Золотой капкан - Владимир Рыбин

- Этот человек может прийти сюда. Нам надо уходить.

- Нада мало-мало лежать, потом уходить. Туда...

Он махнул рукой на север, и вдруг, оглянувшись на Красюка, шагнул к нему, выхватил у него из рук ветки пихты.

- Плохой дерев для костра, плохой. Товарища болен, тепла нада.

- Чем пихта плоха? - с вызовом заорал Красюк.

- Она, как шаман, вредная, гори не моги, ругайся, стреляй угли. Тепла нет, пали кухлянка.

- А, делай сам!..

Красюк сплюнул и отошел обозленный. Хотелось обругать въедливого нанайца, но ругать было не за что. Это он понимал. Все-то у него не так получалось, ничего-то не знал в тайге...

* * *

Круглая малоподвижная физиономия премьера занимала экран телевизора необычно долго. Премьер индифферентно жевал солому слов, и, как всегда, невозможно было понять, что он хочет сказать. Телевизионщики на этот раз явно перестарались. Или нарочно подставляли оратора, не умеющего связать пару слов. Казалось, что вот сейчас мелькнет на экране смазливая мордочка ведущей и с ухмылкой брякнет: "Кто ясно мыслит, тот ясно излагает", и одной этой фразой прихлопнет премьера, в общем-то мужика дельного, при котором только и смогли развернуться хваткие люди. Но такая ведущая вынырнуть никак не могла, поскольку нет на телевидении таких "недемократических" ведущих. И поэтому у Плонского, смотревшего на экран, росло недоумение: что они там, в студии, совсем не соображают? Или настолько уверовали, что задолбанный телезритель все равно ничего не поймет?..

Он хотел выключить телевизор, чтобы не видеть этого истязания, но тут премьер произнес свою коронную заключительную фразу: "Хватит болтать, работать надо, работать!.." И исчез с экрана.

И тут же, словно дожидаясь именно этого момента, замурлыкал дверной звонок. Плонский выключил телевизор, оглядел стол, приготовленный для встречи гостя, и остался доволен: никакой роскоши и в то же время все, чем можно ублажить мужика, собравшегося отключиться от служебной нуды. Не хватало только девочек. Но разговор предстоял деловой, лишние уши были ни к чему.

На пороге, как он и предполагал, стоял майор внутренней службы Супрунюк, начальник местной ИТК - исправительно-трудовой колонии, что находилась в лесу, в семи километрах от райцентра.

- Геннадий Михалыч! - воскликнул Плонский, широко распахивая дверь. А я уж заждался.

Супрунюк не понял условности упрека, отогнув рукав, показал часы.

- Ровно семнадцать. Как договорились.

- Я говорю: заждался, глядя, как водка стынет.

- Водка лучше холодная.

Плонский мысленно выругался: тупоголовость гостя насторожила. Разговор предстоял непростой, не все можно сказать прямо, поймет ли майор иносказания?

Знакомы они были давно, но никогда не сидели так вот, вдвоем. А сейчас Плонский сам пригласил Супрунюка для приватного разговора. Хотя было это не совсем по чину. Плонский исполнял обязанности прокурора, поскольку сам прокурор вот уже полгода пропадал в Москве, то ли лечился, то ли учился чему-то у высших властей. Ему, Плонскому, впору так вот, за бутылкой, сидеть с генералом, начальником УЛИТУ - Управления лесозаготовительных исправительно-трудовых учреждений, а то и с кем повыше. Но это не уйдет. Пока же хотелось поговорить с тем, кто пониже, зато поближе, просто пощупать пульс хитрого организма, именуемого мудрено - пенитенциарным.

- Что ж, раз водка стынет, давайте ее согреем, - засмеялся Супрунюк, удивив хозяина: гость-то оказывается не без юмора.

"И без церемонности", - с удовлетворением мысленно отметил Плонский. Стало быть, можно разговаривать без дипломатических вывертов.

- А ваши-то домашние где? - поистине бесцеремонно спросил Супрунюк, оглядывая квартиру.

- В отъезде.

Плонский ответил холодно, давая понять, что обсуждать эту тему не намерен. Его жена с дочкой-старшеклассницей бывали здесь лишь наездами, жили в краевом центре в большой пятикомнатной квартире, куда собирался переселиться и он. Но пока что здесь была его работа, и не просто работа, а бизнес, раскручиваемый большими деньгами неизвестного происхождения, для которых он был всего лишь посредником, но на которых собирался сделать свое будущее.

- Не скучаете в одиночестве? Помощница не требуется?

- Не требуется.

- А то я мог бы поспособствовать...

- Прошу, - прервал его Плонский, показывая на стол.

Они сели, подняли рюмки.

- За встречу, - поспешил сказать Супрунюк.

- Мы сегодня уже виделись. Давайте за взаимопонимание. Выпьем по одной и поговорим.

