Магазин работает до наступления тьмы (СИ) - Бобылёва Дарья

— Ладно… Давай к обочине, я быстро.

Женечкины глаза распахнулись, а руки лихо и даже как-то радостно крутанули руль.

***

Несколькими часами ранее Славик сидел на кухне и слушал рассказ Виктора Павловича Ножкина — не то путешественника во времени и убийцы, не то обыкновенного шизофреника. Он примерно помнил то место, где на записи появлялся оглушительный скрежет, но все равно подпрыгнул, когда услышал его. Очевидно, это было какое-то искажение, ведь в реальности посторонних звуков не возникало. Скрежет испортил самый интересный момент рассказа, когда часы-«луковица» неведомым образом переносили Ножкина в прошлое, на крыльцо дома его любимой Аниты. Славик перемотал вперед, чтобы послушать про убийство инженера — из этого фрагмента тоже получилась бы отличная вставка, — и чуть не выронил телефон, наткнувшись на совершенно неожиданный повтор скрежета. Странный артефакт встречался на записи всего трижды — примерно раз каждые полчаса. Но все равно из оставшегося можно было нарезать фрагменты, свидетельствующие о том, что в магазине привечают городских сумасшедших. А вот с видео дела обстояли куда хуже…

Славик сразу понял, что пронести в магазин нормальную камеру не удастся. Поэтому он пробовал снимать потихоньку на телефон, но получалось мало и неинформативно: то Женечка расставляет книги в шкафу, то бегут непонятно чьи ноги — наверное, запись сама случайно включилась, — то панорама торгового зала, через который, как пойманный фотоловушкой редкий зверь, молча проходит Матильда. И это были лучшие кадры, снятые в самом начале, когда его отправили разбирать коробки на склад. Потом Матильда всегда была рядом, и он боялся доставать при ней телефон. А скрытая камера-«пуговка», которую он принес во второй раз, выпала из прорези на пол, когда в Славика швырнули тикающим рюкзаком, и убегающий Ножкин раздавил ее ботинком. Славик только и успел, что торопливо подобрать и спрятать в карман обломки, пока никто не заметил. Подобрать, спрятать и подумать, что либо он проклят, либо Вселенная настоятельно рекомендует ему бросить всю эту затею.

А как бросить, если он столько всего накопал, если ему самому уже было интересно, куда же приведет это странное расследование? Почти сразу стало ясно, что он имеет дело вовсе не с обычной лавочкой в многоквартирном доме, ненавидимой жильцами за ночные погрузки-разгрузки и подозрительных посетителей. Форумы маниакальных барахольщиков, чаты эзотериков и паблики поклонников необъяснимого — вот где иногда, вскользь и как бы неохотно упоминали безымянный магазин в дебрях столичного центра, торгующий «всяким». Здесь же попадались и те самые объявления о приеме «вещей не в себе», которые упоминал в своем рассказе Ножкин. По изобилию и многообразию орфографических ошибок в них угадывалась рука Матильды. Объявления то разворачивались во всей многословной красе, то давились точками, как будто количество знаков было ограничено, и выглядели одинаково нелепо:

«Проклятое наследство, подклады, опасные вещи. Обнаружение и вывоз недорого»

«Изб. от опас. предм.»

«Скупка предметов с особыми свойствами у населения без торга»

Славик снисходительно посмеивался вместе с другими участниками, пока не наткнулся под одним из объявлений на длинный отзыв от пользовательницы kleine_Hexe[2]. «Вот вы ржете, — писала она, — а они меня от дедовых лыж спасли».

По словам пользовательницы, лыжи долго были проклятием ее семейства. Они перегораживали балкон, внезапно выпадали посреди ночи из стенного шкафа, пользоваться ими было невозможно — дерево давно рассохлось и растрескалось. Вдобавок kleine_Hexe с детства страдала от повторяющегося кошмара: ей снилось, что она, еле передвигая ноги, бредет на этих лыжах по заснеженному полю. Впереди, выстроившись в цепочку, молча идут другие лыжники. Смеркается, ветер сечет лицо снежной крошкой. Идти очень тяжело, ноют замерзшие пальцы, и кажется, что нет и не будет никогда на свете ничего, кроме холода и боли. Вдруг впереди раздается крик, он катится волной, становясь все громче, голоса передают его, как эстафету — обрывается один и тут же вступает другой. Она видит, как фигуры лыжников по очереди с головой проваливаются в снег, резко и стремительно, словно кто-то снизу дергает их за ноги. Крик — и человек исчезает, только вьются потревоженные снежинки над местом, где он только что был. И в тот момент, когда поле проглатывает лыжника, идущего перед ней, и что-то безмолвно и быстро устремляется к ней под слоем снега — она, задыхаясь от ужаса, просыпается.

