Царская экспертиза - Алексей Ракитин

— Соседи тоже неоднократно менял показания. Сначала открыто говорили о том, что между Александрой и Аристархом существовала связь, затем утверждения такого рода из дела исчезли, остались только глухие отзвуки того, что кто — то что — то от кого — то слышал. Так, ничего конкретного. А потом вообще возникла идея, что мышьяк занесли во время вскрытия. Ха, анатом руки вымыл вместо сулемы раствором мышьяка! Удобное объяснение. Иван Владимирович вам об этом рассказал?

— Да, рассказал, — кивнул Шумилов. — Самое примечательное в этой истории то, что аптекарь согласился признать свою вину.

— А дальше ещё хуже — повторная экспертиза вообще отказалась признать отравление. То есть я чувствую, что дело планомерно разваливается. Убили человека, а виновных нет. Что же мне делать? Я словно пытаюсь пробить головой стену. Хожу, разговариваю со следователем — и толку чуть! Ничего не доказать!

— Как это ничего не доказать?! Доказать — доказать! Просто в этом движении нельзя останавливаться!

— Как же мне добиться правды? Как наказать этих негодяев?

— Прежде всего не сметь падать духом! Никогда, ни при каких обстоятельствах! Даже с пулей в сердце! Мы можем провести своё негласное расследование. И полагаю, нам по силам наказать порок. Но мне потребуется ваша помощь… Я могу рассчитывать на вас, ежели понадобиться ваше участие?

— Конечно, помилуй Бог, непременно! Всё, что смогу… — горячо отозвался Антонин.

— Безусловно, — поддержал его доктор Португалов. — Я не могу смириться ни с убийством Николая, ни с возведённой в мой адрес клеветой.

— А скажите, Антонин, вот вы в начале разговора упомянули, что покупка Александрой Егоровной земли затрагивает ваши интересы…

— Да, именно против меня это и делается.

— Как так?

— На момент смерти Николай владел тридцатью четырьмя процентами акций «Волжско — Уральской пароходной компании». «Вдовья четверть», на которую по закону может рассчитывать Александра, составляет от тридцати четырёх сколько?.. правильно, восемь с половиной процентов. Остальные двадцать пять с половиной должны перейти остальным наследникам. Неважно кто они и сколько их, главное состоит в том, что более четверти акций компании выходит из — под контроля её нынешних хозяев. В декабре прошлого года, спустя два месяца после смерти брата я попытался вступить в права наследования. Но весь клан Дубровиных объединился против меня. Фактически я был прогнан в шею. Я потребовал предоставить мне справку о доходах пароходства, финансовый баланс компании и отчёт о текущих операциях. И опять получил категорический отказ с оскорбительными комментариями в свой адрес и в адрес брата. Тогда я попробовал зайти с другой стороны и потребовал предоставить мне нотариальный акт о дарении Николаю дома в Ростове и акций Александры. Акт этот был оформлен в июле 1887 года.

— А этот документ где находился в момент смерти брата?

— Да в том — то и дело, что в момент смерти он был у Николая. А после смерти мама и дочка Протасовы, вероятно, дарственную просто уничтожили и сделали вид, что никогда никакой передачи имущества не осуществлялось. Когда же выяснилось, что я вполне в курсе дел брата и прекрасно осведомлён об имевшем место дарении, Александра и её мамаша стали отвечать, что по свойству этой сделки с утратой документа утрачивается само право. То есть передачи имущества как бы не было, вернее, оно уже недоказуемо, а значит, мне и наследовать нечего. Ну, разве что те четыре процента акций, которые Николай получил от самого Егора Митрофановича ещё в 1882 году. Кстати, из этих четырёх процентов тоже надо вычесть пресловутую «вдовью» четверть. Но с наследованием этой доли им никак не поспорить, поскольку брат на эти акции каждый год получал дивидент. Последний раз, кстати, дивидент был начислен незадолго до его смерти, произошло это в октябре 1888 года.

Шумилов не сдержал улыбки:

— Грубо работают госпожа Протасова и её дочка. На самом деле всё совсем не так, как они вам рассказали. Даже если документ они по своей глупости уничтожили, тем не менее, сам акт дарения аннулировать они не в силах. Так что право на наследование за вами сохраняется. Возможно, само дарение оговаривалось какими — то условиями, скажем, сохранением брачных отношений между Николаем и Александрой, но такого рода оговорки, видимо, неспособны поразить ваши права как наследника, в противном случае, об этих оговорках вам уже было бы сказано. Нужно получить выписку из реестра нотариуса, который регистрировал дарственную. В этом реестре отражены все существенные параметры документа. А дальше надо будет возбудить дело в Коммерческом суде. Хотя, возможно, в вашем случае начинать надо будет с уголовного окружного суда, поскольку налицо физическое противодействие со стороны нынешних владельцев компании реализации вашего законного права. Причём, вы должны понимать, что ваше наследование никак не связано с результатом расследования убийства Николая. Независимо от того признает ли прокуратура Александру Егоровну виновной в отравлении или нет, вы можете наследовать брату.

