Проклятие могилы викинга - Фарли Моуэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анджелина приглушенно вскрикнула, но тут же прикусила язык; мальчики затаили дыхание. Каяк взметнулся на шестифутовую волну, помедлил мгновение на гребне, точно птица, готовая взлететь, и скрылся за белой водяной завесой. Еще несколько мгновений - и они вновь его увидели: он летел стрелой, и Оухото так яростно работал веслом, что вокруг головы его образовался смутный ореол света, отраженного от широкой лопасти. Еще несколько мгновений... Каяк вырвался из нижнего водоворота, замер, вызывающе закачался в тихой заводи, и Оухото помахал ребятам, приглашая следовать за ним.
Джейми не верил своим глазам.
- Вот уж не думал, что такая жалкая скорлупка - и останется цела! сказал он.
- Хо! Жалкая скорлупка? - возмущенно воскликнул Питъюк. - Да она как рыба. Эскимоса каяк всюду пройдет. Пускай индейский каноэ с ним потягался, сейчас будем глядеть.
Не слишком охотно все четверо уселись на свои места. Джейми занял пост рулевого на корме одного каноэ, Эуэсин - другого. Оухото поддразнивал их, знаками предлагая поторапливаться, а они все равно приближались к порогу с превеликой осторожностью, табанили изо всех сил, но вот течение подхватило их, и пришлось им отдаться во власть реки.
Едва первый миг неуверенности миновал, ребятами овладел неистовый восторг: ведь они плывут через бурлящие пороги. Они ловко направляли лодки, увертываясь от самых больших волн. И вот целые и невредимые, хотя и промокшие под фонтанами брызг, они вылетели на спокойную воду.
Оухото встретил их громким добродушным хохотом, круто повернул свою лодчонку и понесся вперед, в свободные ото льда воды простиравшегося перед ними нового озера.
- Эскимосы зовут его Тюлений озеро, - ответил Питъюк на вопрос Джейми. - Говорят, тюлень доплывает сюда из океан. Может, правда говорят, может, нет.
- Здорово, если правда! - воскликнул Джейми. - Если тюлень поднимается по Большой реке, значит, мы наверняка сумеем спуститься.
- Переплыл один порог - сразу хвастать, - предостерег его Питъюк. Греби крепче, болтай меньше, а то Оухото не догоним.
Ветер дул теперь путникам в спину, и лодки быстро пересекли шестимильное Тюленье озеро. Задолго до сумерек они причалили к глубоко вдающемуся в озеро песчаному мысу; он был оторочен ивняком, и это сулило топливо для костра.
Узкий этот перешеек протянулся с юга на север миль на пять и отделял Тюленье озеро от другого, побольше, лежащего восточное. Низкий, ровный, он был отличной естественной дорогой для оленей, идущих к северу или к югу вдоль растянувшихся на сто миль берегов Нюэлтинтуа. Это было первое место, где оленьи стада могли пересечь преграждавшее им путь огромное озеро. Эскимосы называли этот перешеек оленьей дорогой, и путникам было видно, что совсем недавно по нему прошли многие тысячи оленей.
Разбивая лагерь, они ощутили острый запах хлева. А когда отошли чуть подальше от берега на плоскую мшистую равнину, оказалось, что несчетные стада карибу обратили ее в густое бурое месиво.
Ребята стояли, и смотрели, и скоро увидели, как с отдаленного холма в северном конце перешейка на них пошла медленная и темная, точно патока, волна. Скоро стало ясно, что это - тысячное стадо самцов: по пятьдесят шестьдесят в ряд, они двигались так неотвратимо, что Джейми струхнул.
- Скорей уйдем с дороги! - закричал он Эуэсину и Анджелине, что стояли чуть поодаль.
- Зачем боялся, Джейми? - крикнул Питъюк. - Олень не ест тебя. Стой смирно, увидишь, что будет.
Джейми отчаянно хотелось отойти к берегу, но разве мог он отступить: ведь Питъюк не двигался с места. Однако Эуэсин тревожился за сестру и решил не рисковать зря. Олени длинными прыжками пожирали пространство, стадо быстро приближалось, и Эуэсин отвел сестру к самому краю перешейка.
Но вот от головы стада до трех маленьких фигурок, оказавшихся у него на дороге, осталось всего ярдов двести, и первые самцы учуяли запах человека. Некоторые вздернули головы, громко зафыркали, остановились было. Но сзади напирали сотни оленей, и передовым пришлось двинуться дальше.
Оленья волна неумолимо наступала на Джейми. Он круто обернулся, расширенными глазами посмотрел, что делают Питъюк и Оухото. И поразился: Оухото сидел и набивал табаком свою короткую каменную трубочку, а Питъюк небрежно оперся на ружье и посвистывал.
Джейми хотелось бежать что есть духу, но он не дал себе воли, только вскинул ружье. И вот стадо нахлынуло на него.
Казалось, его неминуемо затопчут, но в последний миг поток оленей разомкнулся - они обтекали человека с двух сторон, держась футах в десяти.
