Мерзость - Дэн Симмонс

— Получили, — подтверждает Оделл. — Когда мы с Шеббером завершали нашу довольно приятную геологическую экспедицию и направлялись на север, к главному проходу на восток, то встретили трех шерпов, которые сопровождали нас на гору Эверест, опытных высокогорных носильщиков. Возможно, по экспедиции двадцать второго года вы помните одного из них, который лучше всех говорил по-английски… Иемба Чиринг, но все почему-то звали его «Ками».

— Я очень хорошо помню Ками, — говорит Дикон. — Он таскал тяжелые грузы в пятый лагерь… без кислородной маски.

— Совершенно верно, — кивает Оделл. — И он был таким же надежным во время экспедиции этого года, окончившейся так печально. Но мы с Шеббером очень удивились, когда снова повернули на северо-восток и встретили Ками и двух его не говорящих по-английски двоюродных братьев, Дасно и Нему. Они так спешили, что буквально хлестали своих маленьких тибетских лошадок… вам известно, что шерпы редко так обращаются с животными. Они вернулись на ледник Ронгбук, а теперь бежали, словно спасаясь от смерти.

— Какого числа это было? — спрашивает Дикон.

— Двадцать второго июня.

Полковник Нортон прочищает горло.

— Ками и его кузены пошли назад вместе с нами, но попросили разрешения отделиться от основной группы. Я позволил, полагая, что они самостоятельно пойдут домой. Очевидно, они собирались вернуться в базовый лагерь… а может, и в верхние лагеря.

— С какой целью? — спрашивает Жан-Клод. — Могу ли я предположить… уборку мусора?

Нортон хмурится.

— Вполне возможно. Хотя мы не оставили после себя ничего ценного, если не считать таковым запасы ячменя и консервов в разных лагерях.

— Впоследствии Ками убеждал меня, что они случайно оставили там какой-то религиозный талисман, — говорит Оделл. — Он подумал, что забыл талисман в базовом лагере или прикрепленным к одной из каменных стен сангха во втором лагере. Говорил, что не может без него вернуться к семье и в деревню. Я ему поверил.

— И что, по его словам, они видели? — спрашивает Дикон.

Я тайком бросаю взгляд на часы. Остается не больше трех минут, прежде чем эти уважаемые альпинисты должны будут отправиться на официальный прием, устраиваемый Королевским географическим обществом в этом же здании. Оглянувшись, я вижу, что фонари на пересечении Экзибишн-роуд и Кенсингтон-роуд уже горят. Октябрьский вечер уже опустился на город.

— Ками рассказал, что вместе с двоюродными братьями вернулся в наш старый базовый лагерь двадцатого июня, — говорит Оделл. — Они обыскали лагерь, но талисмана там не было. Однако они нашли там то, что повергло их в недоумение… семь хромых монгольских лошадей, пасущихся ниже памятной пирамиды из камней, ниже озерца из талой воды, где растет немного той жесткой травы.

— И никто не приглядывал за лошадьми? — спрашивает Дикон.

— Ни души, — подтверждает Оделл. — А чуть дальше в долине, до начала лабиринта из ледяных шпилей, они наткнулись на палатку Уимпера, принадлежавшую лорду Персивалю — ту самую, в которой он спал каждую ночь, когда мы видели его во время перехода, Ками ее сразу узнал — и двух мертвых тибетских пони. Лошади были убиты выстрелом в голову.

— Застрелены! — вырывается у Жан-Клода.

Оделл кивает.

— Ками рассказал нам, что он и его младшие братья встревожились. Нема не хотел ни идти дальше, ни оставаться рядом с мертвыми лошадьми, и поэтому Дасно повел его назад, к базовому лагерю, а Ками продолжил подъем по леднику ко второму лагерю. Он говорит, что должен был найти талисман. И еще он удивлялся и немного беспокоился за Бромли, который был добр к нему, когда приходил к нам в лагерь во время перехода.

— А он больше не видел Бромли? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Оделл. — Ками нашел свой талисман — между камнями сангха, которую они построили во втором лагере, именно там, где и предполагал.

— Что такое сангха? — интересуется Жан-Клод.

Ему отвечает Дикон:

— Каменные стены, которые мы вместе с носильщиками строим в первом лагере и выше. Они окружают наши палатки и не дают вещам улететь, если поднимается ветер. Носильщики часто спят внутри сангха, на подстилке, под брезентовой крышей, держащейся на шесте. — Дикон поворачивается к Оделлу. — Что видел Ками?

Оделл трет щеку.

— Ками признался нам, что нужно было повернуть назад и догонять кузенов, как только он нашел талисман, но любопытство взяло верх, и он стал подниматься к третьему лагерю.

