Продавец пороха - Лидия Сивкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочешь сказать, что не любишь?
— Не щекоти. — Твёрдым голосом произнесла она.
— Не любишь? — повторил мужчина, ещё сильнее вжимая её в матрас.
Вместо ответа Арина нацепила озорную ухмылку.
— Играешь со мной, да? — он аккуратно положил на её ключицу поцелуй. — Почему я должен выбивать из тебя признание? — начал перебирать пальцами по её рёбрам. Девушка стала извиваться, что являлось жалкой попыткой освободиться из-под его веса.
— Прекрати! — хохотала она и колотила руками по его спине. Мужчина тоже смеялся. — Всё, перестань! Лёша, пожалуйста!
Он остановился, но ещё какое-то время их смех не унимался. Арина судорожно пыталась втянуть воздух и мужчина, наконец, скатился с неё, позволяя дышать.
— Я никогда никому этого не говорила. У нас в семье было не принято говорить, только показывать.
— Вот почему волонтёрство?
— В смысле? — брови девушки поползли к переносице.
— Ну, чтобы что-то доказать себе и другим. Не словами, а делом, чтобы не уступать отцу.
— Думаешь, моя самооценка страдает из-за статуса отца? — хмыкнула она.
— Обычно так и есть, — Лёша пожал плечами. — Дети громких успешных родителей живут в их тени.
— Не-а. Меня такой вопрос не мучает. С помощью отца я получила образование. Но не потому что он купил мне экзамены, а потому что заставлял зубрить всё со средней школы, и не просто зубрить, а сначала понимать. Всегда поощрял за успехи, хвалил за хорошие оценки и, что важно, не ругал за плохие. Благодаря папе я напролом шла по карьерной лестнице несколько лет, не потому что он за деньги и связи сажал меня на тепленькие прибыльные места, а потому, что мне достался его пробивной характер.
— Вау, какая речь. — В его голосе чувствовалась обида. — Но ты же понимаешь, что он не святой?
— Мне плевать, кто он на работе, как ведёт дела и как пользуется званием и положением. — Арина обхватила себя руками. — Дома он хороший отец. Дома он человек, который всегда спросит о чем-то важном для меня. И человек, который каждое утро просыпается в постели с видом на портрет моей матери, которой не стало восемь лет назад.
— Но тебе не плевать чем занимаюсь я. — С горечью улыбнулся мужчина. — Какой я человек как будто не важно, если я не живу по законам, написанным людьми, которые сами по ним не живут.
— Ты идиот. — Арина закатила глаза и тяжело вздохнула. — Если бы меня волновало только то, чем ты занимаешься, то ты бы не лежал сейчас на моей кровати без трусов.
— Боже, — он обречённо покачал головой, — я ещё не встречал настолько дерзких, как ты!
— Даже когда смотрел в зеркало? — она попыталась сесть на постели, но мужчина дёрнул её за руку и притянул к себе. Ей не было больно, но Лёша тут же получил шлепок по груди. Его глаза загорелись.
— Будь нежнее. — Шепнула она, пригвоздив его взглядом к подушке.
— Разве тебе не нравится? — он перевёл взгляд на затвердевшие соски и самодовольно улыбнулся. Опустил руку на её бедро и проскользил к груди. Её кожа покрылась мурашками.
— Не приемлю насилия.
— Кто говорит о насилии? — он стянул её на постель и накрыл собой. — Никогда не поднимал руку на женщину и не подниму. Особенно на ту, которую люблю. — Припал влажными губами к её шее. Замер, отстранился и спустился ниже.
— Твой отец бил мать? — выпалила она и прикусила нижнюю губу. Мужчина на какое-то время застыл, выдохнул и кинул голову ей на живот, туда, куда только что бросал горячие поцелуи.
— Не бил. Но ревновал. — Лёша просунул руки между изгибом её спины и постелью, крепко прижался к девушке щекой. Арина опустила руки на его плечи и стала поглаживать по коже.
— Было к чему?
— Было. Я сам видел её с любовниками в спальне, пока отец зарабатывал ей на новую машину.
— Чем зарабатывал?
— Тем же, чем и я. Поставками оружия.
Арина перенесла ладонь на растрепавшиеся песочные волосы и стала неспешно поглаживать мужчину по голове.
— Лёша, прости меня.
— За что?
— Я видела дело твоего отца в архиве. Знаю, что он убил и её и любовника.
Мужчина молчал. Изредка моргая длинными пышными ресницами, смотрел в окно, будто на верхушках берёз висело что-то интересное.
— Не нужно только копаться во мне и сочувствовать маленькому мальчику. — Он закрыл глаза.
— Да я не собираюсь. — Девушка запустила пальцы в русые волосы, снова их растрепав. — Что мне до твоего прошлого, я же его не изменю. Меня гораздо больше интересует будущее.
— Почему?
— Ну, вдруг в нём есть я.
Лёша повернул голову и прижался губами к нежной коже, на секунду отстранился, чтобы сказать:
— Есть. — Его телефон запищал где-то на полу, и мужчина лениво отправился на его поиски. — Да. — Кашлянув, бросил он в трубку. Какое-то время внимательно слушал. — Они мне не нужны. Найдите «двенашки».
Арина нахмурилась, раздумывая, о чём ищет речь.
— Две партии заберут сразу же, нужно хотя бы пять. — Продолжил мужчина.
Арина спрятала голову под подушку, чтобы не слышать. Не помогло.
— Со знаками отличия я не возьму и тысячу. Только чистые. Граница ни при чём, всё улажено. — Он слушал, долго и не перебивая. — Тогда сам докинешь четыре «ляма», или разберись с этим до двадцатого и не дергай меня больше по очевидным вещам. — Он швырнул телефон на стол и лёг, не пытаясь стянуть подушку с её головы. — Давай выберемся куда-нибудь поесть?
— Не хочу. — Раздалось едва слышно из-под подушки.
Мужчина постучал костяшками по синей ткани:
— Верните мне, пожалуйста, мою веселую Ари.
Девушка выглянула из-под укрытия:
— Верните, мне, пожалуйста, мужчину, который не обсуждает контрабанду оружия по телефону.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Повернулся на спину и уставился в потолок.
— Я уже поверил, что мы так легко с этим разобрались.
— С чем именно?
— С твоим отношением к моим делам.
— Думаешь, так просто? Всю жизнь меня учили, что это плохо. Что люди, которые живут не по закону — плохие. И вообще, я думала, что, такие как ты, остались где-то в девяностых. Там, где нас с мамой отправляют в санаторий на два месяца, потому что папа опять посадил не того. Не того, за кого не мстят.
— Как странно. — Ухмыльнулся Лёша, когда Арина договорила. — Мой отец был по другую сторону закона, но мы с матерью тоже объездили все областные санатории. — Он повернулся к ней и улыбнулся. Девушка всё ещё только одним глазом высовывалась из-под подушки.
— Видимо, дело не в законе, а в людях. —