Урчало у оленей в животах, похрустывали суставы, остро и резко пахло зверем. Страх Джейми постепенно рассеялся, на смену пришло странное, небывалое волнение, какой-то благоговейный, никогда прежде не испытанный трепет. Живой бурливый поток, стремящийся мимо, несуетливый, бесстрашный, взволновал мальчика до глубины души. Его переполняло чувство близости, чуть ли не любви к этому великолепному невозмутимо спокойному зверю. Стадо наконец прошло, а Джейми стоял словно зачарованный и долго, долго глядел ему вслед.
Подошел Питъюк, лицо у него было торжественно спокойное.
- Теперь чувствуешь, Джейми, да? Дух оленя. Теперь ты знаешь, что эскимос чувствует к тукту. Тукту дает эскимосу жизнь. Тукту, он нам брат.
19. МОШКАРА - ПРОКЛЯТИЕ ТУНДРЫ
За большим стадом проследовало несколько стад поменьше, и в одном из них Оухото пристрелил на редкость упитанного оленя. Анджелина пошла готовить ужин, а мальчики и Оухото остались разделывать тушу.
В этот вечер все пятеро долго не ложились, сидели у костра и разговаривали. Назавтра предстояло выйти к Большой реке, дальше ребята пойдут одни, без Оухото.
Они плохо представляли себе, что ожидает их впереди. Знали только, что рано или поздно река приведет их к Гудзонову заливу, что на пути будет несколько озер, что река чуть не сплошь в порогах - течение очень быстрое - и что у побережья они, быть может, встретят морское племя - тамошних эскимосов. И конечно, не хотелось расставаться с Оухото. Джейми так и подмывало спросить Оухото, не пойдет ли он с ними до самого побережья, да гордость удержала. К тому же он понимал, что Оухото не сможет подняться потом вверх по Большой реке. По ней только один путь - вниз по течению.
Наутро вставать никому не хотелось. Завтракали хмуро, молча. Наконец Оухото бросил вызов царящему у костра унынию. Он вскочил, весело крикнул, взъерошил волосы Анджелины, добродушно толкнул Питъюка носом в песок и, закинув за спину свой дорожный мешок, побежал к каяку. Путники приободрились, быстро сложили палатку, нагрузили лодки. И под голубыми небесами, подгоняемые попутным ветерком, поплыли к истокам Большой реки.
Они только еще вошли в залив, из которого брала начало река, всего несколько миль отделяло их от последней стоянки, и вдруг Анджелина подняла весло.
- Слушайте, - сказала она. - Что это?
Мальчики напрягли слух: откуда-то доносился низкий, приглушенный рокот, точно вдалеке грохотал летний гром.
- Пороги или водопад, - осторожно сказал Эуэсин.
- Большой пороги! - прибавил Питъюк. - Еще много миль до конец залива. Очень большой пороги, а то не услыхать против ветер.
Оухото, который далеко их всех опередил, нетерпеливо махнул ребятам, и они налегли на весла. Но все оробели, притихли. Чем ближе к концу залива, тем громче становился рокот.
Они причалили к мысу в устье реки, вытащили лодки на берег и вслед за Оухото поднялись на невысокий холм - всем хотелось увидеть, что ждет их впереди.
Картина, представшая их глазам, могла поколебать уверенность самых отважных гребцов. Они стояли словно на приподнятом краю гигантской чаши. К востоку она накренялась до едва видного в смутной дали горизонта, и по этому бескрайнему склону катила свои воды самая могучая река тундры.
У нее не было ясно очерченных берегов, как у обыкновенной реки. Она переливалась через край чаши и с ревом неслась по каменистому склону могучий, пенный водоворот, растянувшийся на многие мили.
Грозен был вид реки, но земля, по которой она неслась, и вовсе наводила ужас. Мертвую эту землю всю сплошь усыпали расколотые морозом камни, так что она казалась гигантской кучей шлака. Никому не дано было пройти по ней, даже оленю-карибу. Путь на восток был один - по ревущей реке.
Оухото долго, мрачно смотрел на Большую реку. Когда он обернулся к мальчикам, его обычно веселое лицо прорезали морщины, выдавая тревогу. Он тихо заговорил с Питъюком.
- Оухото говорит, он видел Большой река только зимний время, покрытый льдом, - перевел Питъюк. - Говорит, он не знал, она такой плохой река. Говорит, может, лучше идти назад, становище иннуитов, и плавать на юг тем дорога, каким мы пришли, или ждать зима, тогда ехать на юг на собаках.
Питъюк и Эуэсин посмотрели на Джейми.
- Нет, это не годится, - медленно сказал Джейми. - Помните Илайтутну? А как вели себя эскимосы, когда мы уезжали? Если мы вернемся, этот старый черт скажет: иначе и быть не могло, ведь он нас проклял, - и тогда все перейдут на его сторону. И, наверно, не дадут нам увезти сокровище викинга. И все равно, если мы поедем на юг тем же путем, нас, пожалуй, поймает полиция, мы даже и до Те-Паса не дойдем. А уж в Те-Пасе нас обязательно схватят. Либо мы плывем по Большой реке, либо признаем, что ничего у нас не вышло, и теряем сокровище викинга. Вот только одно: нельзя брать с собой Анджелину - слишком большой риск. На этой реке с нами что угодно может случиться. Пускай возвращается с Оухото, а зимой приедет с ним на юг, на Танаутское озеро.