Железный замок - Юрий Силоч

Диктор говорил с искренней горечью, но Табаса было не обмануть. Во время службы он наслушался достаточно пропагандистских речей для того, чтобы не верить впредь ни одной.

— Эй! Не видно же! — шикнул кто-то за спиной, и наёмник, обернувшись, увидел низенькую старуху, которая знаками показывала ему встать как положено и не вытягивать голову. На старуху тоже зашикали, боясь пропустить хоть малейшее слово, сказанное диктором.

— Становится ясно, что на наш Дом в скором времени будет совершено вероломное нападение. Уже не вызывает сомнений тот факт, что Дом Адмет готовится к войне. Они сами не скрывают своих намерений.

Картинка на экране сменилась — теперь показывали бесконечные железнодорожные составы с платформами, на которых стояло нечто угловатое, укрытое брезентом, вздымавшее ввысь стволы орудий, высовывавшихся из-под ткани. Из окон пассажирских вагонов торчали головы бородачей в песочных кепках — гвардейцы, как понял по блестящим латунным кокардам Табас. Один состав, второй, третий, самолёты, пехота на марше. Постепенно изображение становилось всё более контрастным, появился странный красный оттенок, который с каждой секундой прибавлял в насыщенности, внушая неприязнь к показывавшимся картинам. Заиграла какая-то музыка, так же, как и оттенок, постепенно усиливавшаяся.

Мрачная, монотонная, наводящая жуть. Сам голос и слова, которые он произносил, были под стать общей атмосфере и очень метко били по эмоциям. Мозгом Табас понимал, что его дурят, кормят ядовитой гадостью, специально пробуждают в нём отчаяние и страхи, но ничего не мог с собой поделать и с каким-то непонятным ему самому мазохизмом хотел смотреть и ужасаться ещё и ещё.

— Захват сопредельной территории стал для наших бывших союзников выходом из безвыходной ситуации. Как животные, цепляющиеся за жизнь, они готовы рвать глотки тем, кто живёт лучше, чем они. Вместо того, чтобы принять протянутую им руку помощи, Капитан Дома Адмет вцепился в неё, как бешеный пёс.

Табас заметил, что стиль речи постепенно менялся — от сухого и информативного к эмоциональному и агрессивному. Юноша посмотрел на Ибара, хмуро внимавшего голосу диктора, и на миг ему показалось, что напарник верит в этот фарс. Захотелось стряхнуть с себя это наваждение, во весь голос закричать, опровергая всё, что лилось липким потоком из динамиков и экранов, но чувство самосохранения подсказывало, что это будет самое глупое самоубийство в истории.

Всё это — неисчислимые колонны войск Дома Адмет, голос и музыка, прямо-таки запихивали внутрь человека нужный настрой.

Замершие люди, молча ловившие каждое слово, были сейчас едины, как никогда до этого. Полное растворение. Все, начиная от богатого бизнесмена, шедшего к машине, и заканчивая дворником в оранжевом жилете и продавщицей мороженого, были одной семьёй, сплотившейся вокруг общей напасти и забывшей на короткое время обо всех социальных и материальных барьерах. Кругом были братья и сестры. И их глаза горели ненавистью, слезились от осознания коварства врага и надеялись, что сейчас диктор их спасёт и скажет, что всё не так уж и плохо.

И он дал им это.

Ведущий замолк на полуслове. Музыка также замерла, сменившись спустя миг такой же громкой, но уже приятной уху, лёгкой, возвышенной, полной надежды. Как будто наступил рассвет после долгой тёмной ночи, полной ужасов.

— Но нам есть, чем ответить безумным ордам! Мы не допустим очередного удара в спину! Шпионы-террористы, которых к нам засылали под видом беженцев, будут выловлены все до единого, а вероломное нападение обернётся для Адмет морем крови их собственных солдат. На страже границ стоят верные сыны Дома Армстронг, готовые отдать жизни за Его Превосходительство и наших с вами родных и близких! Плечом к плечу…

Экран показывал новые колонны — теперь уже со знаками различия Дома Армстронг. По дорогам катили сотни танков, пылила пехота, сплошь состоявшая из улыбчивых здоровых парней с правильными чертами лица.

— Наши храбрые сыны готовы отразить любой удар и закончить войну на территории агрессора! Армия готова пройти победоносным маршем по территории противника, а ядерные стрелы сотрут в радиоактивный пепел любой намёк на сопротивление! Судьба вражеских полчищ заранее предрешена! — и всё в подобном ключе. Музыка заставляла трепетать, голос давал надежду. Многие не скрывали слёз, а диктор, не сбавляя темп, распалялся всё сильнее и закончил выступление уже не осмысленными предложениями, вовсе нет: он выкрикивал лозунги, каждый из которых находил в душе Табаса живой отклик. Находил вопреки мозгу, кричавшему, что это всё неправда, и безуспешно пытавшемуся взять тело под контроль.

