Их Италия. Путешествие-размышление «по сапогу» - Владимир Познер

Дзеффирелли: Я не мог взять фамилию мамы, она была замужем, и не мог взять фамилию папы, поэтому мне требовалась абстрактная фамилия. Мама выбрала для меня эту – Дзеффирелли, это из Моцарта, так как она была музыкантом по духу. У Моцарта есть «Фарфале ДзеффиреТТи». А потом, записывая мою фамилию, ошиблись, и «Т» превратились в «Л». Так я оказался единственным на земле Дзеффирелли.

Познер: Вы один-единственный Дзеффирелли?

Дзеффирелли: Один-единственный.

Джанфранко Дзеффирелли оказался на редкость увлекательным собеседником

Познер: У вас было счастливое детство?

Дзеффирелли: Ну, насколько счастливым может быть мальчик без мамы и папы? Но это стимулировало меня к тому, чтобы все время искать внимания, у меня было много любви и внимания от окружающих. Я совсем не чувствовал себя брошенным.

Познер: А был кто-то в вашем детстве, кто оказал на вас сильное влияние? Помимо мамы и папы?

Дзеффирелли: Мама умерла, когда мне было шесть лет, папа был бизнесменом. Но во Флоренции все говорят об искусстве, от этого никуда не деться, у нас там такие невероятные свидетельства тому. Знаете, если я в плохом настроении, я сажусь в машину и еду во Флоренцию. Я приезжаю туда, и первое, на что я смотрю, – это домский собор Брунеллески. Я считаю его купол самой великой битвой, в которой сражался и выиграл человек. Это невероятное достижение. Я ходил туда раз в неделю и проводил там несколько часов. И даже сейчас в плохом настроении я иду туда, и это восстанавливает мои пропорции.

Познер: Вы считаете себя флорентийцем?

Дзеффирелли: А кем еще? Чем еще?

Познер: Ну, например, итальянцем.

Дзеффирелли: Ну да… итальянцем. Это мило, это милая страна. Но мы такие разные, здесь столько разных стран вместе, и каждая со своей культурой. У нас наконец-то есть общий язык, но это свершилось как раз во Флоренции, благодаря Данте Алигьери и другим великим поэтам. Так что я суперитальянец, флорентиец.

Познер: Если кто-то к вам придет и скажет: «Господин Дзеффирелли, я приехал в Италию, но могу посмотреть только одно место. Посоветуйте, пожалуйста, куда мне отправиться?»

Дзеффирелли: Я вам только что сказал. Выделите два часа в вашем расписании и идите посмотрите на купол.

Познер: Купол Брунеллески…

Дзеффирелли: Просто проведите там два часа. Это прекрасно, вас переполнит гордость, вы начнете чувствовать свое превосходство от мысли, что человек смог это создать. Значит, и я могу создать нечто подобное. Вот это направление нам надо развивать. Это же не абстрактная мечта. Кто-то создал это, и этот кто-то был во многом похож на меня: у него были руки, глаза, мозг. Но во Флоренции мозг сделал какой-то особый поворот, принял особое направление. Я хотел бы собрать своих друзей со всего мира и провести с ними день на соборе: купол, башня, Микеланджело…

Познер: Говоря о башне, вы имеете в виду колокольню Джотто?

Дзеффирелли: Да, кампанила Джотто. И потом – там Микеланджело, Гиберти, Леонардо…

Познер: Вы понимаете, почему так произошло? Отчего такая концентрация? Благодаря какому волшебству все это сосредоточено во Флоренции, а не где-то еще?

Дзеффирелли: Ну, корни кроются в варварах и в падении Римской империи. Флоренция была на середине пути между Римской империей и варварами. Мы создали свою отдельную культуру в качестве защиты. Набеги варваров были часты, и мы принимали их, кажется, очень гостеприимно. Не воспринимали их как врагов, а старались впитать то, что они могли предложить, и предложить им то, чем обладали сами. В двенадцатом веке у нас была необыкновенная поэзия. После римских поэтов появились флорентийские, с новым языком.

Познер: Позвольте я задам вам следующий вопрос. Я все еще тот самый человек, которому вы подсказали, куда идти. А теперь я спрашиваю: что я должен попробовать из еды? Какое лучшее блюдо?

Дзеффирелли: Еда во Флоренции очень хороша.

Познер: Ну про что вы сказали бы: «Попробуйте это»?

Дзеффирелли: Не утонченное меню. Вы должны обратиться к тому, что раньше ели крестьяне.

Познер: А что это?

Дзеффирелли: Суп с хлебом, бобами и овощами – ля зуппа ди магро. Бифштекс. Мясо в нашей стране – особого качества и приготовлено правильно.

Познер: Флорентийскии стейк? Вы о нем?

Дзеффирелли: О да! Особенного качества, карне эль кьянти, и потом вино Кьянти. Еще зелень, овощи…

Познер: Когда я спросил вас, флорентиец ли вы, вы удивились: «А кто еще?» А когда я спросил, итальянец ли вы, ответили как-то без особого энтузиазма. Быть итальянцем для вас что-то значит?

Дзеффирелли: Ну, в конце концов, это много значит, среди других культур итальянская выделяется. Север, готика, Венеция, Рим… Но мы особенные, хотя с нами, флорентийцами, трудно, флорентийцы иногда очень неприятные.

Познер: Правда?

Дзеффирелли: Да, они гиперкритичны, а если сказать флорентийцу: «Ты слишком критичен», он вам ответит: «Могу себе это позволить!»

Познер: Забавно! Я раньше был знаком с флорентийкой, писательницей Орианой Фаллачи. Вы случайно ее не знали?

Дзеффирелли: Это моя сестра!

Познер: Ваша сестра?!

Дзеффирелли: Почти. Я был единственным интеллектуалом, который пришел на ее похороны.

Познер: Она говорила мне: ты должен быть очень осторожен с флорентийцами.

Дзеффирелли: Не только с флорентийцами. Они ее ненавидели. Флорентийцы все коммунисты. Теперь, с крушением русских иллюзий, это пошло на спад. Они сохранили лицемерную ментальность превосходства. Она была флорентийка, такая же взрывная, как я. Я не хочу сказать, что столь же феноменален, какой была Ориана. Мы часто встречались в Америке, когда я работал в «Метрополитан», она приезжала туда. Однажды она спросила: «Почему бы нам не пожениться?» Я сказал: «Проблема в том, что я не был бы с тобой счастлив».