Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш

Тибор умолк. Есть вещи, о которых он не мог сказать даже Хавашу. Сейчас Лаци занят подготовкой вооруженного восстания, и снова под руководством Тибора. Многие листки тонкой папиросной бумаги, которые получает Тибор от связных, исписаны почерком его брата.

— Банди! — горячо воскликнул Тибор. — Наступает необыкновенная весна… Нынешней весной почки на деревьях раскроются вместе с нашей победой. Это наша буйная сила весенними соками бродит в природе. Я чувствую их своим сердцем. «Громоподобная весна, сопутствуй нашей битве!» Помните эти стихи Эндре Ади, посвященные кружку Галилея?

— Да, да, — радостно кивнул головой Хаваш. — Ты прав, Тибор.

Но взглянув на друга, он увидел, что тот уже склонился над письменным столом. Снова за работу. И чтоб не мешать ему, Хаваш тихо поднялся с дивана и незаметно вышел из комнаты.

А Тибор еще долго сидел за столом, и листки бумаги покрывались ровными четкими строчками — новые идеи, новые дерзкие замыслы.

Пока все складывалось на редкость благоприятно. Снова удалось занять помещения партийного центра и типографии. Изменилось к лучшему и положение коммунистов, томящихся в заключении, стало намного легче поддерживать с ними связь.

На днях Тибор разговорился с Анталом Габором. Антал — коммунист. До службы в армии работал слесарем-механиком на заводе «Ганц». Антал шепнул Тибору, что сразу обо всем догадался, потому что еще в январе видел Тибора в казарме Надор, где тот выступал на митингах. «Среди солдат охраны немало надежных товарищей», — сказал Габор. Тибор посоветовал ему отобрать пять человек из охраны и организовать из них кружок. Теперь Тибор тайно руководил им. Встречаясь с солдатами, «сочувствующий» Краузе рассказывал им о том, что довелось ему, военнопленному офицеру, увидеть в России. Солдаты — народ толковый, все кадровые рабочие. Свободное время они по обыкновению проводили в кафе, где беседовали с рабочими заводов, расположенных вдоль Фехерварского шоссе. Иногда вместе с ними шли на заводы и вели там агитационную работу. Наведывались и в свою прежнюю казарму. Так, через Габора и кружковцев Тибору удалось наладить контакт с заводами и казармами.

…Быстро скользит по бумаге неутомимый, остро отточенный карандаш.

— В городе только и разговоров, что о товарище Самуэли, — улыбаясь, сказал однажды вернувшийся из города Габор.

Тибор смутился. Солдат явно преувеличивал.

О нем могли говорить лишь те, кто энергично готовился к революционным действиям. По указанию Самуэли Габор разослал товарищей в воинские части и рабочие отряды, обучавшиеся военному делу.

— Настроение боевое! — доложили они, возвратившись, — Ждут сигнала товарища Самуэли. По первому его слову готовы поднять Красное знамя.

Сначала Тибор не мог понять, откуда солдаты знают, что именно он руководит подготовкой восстания. Но потом догадался — из руководителей партии он один на свободе. Не секрет и то, что в Советской России он занимался организацией боевых отрядов.

— Многие уверены, — добавил многозначительно Габор, — что деятельность партии направляет сейчас один Самуэли. Да я и сам считаю, что газету «Вёрёш уйшаг» по-прежнему выпускает товарищ Самуэли.

Габор поправил на голове шапку и огляделся. Ему казалось невероятным, что в такой маленькой комнатке может разместиться целая редакция.

А по существу, это и было так — сюда, на белый письменный стол, собирался весь материал. Здесь Тибор отбирал предназначенные для печати статьи и писал сам, здесь редактировал рукописи, отсюда отсылал их в типографию.

Газета «Вёрёш уйшаг» жила. Она выходила в свет, и правительство не решалось ее запретить.

Работа в редакции идет оперативно. И в типографии все движется без задержек, потому что здесь, за этим небольшим белым столом, Тибор предусматривает каждую техническую мелочь, которая может повлиять на выход номера.

— Не верится, что нашу газету редактирует кто-то другой, а не товарищ Самуэли, — продолжал Габор. — Знаменитую «Социалиш форрадалом», что выходит там, разве не вы вели? Мне случалось читать несколько номеров…

Газета «Социалиш форрадалом», издававшаяся в Советской России, пользовалась большим авторитетом. Для солдат, вернувшихся из русского плена, она была революционным катехизисом. Каждый венгр считал ее энциклопедией, где можно было найти исчерпывающий ответ на любой злободневный вопрос.