- Между первой и второй не разговаривают.

- Не закусывают.

- Верно. Не разговаривают между второй и третьей. Потом уж...

- Потом забудем, о чем и говорить.

- Не забу-удем.

Выпили, помолчали.

- Да вы закусывайте. Чем бог послал.

- Хор-роший у вас бог, богатый! - воскликнул Супрунюк, обводя глазами стол, на котором были не только дары местной тайги, но и севрюжка в плоских заморских упаковках, и колбаска всякая, и яички с красной икоркой, и что-то в закрытых судках, которые принесли расторопные посыльные из ресторана.

Восклицание намекало на разных богов, и Плонский разозлился.

- Бог у всех один. Один Бог, один начальник, один хозяин...

- Эт точно! - согласился Супрунюк и, уже не чокаясь, не произнося тостов, опрокинул в себя очередную рюмку.

"Не нализался бы раньше времени", - подумал Плонский. И решил сразу перейти к делу.

- Как у вас с финансированием? - спросил он.

По изменившемуся выражению лица собеседника понял: попал в точку.

- Зарплату третий месяц не платят, - пожаловался Супрунюк. И с надеждой посмотрел на Плонского: неисповедимы чиновничьи связи, авось, поможет.

- Не одной зарплатой жив человек.

- А то чем? У меня родня в деревне, так те на подножном корму. А у нас - государева служба.

- Подножный корм и вам не заказан.

- Когда?! Огород времени требует.

- У вас сотни людей дурака валяют.

- Каких людей? - не понял Супрунюк.

- Заключенных.

- Так они все работают.

- Видел я, как они работают.

- Подневольный труд малопроизводителен. Азы марксизма. Но мы бюджетники. Знаете, сколько в Америке тратится на каждого заключенного? Тысяча долларов в месяц. На одного...

Супрунюк матерно выругался и потянулся к налитой рюмке. Выпил один, не предлагая тоста, и уставился на большую полупустую бутылку "Смирновской" погрустневшим взглядом.

- Мне бы такую зарплату.

- Разве это деньги для толкового хозяйственника?

- А что деньги?

- На порядок выше.

- Десять тысяч?! - Супрунюк закатил глаза, мысленно подсчитывая, сколько это будет в рублях. - С такими деньгами спиться можно.

- Спиваются и без денег.

- Это верно. У меня начальник отряда был. Я его все в пример ставил. А как жена сбежала от безденежья, так и спился. Пришлось увольнять.

Было уже совсем темно. Плонский встал, включил свет. Брезгливо посмотрел на всклокоченный лысеющий затылок майора, склонившегося над столом. Не понимал он таких хозяев: власть есть, руки развязаны - делай что хочешь. А они все чего-то ждут. Впрочем, какие это предприниматели? Им нужен хозяин. И этим хозяином станет он, Плонский. Не как администратор-исполнитель, а как подлинный хозяин, собственник этой тайги с ее лесами, рудниками, поселками. И колониями. Колонии-то прежде всего надо прибрать к рукам. Сейчас это просто. Рынок. Начальники готовы заключить договор хоть с чертом, лишь бы деньгу урвать. Надо связать их коммерческими договорами на поставки леса, руды, всяких безделок, которые они там производят. И ковать капитал на дешевой рабсиле зэков...

- Много ли надо заключенному! - сказал он, имея в виду зарплату.

Супрунюк понял по-своему. Всем телом повернулся на стуле, удивленно воззрился на Плонского.

- Да им только давай! У работяг аппетит от работы, а у отказников - от безделья, тоски и злости...

- Но не голодают же.

- А черт их знает! На помойках скольких заставал. Кость найдут, в барак тащат. В зону хоть не заходи, лезут: "Дай, начальник, закурить"... А поглядели бы, как живут! В бараках черно. Спят без постельного белья, ходят в рванье. А где я им возьму? Офицеры, и те бедствуют, разбегаются. На каждого начальника отряда полагается полста душ, а у нас вдвое больше. Скоро заключенные сами себя охранять будут. Раньше-то чем держались?..

- Кто?

- Люди, кто же еще? Порядок был: выслужил пенсию - получай квартиру в городе. Теперь даже не обещают...

- А побеги бывают? - спросил Плонский.

- Давно не было. А вот недавно с поселения, куда вы ездили, сразу пятеро ушли.

- Как пятеро?! - Плонский спохватился, что таким восклицанием выдает себя, и торопливо спросил: - Коллективка, что ли?

- Не похоже. Сначала двое. Один совсем непонятно почему, - ему освобождаться документы пришли. А на другой день - еще трое.

- Может, заблудились? У вас на том поселении вольно гуляли.

- Раньше-то не было побегов.

- Искали?

- Как искать? Вертолетом надо бы, да больно дорог нынче вертолет.