?
– Я лучше хочу быть с Оскаром, – пробормотал он.
В кухне воцарилось молчание, потом фру Нильссон сказала:
– Садись поешь сначала. Потом расскажешь, почему ты хочешь лучше быть с Оскаром.
Расмус поёжился.
– Потому что я больше привык к нему, – тихо добавил Расмус.
Фру Нильссон потянула его к столу, но он стал упираться. Упираясь ногами в пол, он пятился назад, как упрямый козлёнок, он боялся, что они помешают ему уйти с Оскаром.
– Надо же тебе сначала поесть, если даже ты пойдёшь бродяжничать, – со смехом сказал хозяин Стенсэтры.
– Да поторапливайся, Оскар ждёт тебя, – добавила фру Нильссон.
Похоже было, что они не собираются удерживать его силой. Он перестал упираться и позволил подвести себя к столу и осторожно сел подальше от хозяев на край стула. Он смущённо поглядывал на людей, которые чуть было не стали ему отцом и матерью.
– Стало быть, никто нам не поможет ухаживать за щенятами, – сказала фру Нильссон.
Расмус опустил глаза.
– Я хочу лучше уйти с Оскаром, – промямлил он.
Фру Нильссон похлопала его по щеке.
– Не горюй о нас, – сказала она. – Просто теперь нам придётся поехать в Вестерхагу, поглядеть, не найдём ли мы там другого малыша, кто любит собак.
Расмус вдруг так оживился, что забыл про свою застенчивость.
– Я знаю, кого вам взять! – закричал он. – Возьмите Гуннара! Волосы у него прямые, но в остальном он очень хороший, лучше всех. Я знаю там всех детей, Гуннар из них самый хороший.
– И он не хочет бродяжничать? – насмешливо спросил хозяин Стенсэтры.
– Нет, он больше всего хочет работать в какой-нибудь усадьбе, он очень любит животных. Гуннар не ругается, как Петер-Верзила и Эмиль, как почти все остальные. Он лучше их всех.
– Тогда придётся поехать и поглядеть на этого Гуннара, раз он такой хороший, – сказала фру Нильссон и положила Расмусу целую тарелку каши.
Чуть позднее, собираясь уходить, он на прощание по очереди протянул им руку и поглядел на фру Нильссон большими серьёзными глазами.
– Не берите кудрявую девчонку, – попросил он. – Гуннар лучше всех.
Ночью накануне шёл дождь. Они шагали по дороге солнечным летним утром после дождя. Длинноногий Оскар перешагивал через лужи, а Расмус то и дело ступал в них, только брызги летели.
– У меня ноги какие-то счастливые, – сказал он, глядя на жидкую глину, которая выдавливалась у него между пальцами. – По правде сказать, у меня всё тело какое-то счастливое.
Оскар засмеялся:
– Ясное дело, будешь счастлив, избавившись от большой усадьбы, лошадей, коров и прочей животины!
Расмус радостно зашлёпал по следующей луже.
– Знаешь, что я подумал, Оскар?
– Почём мне знать. Верно, что-нибудь шибко умное и дельное.
– Я подумал, что, когда бродяжничаешь, тогда всё вокруг, на что ни поглядишь, твоё.
– Ну тогда ты, стало быть, не прогадал. Конечно, если вот всё это – твоё, – сказал Оскар, показав рукой на чисто вымытый дождём лес и луга, озарённые утренним солнцем.
Он остановился и поглядел вокруг:
– Боже милостливый, до чего же красив белый свет в эту пору! Немудрено, что человека тянет отправиться в дорогу.
Расмус радостно подпрыгивал рядом с ним.
– И всё вокруг наше. Берёзы наши, и озеро наше, и все колокольчики, и дорога, и все лужи!
– Нет уж, лужи-то твои, – ответил Оскар, – с меня хватит одной, если ты её мне подаришь. Я и её могу отдать, когда захочешь.
– А вот дома не наши, – рассуждал Расмус. – Потому что в них живут другие люди.
– Нам-то какое до них дело. Дома тоже наши, по крайней мере один дом.
Лицо Расмуса вдруг стало серьёзным, он мечтательно смотрел на маленькие серые домишки торпарей[7], мимо которых они шли.
– Да, хорошо, кабы у нас с тобой был один дом! – согласился Расмус, вздыхая. – Дом, где можно было бы жить зимой, чтобы не трескались ногти на ногах.
– Охо-хо-хо-хо! – сказал Оскар.
Но солнце светило ярко, до зимы было далеко, и печалиться о доме пока что не стоило.
Они пошли дальше. Расмус смотрел на свои зелёные рощи и луга, блестевшие под солнцем лужи и не думал о домах.
Они миновали деревню, по обе стороны дороги не было видно ни одного торпарского дома, только лес. Между высокими прямыми стволами сосен просачивался солнечный свет, освещая зелёный мох и маленькие розовые колокольчики линней, которые звонили, возвещая, что наступил прекрасный летний день.
– Мы идём по лесу хозяина Стенсэтры, – сказал Оскар. – Все эти деревья и в самом деле могли стать твоими.
– А я всё равно хочу лучше быть с тобой, – ответил Расмус, глядя с любовью на Оскара.
Оскар посмотрел на этого босоногого, искусанного комарами, худенького, нестриженого парнишку в заплатанных штанах и грязной полосатой сине-белой рубашке. Ничего не скажешь, бродяга с головы до ног.
– Тогда и я скажу тебе кое-что: я тоже хочу быть с тобой.
Расмус покраснел и ничего не ответил. Ведь Оскар в первый раз сказал, что хочет быть с ним. И он почувствовал себя ещё счастливее. Он топал по лужам, и ему казалось, что он может идти без устали сколько угодно.
Но скоро лес кончился, и дорога, петляя, начала спускаться к озеру. На берегу озера Расмус увидел торп с серым домишком, как и во всех торпах, яблоньками и покосившимся забором.
Оскар остановился у калитки:
– Ясное дело, дома тоже наши! Например, вот этот дом пусть будет нашим.
Он отворил калитку.
Расмус засмеялся:
– Ну и горазд ты шутить, Оскар. Мы будем здесь петь?
– Нет уж, здесь нам нужно петь как можно меньше.
Он без лишних слов направился к дому. Расмус пошёл за ним.
Тут он увидел женщину, которая развешивала бельё. Она стояла к ним спиной и вешала полотенца на верёвку, натянутую между двумя яблонями.
– Мартина! – позвал Оскар, и женщина повернулась к нему.
У неё было грубоватое широкое лицо. Увидев Оскара, она нахмурилась.
– Вот оно что, – сказала она. – Явился!
Расмус остановился поодаль. Видно, Оскар знал эту женщину. Она была не слишком-то любезна с ним. Вид у неё был даже очень сердитый.