Газета День Литературы # 60 (2001 9) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там Солнце Солнце! Там льющееся злато! Там иерусалимская дорога… Там Вечная Любовь воскресшая!..
Тут что ли я опять засыпаю затуманиваюсь я от печного усыпляющего материнского тепла утробного огня от струй несметных ливня от горячего уже покорного уже моего тела Ея…
Но дождь дождь… ливень ливень усыпляет умиротворяет растворяет…
А на той вечной дороге нет дождя нет ливня нет сна сна сна…
Айя!.. Наталья не покидай меня…
Аааааа…
И я просыпаюсь блаженный радостный очарованный пьяный вечно что ли? что ли?
Солнце солнце утреннее радостное столпами пыльнопыльцовыми рассыпчатохрустальными льется лиется через мокрые сверкающие вымытые окна а на столе в бутыли самогонной стоят росные росистые свежесрезанные нежно-фиолетовые флоксы
Тихо тихо блаженно блаженно чисто чисто вымыто подметено все в бедном жилище моем — чувствуется что женщина живет здесь и житие мое опалено напоено ее трепетом и дыханьем и трепетной заботой… Да!..
И только на полу только на полу разбросаны золотые золотые колосья и они уже высохли и ликуют золотятся переливаются животворно атласно…
О!..
…Солнце солнце… Вечнозолотой небесный колос… Льющееся злато… Вечная любовь… Вечное Воскресенье…
Что же ты ушла Наталья странница колосяница моя и не взяла колосьев своих?
И высохло ли изумрудное шелковое платье твое?.. Иль ты ушла в мокром платье?..
Солнце солнце льющееся ликующее пылает через окна но что-то хладно мне и тогда я вновь бросаю в печь серебряные березовые поленья и отворяю дверцу печи и гляжу гляжу забывчиво улыбчиво как огонь мечется в печи
А потом я ложусь на колосья которые еще хранят запах и тепло тела ее и дремлю дремлю сплю радостный необъятно радостный что ли? что ли? Опять что ли я вижу ту иерусалимскую струящуюуся солнечную дорогу и Воскресшего в окруженьи радостных золотистых колосистых странниц средь которых Сама Ликующая Богородица!..
Наталья ты к ним ушла?
…Солнце солнце… льющееся злато злато злато… Злато бьется льется и в печи моей открытой… Опять я сплю дремлю что ли… А одному мне туда не дойти пешком! О!… А с ней бы дошел!… О!…
Айя! Ах! Как сладко! солнце солнце… утреннее солнце… Только это уже другое далекое весеннее таджикское солнце далеких дней… радостно лают дымные хриплые утренние собаки… Мы с матушкой моей Людмилой гостили у нашей кишлачной таджикской родни в ветхом бледноизумрудном кишлаке Чептура и вот ранним ранним утром в лае дальних туманных сырых серебристых собак и криках молодых хриплых петухов алмазных идем к утреннему поезду и я мальчик невнятный полусонный теленок телок у кормильного парного вымени радостно прижимаюсь к руке матушки моей блаженной солнечной струящейся и она обнимает меня и обдает дивным чародейным молочным запахом молодой матери моей матери матушки мамы мамы мамочки…
А идем мы по сырой утренней вспаханной земле кормильной распаханной распахнутой и так пахнет землей-праматерью и даже коралловыми сверкающими сырыми вьющимися земляными червями которых вынимают выдергивают вытягивают из земли дымчатыми изумрудными клювами прожорливые прыгающие смоляные грачи и мы бежим бежим радостные по проваливающейся доброй земле-тесту родному всхлипывающему как живое
И лают дальные и близкие хриплые отуманенные собаки и поют младые ликующие заревые петушки и горлицы…
И солнце солнце раннее таджикское ликующее вешнее разливчатое солнце обливает сушит всю землю первобытным нутряным животным теплом и обливает обдает теплом солнечную веселую трепещущую от великой любви вечную руку утренней бессмертной матери моей…
О Господь всей вселенной и всех звезд и всех человеков! Не может быть чтобы это утро и лай этих туманных сырых родных серебряных собак и крики изумрудных петушков голосистых и необъятная всещедрая вселенская нетленая рука ласкающая матери матушки мамы моей не повторились не продолжились более в небесах а навек исчезли истратились истлели иссякли на земле! не может быть чтоб умерла бесследно такая любовь! а не воскресла вечно в небесных вечных садах!..
Не может быть Господь мой!..