В детстве kleine_Hexe думала, что это ее личный кошмар. А повзрослев, узнала, что и родителям, и брату, и порой даже гостям, остававшимся у них в доме на ночь, — всем снились белое поле и обреченные лыжники. «Отчего же мы не выкидывали эти лыжи? — вопрошала пользовательница. — О, на моем веку от них пытались избавиться много раз!»

После каждого выноса лыж к семейству во сны являлся дед, их законный владелец. Почти такой же, как при жизни, только зализанные набок волосы теперь прикрывали не лысину, а голую кость, и глазницы затянула бархатистая паутина. Бесстыжие, говорил дед, привыкли ко всему готовенькому, с жиру беситесь. Забыли, как голодали люди, мякину ели, как дед сквозь пургу на этих самых лыжах в соседнее село бегал, чтобы для вас же, неблагодарных, муки добыть. Ноги все стер, вот, смотрите, до самой кости. Дед на вас жизнь положил, а вы вещь его сберечь не можете. И много ли места те лыжи занимают — к стенке прислони да забудь. Нельзя выкидывать, пока целое, пригодится ведь, хватитесь, заплачете, когда прижмет. Всех прижимает, и голод еще будет, и война, вы не думайте, что в рай на дедовом горбу въехали. Что ж вам так неймется последнюю память о старике выбросить, совести у вас нет… И спозаранку, еще толком не проснувшись, измученные домочадцы бежали на свалку за лыжами — и всегда обнаруживали их в целости и сохранности. Дед уходил, и во снах семейства вновь раскидывалось заснеженное поле.

Вскоре после смерти отца, который завещал ни в коем случае не выбрасывать лыжи, kleine_Hexe увидела в интернете вот это самое объявление и обратилась в безымянный магазин за помощью. Явилась «некая девица» — чувствовалось, что в это определение культурная пользовательница вложила все свое недовольство, — нагрубила и натоптала грязными сапогами, но лыжи забрала. Денег не предложила, хотя и сама не потребовала, ворчала, что лыжи слишком длинные, что к ним «кто-то прицеплен», что бы это ни значило, и вообще вела себя возмутительно. Но с тех пор ни исчезающие лыжники, ни мертвый дед пользовательницу не беспокоили, она наконец стала нормально высыпаться и даже познакомилась с перспективным мужчиной. Одна беда — он увлекается зимним спортом, а у нее все, что связано с лыжами — хоть палки, хоть шапочки — до сих пор вызывает оторопь.

Вот тогда-то Славик и понял, что надо продолжать. Все оказалось гораздо увлекательнее, чем он думал. В магазине окопались шарлатаны, сумасшедшие, сектанты, а может, там и впрямь творилось что-то необычайное — чем черт не шутит. В любом случае возможности открывались грандиозные, и бросать расследование было нельзя. Для Славика это был, возможно, последний шанс хоть чего-то добиться… На этом месте в его мысленных рассуждениях обычно возникала и картинно недоумевала мама: «И этим ты собрался зарабатывать?» Может, и собрался, у других же получается, хоть ни талантов у них никаких особенных нет, ни умений, одна нахрапистость. А ему не хватает даже элементарной уверенности в себе — спасибо, мама. Если судьба дает шанс, надо за него хвататься. Пока не упорхнула в небо и эта синица, пока он окончательно не превратился в великовозрастного неудачника, брошенного единственной оценившей его девушкой…

Пообщавшись с Хозяином, Матильдой и Женечкой, Славик заметался было, маясь, словно животом, не вовремя проснувшейся совестью. Но кое-как успокоил себя, повторяя два слова: «деньги» и «Леся». Или наоборот. Об остальном подумаю потом, решил он, с проблемами надо справляться по мере поступления. Там видно будет.