Остров затерянных душ - Джоан Друэтт

Их всех одолевало страшное предчувствие голода, так как в поведении их добычи произошли тревожные изменения. Теперь стало намного труднее отыскать морских львов, не говоря уже о том, чтобы застать врасплох и убить. Райналь объяснял это кочующим образом жизни тюленей, что само по себе не предвещало ничего хорошего. Масгрейв, который предполагал, что морские львы, возможно, стали опасаться и сторониться людей, ратовал за то, чтобы самки с детенышами, обитавшие в зарослях кустарника поблизости от Эпигуайтта, были оставлены в покое хотя бы на какое-то время.

Каждый раз, когда погода бывала благоприятной, отшельники садились в лодку и отправлялись на охоту у берегов и островков бухты Карнли. Третьего марта Джордж, Алик и Масгрейв обнаружили маленький остров, который Масгрейв назвал Восьмерка за его характерную форму. Этот клочок земли стал их излюбленным охотничьим угодьем. Когда они высадились на нем в первый раз, шел проливной дождь, но, по словам Масгрейва, у них уже три дня не было свежего провианта, поэтому ливень не остановил мужчин.

Их упорство было вознаграждено: здесь они встретили три стада самок морского льва, каждое из которых насчитывало по тридцать – сорок особей, и все они крепко спали, невзирая на непогоду. К тому же, по словам капитана, «среди них было множество совсем юных». Когда к ним с криками и воплями ринулись все трое с дубинками, самки тут же проснулись и стали озираться в замешательстве, затем бросились в воду, оставив на берегу своих питомцев. «Я полагаю, в десять секунд мы забили десяток щенков двух-трех месяцев от роду и одного двухлетнего тюленя».

Это было обычным делом, поскольку оставленные своими матерями детеныши становились легкой добычей.

«На протяжении февраля, марта и апреля самки бо́льшую часть времени проводят на берегу, лежа в кустах группами от двенадцати до двадцати голов там же, где собирались их детеныши, – вспоминал Масгрейв впоследствии. – По всей видимости, у них не было какого-то определенного времени кормежки в воде и они позволяли своим щенкам сосать молоко, когда тем хотелось».

Наевшись, детеныши оставляли своих матерей и играли друг с другом.

«Матери, похоже, вообще обращали мало внимания на своих детей», – пишет он.

Как и в тот день на острове Восьмерка, они легко бросили своих щенков, чтобы укрыться в воде.

Поначалу мужчин поражало столь явное отсутствие материнской заботы. Но позже они были потрясены случаем с самкой, чей детеныш был убит рядом с их домом. По словам Масгрейва, она продолжала и продолжала возвращаться в поисках своего потерянного детеныша, беспрестанно воя и не уходя в воду и, соответственно, голодая в течение восьми дней. «После первых нескольких дней ее голос стал слабее, а под конец едва слышным». Капитан думал, что она умирает, но она вернулась в море поесть. «После этого она еще больше месяца ежедневно приходила на это место и чрезвычайно скорбно выла».

Впрочем, довольно часто можно было видеть, как матери кусают своих детей, причем так сильно, что им «встречались бедные маленькие твари с чудовищно искусанной и изодранной шкурой». Как сообщает Масгрейв, обычно такое случалось во время уроков плавания. Детеныши тюленей рождаются без инстинктивного умения плавать и боятся воды настолько, что их действительно необходимо подталкивать и заставлять покинуть безопасный берег, чтобы плюхнуться в волны прибоя. Далее матерям приходится учить их, как вести себя в стихии, которая должна стать им родной. Масгрейв, которому это кажется забавным, пишет: «Мать сажает его себе на спину и очень осторожно с ним плавает, не погружаясь в воду, а бедный малыш все это время непрерывно скулит и то и дело сваливается со скользкой спины матери, и тогда он барахтается в воде точь-в-точь как маленький мальчик, который, не умея плавать, оказывается там, где не может достать ногами до дна».

Некоторое время самка терпеливо повторяет это упражнение, но потом выходит из себя и применяет насилие, поскольку иные способы принуждения не приносят результата. Людям это кажется жестокостью, но она делает все для блага детеныша.

Сочувствие к маленьким тюленям делало их убийство еще более тягостным. После того как самки ретировались в спасительную воду, их дети прятались в кусты, но затем, жалобно призывая матерей, выдавали свое укрытие. Однажды Райналь нашел малыша, который выглядывал из-под поваленного дерева, где он прятался, сбившись в кучу с еще двоими, и его огромные испуганные глаза, пишет он, «казалось, искали в нас жалости и молили о пощаде. Мы были очень тронуты и долго колебались, склоняясь к тому, чтобы сохранить им жизнь. И все же суровая необходимость заставила нас подчиниться доводам разума, а не чувствам».

Далее он пишет, что эти бедные невинные существа, пав их жертвой, «на несколько дней избавили нас от забот о пропитании».

Движимые этой прагматичной философией, Масгрейв, Джордж и Алик врезались в стаи самок и, выбрав детенышей, убивали их в тот дождливый мартовский день.

«Мы могли бы взять и больше, – продолжает Масгрейв, – но вышло так, что на Джорджа стал нападать огромный самец».

Англичанину хватило одного взгляда на мчащегося на него матерого секача, чтобы, дрогнув, бросить дубинку и в ужасе вскарабкаться на дерево. Масгрейв и Алик бросились на помощь, и, хотя они предпочли бы оставить разъяренного морского льва в покое, им пришлось его убить. «Мы бы охотно убрались с его пути, но он не оставлял нам такой возможности, – пишет Масгрейв и добавляет: – Давно уже мне не доводилось так волноваться».

В целом то была плодотворная вылазка, так как они еще добыли множество уток. На этом их удача не закончилась. Через три дня Масгрейв, выйдя из дома, увидел детеныша морского льва не больше полутора месяцев от роду. «Он сидел, дрожа, у стены дома. Я забрал его внутрь, – повествует капитан, – и некоторые хотели оставить его, но этого мы, разумеется, сделать не могли, так как его нужно было бы кормить одной только рыбой, но он даже и ее еще не ел, поэтому мы его убили. Думаю, он потерял свою мать, поскольку был довольно тощ, а в желудке у него было пусто. В общем, мы получили еще свежего мяса, – заканчивает Масгрейв практичным тоном. – Бог определенно заботится о нас, посылая нам вдоволь пищи».

Тем не менее капитан ясно отдавал себе отчет в том, что это лишь непродолжительная отсрочка. С приходом равноденственных штормов приливы и волны стали слишком высокими, чтобы выходить на лодке, и он сильно опасался разрушения останков шхуны. Наступило 12 марта – памятная дата, которая всегда была поводом для уныния.

В тот вечер Масгрейв сел за свой письменный стол с учащенно бьющимся сердцем. Вот как он сам это описывает: «Я испытывал что-то наподобие того, как будто собирался написать любовное письмо». Прошло ровно четыре месяца с тех пор, как «Графтон» покинул Сидней, и он знал, что по нему пролито за это время немало горьких слез. Встретится ли он снова со своей дорогой половиной? «О том известно одним Небесам», – пишет Масгрейв. Эти думы лишали капитана рассудка, и он признавался, что чувствует себя так, будто его изнутри пожирает огонь. «Я пытаюсь отогнать от себя эти печальные чувства тем, что занимаю себя работой как можно больше, но это совершенно не помогает».