И вот уже та вечная иерусалимская дорога и эта тленная талая чептуринская дорога кажутся мне теперь одной дорогой одной дорогой одной дорогой…
Сливаются сбираются две дороги в одну…
Но!
Одному мне туда не дойти пешком! Слишком далек мой дом… О!..
…И вот я опять радостно необъятно лежу сплю чудю ловлю лелею уповаю на колосьях у печи горячей и угольки рдяные алые рассыпчатые живучие счастливые трескаются и вылетают из открытой печи и падают в колосья сухие золотые и колосья медленно занимаются чадят а потом радостно говорливо находчиво весело горят и огонь ржаной бежит по колосьям и деревянный высохший за ночь пол радостно дымится а потом горит и огонь находчиво весело бежит к дощатым стенам радостного солнечного дома моего
Господь! не может быть чтоб там там там на той дороге не встретил я возлюбленных моих… И потому тороплюсь я… прости мя!… Господь Отец мой…
Слишком далек мой дом… И вот радостно горит он!.. О!…
А!..
Солнце!.. Солнце!.. Льющееся злато!.. Вечная воскресшая Любовь!..
Кто не торопится к ним?..
К 60-летию Николая ГУБЕНКО
От души поздравляем выдающегося русского актера и режиссера, патриота и государственника, нашего друга и соратника со знаменательной жизненной вехой и желаем новых удач и побед на его славном и верном пути!
Редакция, авторы, читатели “Дня литературы”
Михаил Попов ДУША И ПТИЦЫ
Хочется наилучшим образом рекомендовать этого автора и эту книгу возможным читателям. Для этого необходимо что-то о нем и о ней сказать.
О нем: Олег Крышталь украинский нейрофизиолог с мировым именем, член целого ряда академий, в том числе и РАН, гарвардский профессор. Не специалисту трудно понять, в чем, собственно, научная уникальность О.Крышталя. Вот что понял я: он один из тех немногих, кто, кажется, понимает, что происходит в нервной клетке, когда у человека болит душа.
Труднее говорить о книге. Самый простой способ — это попытаться определить ее, так сказать, от противного. "К пению птиц" это абсолютно не сюжетная, в примитивном смысле слова, проза, не беллетристика. В меньшей степени это — не дневник, не эссе, не записки. Ближе всего по жанру она к тому, что французы, роящиеся вокруг Деррида, называют "открытое письмо". Не путать с нашим отечественным газетным жанром. Впрочем, если непредубежденно вдуматься, "К пению птиц" можно назвать открытым письмом, адресованным всем и никому.
Эта книга из тех, что сами образуют свой жанр. Жанр, который на этой книге может и закончиться, ибо "К пению птиц" не предполагает последователей.
Легко видеть, что выше речь шла о сугубо внешних характеристиках книги и получилась не слишком внятной. Поэтому содержания не стану касаться вовсе. Каждый, кто книгу прочтет, сам поймет все, что ему следует или захочется понять.
Не помню точно, кто из звезд русской философской мысли начала прошлого века сказал про Шестова — "беспросветно умный человек". Что-то в этом роде хочется произнести в адрес автора необычной книги "К пению птиц".
Однако есть сведения, что Олег Крышталь написал и роман под названием «Гомункулус». Любопытно было бы взглянуть. Выступая в этом жанре, автор неизбежно берет на себя какой-то минимум обязательств, без выполнения которых он не может требовать, чтобы его сочинение рассматривалось как роман. Определений этого жанра, как известно, множество. По мнению Валери, романист, это тот, кто "умеет изображать отличное от себя", Бахтин повторяет почти дословно: "становиться тем, чем сам не являешься, — главное требование романной поэтики". Какое отношение эти умные цитаты имеют к Олегу Крышталю? В романе должно быть как минимум два персонажа. Хотя бы герой и рассказчик. Они не могут быть одинаково умны. Кто-то должен быть глупее. Вот я бы очень хотел посмотреть, как у Олега Крышталя получится «глупее».
Михаил ПОПОВ
Уно Лахт ИЗ ОTЕЛЯ В ЛОМБАРД
Недавно в Эстонии дружески общался с известным прозаиком Уно Лахтом, вспоминали веселые семидесятые, ругали нынешнее время. Уно Лахт высоко оценил уровень газеты "День литературы", поразился, что сегодня можно выпускать такие литературные издания, жестко прошелся по эстонским политикам, на корню распродающим всю Эстонию и предложил нам для публикации свою новую автобиографическую новеллу. Он считает, что без русской культуры невозможно возрождение эстонской культуры. А пока у них писатели есть, а литературы нет.