Задача «Вёрёш уйшаг» была значительно проще и конкретнее — разоблачать реакцию, предательскую роль правительства, готовить массы к восстанию.

— Я был одним из ее редакторов, — скромно ответил Тибор. — Только и всего. Ровно год назад мы с товарищем Куном приступили к созданию «Социалиш форрадалом»…

«И разве думали мы, — проносится у него в голове, — что газета завоюет такую популярность?»

— Чуть ли не целый год добивались мы с типографом Палом Гистлом, членом комитета военнопленных, изготовления в Москве венгерского шрифта, — сказал Тибор.

Много пришлось тогда потрудиться, чтобы выпускать для венгров, находившихся в России, удовлетворяющую современным требованиям, интересную газету. Как и все газеты в России, «Социалиш форрадалом» приходилось печатать на толстой желтой бумаге. Но и такой бумаги не хватало. Тираж газеты был всего лишь восемнадцать тысяч экземпляров. Военнопленные берегли каждый экземпляр, заботливо передавали его из рук в руки. Вот почему газету можно встретить в любом венгерском лагере — от побережья Ледовитого океана до Кавказа, от Ладожского озера до Тихого океана…

На страницах «Социалиш форрадалом» Тибор писал: «Революция, да придет царство твое… В Венгрии зреет нива. Этим летом начнем мы жатву. Война посеяла, нужда удобрила, революция соберет урожай. Начнется жатва, и падут не только колосья…» В солдатский лексикон вошли броские заголовки его статей: «Тревога!», «Короли всех стран, объединяйтесь!». «Готовится внутренний фронт» — эта фраза стала особенно популярной в последние дни.

3 апреля исполнится ровно год — всего-навсего год! — с того дня, как они — Янчик, Кун, Вантуш и Гистл, — сияющие и радостные, держали в руках первый влажный номер, только что отпечатанный на ротационной машине. Если бы к этой годовщине в Венгрии победила пролетарская диктатура, то они смогли бы сказать: никогда еще жатва не следовала так быстро за посевом…

Ведь так и будет!

А пока что выпуск газеты «Вёрёш уйшаг» — это геройский подвиг, ибо она выходит вопреки воле правительства. Редакцию не раз громили, опечатывали, рассыпали набор, закрывали типографию. Ныне редакция ушла в подполье, вокруг типографии снуют шпики и провокаторы. Но ее поддерживают растущие день ото дня революционные силы.

И, засмеявшись, Самуэли сказал Габору:

— Мне приписывают вдвое больше того, что я делаю…

В какой-то мере он был прав… Но газету «Вёрёш уйшаг» редактирует действительно он, и потому-то с таким нетерпением ждет, когда наконец уйдет Габор — пора за работу. Надо успеть подготовить очередной номер, иначе, в случае замены редактора, газета не выйдет в срок. А необходимость в такой замене может возникнуть в любой момент…

И столица, и вся страна жили ожиданием. Назревала пролетарская революция!

В пересыльной тюрьме это напряженное ожидание выразилось в том, например, что тюремные надзиратели выполняли любое требование уполномоченного политзаключенных Енё Ласло. Все — и правительственные чиновники, и тюремные надзиратели — растеряны, и каждый старался предстать перед коммунистами в лучшем свете. Заключенные получили право свободного передвижения в здании тюрьмы. Удалось установить регулярную связь арестованных членов ЦК с товарищами, действующими на свободе.

Теперь партия имела три согласованно действующих и дополняющих друг друга центра.

Подготовка к восстанию завершена. Боевые дружины готовы выступить по первому сигналу. У них есть все необходимое — оружие, боеприпасы, транспорт. Тибор может поехать к Ленину, теперь он имеет право сказать: «Венгрия стоит на пороге победы диктатуры пролетариата!»

Из Надьварада было получено известие, что один из летчиков согласен доставить Тибора в Москву, однако нужно время, чтобы подготовить машину к столь дальнему перелету. Тибор терпеливо ждал. Прошла неделя, а новых известий не поступало. Решением обоих ЦК постановили послать в Надьварад Лизу Арвале и проверить, как идет подготовка к полету.

В тог час, когда Тибор отправлял в типографию отредактированные материалы для очередного номера газеты «Вёрёш уншаг», худенькая студентка, связная, села в надьварадский поезд.

Через несколько дней — 71-я годовщина революции 1848 года. Тибору хотелось подняться в воздух и вылететь к Ленину на рассвете этого знаменательного дня. Пусть сообщение о его тайном полете на аэроплане — а об этом, несомненно, заговорит вся пресса — будет воспринято как сигнал к новому революционному подъему. Лиза пообещала ему, что организует вылет на этот день во что бы то ни стало.