Шумилов задумался на какое — то время и хотел добавить что — то к сказанному, но остановил самого себя:

— Да, пожалуй, что так. Начинать надо с нотариуса. Следует получить выписку из реестра и ознакомиться с содержанием акта дарения, узнать список свидетелей, возможно, поговорить с ними. Ничего, ничего, Антонин, не всё так плохо. На всякого мудреца довольно простоты!

— Хорошо, я займусь поиском нотариуса, — решил Антонин.

Гуляя, они сделали большой круг по парку и вернулись к исходной точке. В воротах сада они сердечно простились, преисполненные тёплого товарищеского чувства друг к другу.

— Так как вы сказали, зовут эту гадалку? — уточнил напоследок Шумилов.

— Гунашиха, живет в Замостье.

— Я, пожалуй, наведаюсь к ней, — решил Шумилов. — Загляну в её ясные очи. Мне всегда были интересны бабушки — вещуньи, хорошо осведомлённые о преступлениях. А уж ежели они на этом хорошо зарабатывают, моё любопытство делается прямо — таки жгучим.

7

На следующее утро Шумилов вместо купания отправился в ближайшую мелочную лавку, где разжился банкой густого бриллиантина для волос, прекрасным поясом с кистями и шёлковой рубахой с косым воротом на восьми пуговицах. После завтрака Алексей Иванович уединился в своей комнате, где добрый час потратил на перемену своего облика. Прежде всего, вооружившись бритвой, он превратил свою двухдневную щетину в некое подобие вычурных бакенбардов a — la Александр Пушкин; на верхней губе он оставил узкую полоску усиков — мерзавчиков, весьма любимых купеческой молодёжью. Сначала Алексей предполагал изготовить накладные усы; их сравнительно несложно было сделать из колбасной кожуры и собственных волос при помощи столярного клея, но после некоторого размышления, он отказался от своего намерения. Ростовская жара заставляла Шумилова сильно потеть, и пот неизбежно смыл бы накладку. Поэтому Алексею Ивановичу пришлось изобразить некое подобие усиков из отросшей щетины и получились они, в общем, не очень — то убедительными. Чтобы придать растительности на лице побольше достоверности, Алексей очинил в мелкую пыль карандашный грифель и смешал его с печной сажей, получившуюся чёрную пудру нанёс на бакенбарды и усики. Щетина сразу почернела, увеличилась в объёме; посмотрев на себя в зеркало, Шумилов счёл полученный результат вполне реалистичным.

Зачерпнув бриллиантин рукой, он нанёс его на волосы. Уже добрые двадцать лет он оставался верен однажды выработанной короткой причёске: коротко подрубленные виски, волосы зачёсаны назад, лоб и уши открыты. Теперь пришло время изменить стереотипу: Шумилов сначала зачесал волосы вперёд, на лоб, а потом на пробор. И моментально сделался похож то ли на купчика, то ли на приказчика. В дешёвом бриллиантине было слишком много масла и волосы блестели так, что можно было пускать солнечных зайчиков. Кроме того, шибала в нос какая — то травяная отдушка, немногим более ароматнее дегтярного мыла.

Расчёсанные на пробор волосы придали лицу умилительно — простодушное выражение. Шумилов погримасничал немного перед зеркалом, наблюдая за собственной мимикой, затем не без внутреннего удовлетворения пробормотал: «Дурачина ты, братец. Был один дурак у мамы, Деревянной ждал пижамы, Что ж поделать? Я такой… В дядю вышел весь дурной… Хорош, однако».

На выбранный типаж работала и рубашка, надетая Шумиловым навыпуск и перетянутая пояском с кистями. Придирчиво осмотрев себя в зеркало, Алексей Иванович подивился тому, как сильно изменилась внешность: не то, чтобы совсем неузнаваемо, но кардинально. От столичного жителя мало что осталось, разве что летний пиджак полотняный, а в остальном он превратился в провинциального типчика, недалёкого и самодовольного. Посмотрев на такого, всяк скажет: ни военный, ни учитель, ни рабочий…