Наёмник еле сдерживался от того, чтобы не повторять лозунги за диктором, как это делали все вокруг, был опьянён чувством единства со своим народом. Ещё немного — и он полюбил бы Его Превосходительство всей душой и со всех ног побежал бы на вербовочный пункт.

— Храбрость и Воля! — выкрикнул диктор, и музыка, ещё недавно бывшая просто фоном, плавно перешла в первые аккорды гимна Дома Армстронг.

Недавние молодчики, что смотрели на Табаса и Ибара с неприязнью, несколько раз громко проорали последнюю фразу диктора и нестройно запели, заражая своим энтузиазмом остальных:

— До-ом, в котором живет воля…

— Ура-а! — неожиданно громко прокричал над самым ухом Табаса обожжённый напарник и, когда наёмник обернулся, процедил тихо сквозь зубы:

— Пошли отсюда. И живее.

Ибар подхватил Табаса под локоть и повёл с площади прочь. Чем больше проходило времени, тем осмысленнее становилось выражение лиц людей. Они трясли головой, будто пытаясь отделаться от наваждения, и шли дальше по своим делам, словно и не стояли только что, плача и надеясь на то, что ведущий их утешит, скажет, что всё хорошо и бояться не надо.

— Ты вообще что-нибудь слышал про то, что Адмет собираются нападать на Армстронг? — вполголоса спросил Табас спустя пять минут быстрой ходьбы. Мужчинам хотелось убраться подальше с улицы, которая только что была полностью заполнена сумасшедшими.

— Нет. Но, думаю, до нас бы слухи и не дошли.

— Резонно…

— Меня больше беспокоит то, что Армстронг так громко бряцает оружием, — пробурчал Ибар, обращаясь, скорей, к себе.

— Да, меня тоже это напугало. Ядерные ракеты… Да уж, — Табас поёжился. Ему стало страшно от осознания того, что вскоре Армстронг может развязать ядерную войну. — Должно быть, дела идут плохо. Если вот так вот, на всю страну говорят, что готовы запускать ракеты…

— …То они сами боятся, — продолжил Ибар за своего напарника. — Это значит лишь то, что армия Армстронга вовсе не так огромна и страшна, как на видео. Это крик слабого.

— Глупо всё это как-то… И почему Адмет не хотят союза? Им бы помогли остановить дикарей. Думаю, регенты нашего Капитана понимают угрозу и поддержали бы Адмет войсками и прочим… — задумчиво сказал Табас.

— А вот об этом я хотел поговорить с тобой, когда мы окажемся дома, — сказал Ибар с усмешкой глядя на молодого напарника. — Терпение.

Добрались уже затемно. Идея снова лезть в переполненный общественный транспорт показалась самоубийственной, и потому обратный путь мужчины прошли пешком. Армстронг оказался на удивление маленьким. От центра до дома — всего полтора часа неспешной ходьбы. Табас вспоминал, как он ещё в детстве бродил по этим улицам, втайне от матери убежав из двора, где ему было разрешено гулять, в большой мир. Тогда всё вокруг казалось огромным и безопасным, даже с учётом постоянных сплетен о том, что в городе снова среди бела дня кого-то убили.

Сегодняшняя сцена в центре города как будто заставила Табаса прозреть. Взгляд молодого наёмника цеплялся за новые детали. Раньше он не замечал развешенных всюду маленьких красных флажков, пёстрых плакатов с могучими мужчинами в форме, крикливых лозунгов, восхвалявших Капитана, армию и Дом Армстронг в целом, а также не обращал внимания на тройки молодчиков с красными повязками. Наверное, это произошло потому, что взгляд Табаса был «замылен», и, наконец-то, вырвавшийся из ада наёмник видел не реальность, а ту самую картинку, к которой привык за то время, пока здесь жил.

Как оказалось, город сильно изменился — прежде всего, в плане атмосферы. Табас теперь не чувствовал себя здесь как дома. Появился непонятный страх, что кто-то узнает о том, что он, пусть и за деньги, служил на стороне ненавидимого теперь Дома Адмет. В каждом взгляде Табасу виделись подозрения и неприязнь.

— Знаешь, — сказал Ибар, когда они уже подходили к дому, — я, наверное, завтра ещё с тобой похожу, и если ничего не попадётся, то завербуюсь в армию.

— А разве так можно? — удивился Табас. — У нас в армию берут только с гражданством. Да и на медкомиссиях, я слышал, пристают к каждой мелочи. Без обид, — поспешно добавил он, глядя на то, как нахмурился напарник. — Так что вряд ли получится.