— Наверное, это было опасно — принесенный муссоном снег скрыл трещины, — говорит Жан-Клод.

— Странное дело, — замечает полковник Нортон. — Мы думали, муссон развернется во всю силу в первую неделю июня… и действительно, несколько дней перед последней попыткой Мэллори и Ирвина было несколько сильных снегопадов. Но шестнадцатого июня, когда мы двинулись в обратный путь, муссон еще не пришел на Ронгбук — а по словам вернувшегося Ками, и двадцатого июня тоже. Немного снега, очень сильный ветер, но это не настоящий муссон. Он разыгрался только после нашего возвращения в Дарджилинг. Очень странно.

— Ками сказал, что когда он был во втором лагере, задолго до того, как преодолел последние четыре мили по леднику через поле высоких кальгаспор, он слышал нечто вроде грома, и этот звук доносился с верхней части горы, над Северным седлом, — говорит Оделл.

— Грома? — переспрашивает Дикон.

— Ками показалось это очень странным, — продолжает Оделл, — потому что день был ясным — яркое голубое небо, хорошо различимая снежная шапка на вершине Эвереста. Но, по его словам, звук был похож на гром.

— Лавина? — предполагает Же-Ка.

— А может, эхо от пистолетного или ружейного выстрела? — прибавил Дикон.

Нортон, похоже, удивился этому предположению, но Оделл кивает.

— Ками провел ночь на леднике, а в утреннем свете увидел новые палатки на месте нашего третьего лагеря и другие палатки на уступе Северного седла, где мы разбивали четвертый лагерь. Он также сказал, что видел три фигуры высоко на склоне горы, над тем местом, где Северо-Восточный гребень соединяется с Северным гребнем. По его словам, далеко на западе, между первой ступенью и второй ступенью… где находится валун. Этот валун формой похож на гриб. Три крошечные фигурки остановились у того камня, а потом вдруг осталась только одна фигурка. Через несколько часов он наблюдал, как люди спускались по отвесной ледяной стене Северного седла, используя веревочную лестницу, которую сплел Сэнди Ирвин. По его мнению, их было четверо или пятеро.

— Даже шерпа с его острым зрением не способен без полевого бинокля различить фигурки людей на таком расстоянии, — задумчиво произносит Дикон.

— Да, конечно, — с улыбкой говорит полковник Нортон. — Ками признался, что «позаимствовал» добрый цейссовский бинокль в одной из пустых немецких палаток третьего лагеря.

— Вы оставили веревочную лестницу Ирвина? — спрашивает Дикон Нортона. — Она все еще там, на ледяных утесах Северного седла?

— Мы собирались снять ее, поскольку она была опасной, потертой и изношенной, — отвечает полковник. — Но в конце концов выяснилось, что это слишком хлопотно, а некоторые считали, что она продержится до нашей следующей экспедиции, и мы оставили ее на месте. И, честно говоря, отчасти в память о Сэнди.

Дикон кивает.

— Я понимаю, вам уже пора, но что такого вам рассказал Ками, что заставило вас сообщить о смерти лорда Персиваля, свидетелем которой был некто Бруно Зигль из Германии?

Оделл прочищает горло.

— Ками испугался грома, но остался поблизости от третьего лагеря в этот второй день, чтобы посмотреть, что за люди спускаются с ледника — надеялся, что это Бромли, — но когда он уже отчаялся ждать и решил уйти, кто-то приказал ему остановиться — по-английски, но с сильным акцентом. У кричавшего человека в руке был пистолет. Ками считает, что это был «люгер». Ками остановился.

— Пистолет на горе Эверест, — шепчет Жан-Клод. Я слышу отвращение в его голосе. И полностью разделяю его чувства.

— По крайней мере, вот ответ на вопрос, кто застрелил пони Бромли и Майера, — предполагаю я.

Дикон качает головой.

— Животные могли охрометь. Возможно, Бромли и Майер их сами застрелили, рассчитывая спуститься к Тингри или Шекар-дзонгу с яками.

— Как бы то ни было, бедняга Ками подумал, что его пристрелят за проникновение в палатку и кражу цейссовского бинокля, — продолжает Оделл. — По его словам, он надеялся лишь на то, что двоюродным братьям хватит смелости отыскать его тело и похоронить здесь же, в расселине, соблюдая установленный обряд. Но немец с «люгером» спросил по-английски — Ками довольно долго жил в Калькутте и мог узнать немецкий акцент, — кто он такой. Ками ответил, что он шерпа из экспедиции Нортона и Мэллори и что он вместе с другими вернулся забрать забытые вещи и его ждут. «Сколько вас?» — спросил немец. Девять, — солгал Ками. — Включая двух сахибов, которые ждут в монастыре Ронгбук.