Оборотень - Олег Приходько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Александр Григорьевич, — поднял он усталые глаза на Акинфиева. — Что вы молчите?
— У меня живот болит, — сказал старик. — Мне завтра к доктору надо. К гастроэнтерологу. Язва, наверно.
Все одновременно повернули головы в его сторону и смущенно потупились. Да, правду говорят: старость не радость. Он и заговариваться начал…
— Это вы к чему?
— К тому, чтобы не молчать. А вы что хотели услышать?
— Основания, черт возьми! — взорвался Шелехов.
И Акинфиев в своей неторопливой манере, с чувством, с толком, с расстановкой, поведал обо всех своих изысканиях, не забыв упомянуть о версии насчет сатанистов.
Когда старик закончил, все посмотрели на Шелехова. Начупр побарабанил пальцами по столу, достал из ящика инкрустированный портсигар, размял папиросу, отбросил ее.
— Значит, так, следователь Акинфиев, — заговорил он так, будто каждое слово давалось ему с великим трудом. — Мне сложно анализировать проделанную вами во вне-уроч-ное вре-мя работу, но со своей стороны я вам обещаю сделать все, чтобы, не закончив этого дела, вы на пенсию не ушли. Мне «висяки», — а в том, что это «висяк», причем дохлый, я не сомневаюсь, — не нужны!
19
И в приемном покое больницы, где содержали Рачинского, и в реанимационном отделении дежурили охранники. Главврач Зальц и медперсонал обязаны были сообщать обо всех, кто, возможно, станет спрашивать, как состояние раненого и когда его отправят в тюремную больницу. Впрочем, последнего пока не знал никто, поскольку Рачинский находился в коме.
Рыбакову уже было известно, что в «Коммерсбанке», помимо «Москвича», приобретенного для службы безопасности, числился черный «БМВ». Возможно, это была та самая машина, которую видели в день убийства Большакова. Конечно, самого банка уже не существовало, а на черных «БМВ» ездят все бандиты, хотя, по правде говоря, машина эта не самая скоростная и не самая комфортабельная. Но Рачинский и другие люди из окружения Крапивина наводили опера на мысль о группировке, которая унаследовала засветившуюся тачку.
Рыбаков и хирург Плужников стояли в углу больничного коридора. Возле палаты, где лежал раненый, прохаживался рослый охранник в коротковатом белом халате. Из седьмой палаты вышла группа врачей во главе с Зальцем.
— А в восьмой у вас что? — начальственным тоном спросила высокая полная женщина лет тридцати пяти.
— Постоперационный под охраной, — отрапортовал главврач. — Разборка на Пресне.
— И как, выкарабкается? — поинтересовалась дама с подчеркнутым безразличием, но именно эта подчеркнутость насторожила Рыбакова.
— Куда он денется, — нехотя бросил Зальц и, заметив старлея, заговорил на непонятном медицинском языке.
Главврач распахнул стеклянную дверь, пропустил своих коллег вперед и, кивнув Рыбакову, скрылся в кабинете.
— Здрас… — запоздало поклонился опер и глянул на Плужникова: — Что за делегация, Георгий Анатольевич?
— Проверка, — процедил хирург и со злостью швырнул окурок в урну. — Сануправление Минздрава во главе с замначальницей. Делать им нечего! Проверяют, проверяют… А коснется снабжения — они в стороне. Все в «кремлевку» отдают да в «комки», а то и вовсе налево гонят. Вот где вам работы — непочатый край. Хотя… их и в «застольные» времена прихватить не могли.
— Что ж, при случае замолвлю словечко, — улыбнулся Рыбаков, устремившись за мрачным эскулапом вниз по лестнице. — Заместительница, видать, крутая баба?
— Круглова-то? О-о-о!.. Сейчас ей Генрих Матвеич фужер
«Наполеона» непременно пожертвует. Да и из пищеблока без сумки не уйдет. Нас еще Бог миловал, они с Зальцем учились в одно время.
В вестибюле сыщик и врач распрощались.
— Спасибо, Георгий Анатольевич, — сказал Рыбаков и протянул доктору руку. — Значит, я жду звонка?
— Обязательно. Как только придет в себя и начнет соображать.
У выхода опер задержался.
— Как, вы сказали, эту Круглову зовут? — вдруг спросил он.
— Татьяна Валентиновна. А что, знакомы с ней?
— Да нет, понравилась. Крупная фигура. Люблю крупных. Плужников рассмеялся, шутливо погрозил пальцем.
— Впрочем, она, кажется, разведена, — крикнул вдогонку.
Рыбаков вышел в пасмурный морозный день, дошел до стоянки, сел в давно не мытые «Жигули».
Свидание с Рачинским снова откладывалось на неопределенное время, хотя полагаться на то, что он даст исчерпывающие сведения о Кныхе, не приходилось. Допрос раненого бандита был запасным вариантом.
«Круглова, Круглова… — ухватился за знакомую фамилию стралей. — „А в восьмой у вас что?“… Не „кто“, а „что“… „Постоперационный под охраной, разборка на Пресне“, — отвечал Зальц. Исчерпывающе! „И как, выкарабкается?“ — спросила Круглова. Какое ей дело до состояния бандита?..»
Через полтора часа в бюро оперативной информации на свой запрос Рыбаков получил данные о бывшем майоре КГБ Круглове Всеволоде Валентиновиче. Сотрудник Девятого управления проживал на улице Янгеля, 17, уволен по сокращению в девяносто первом году. Паспорт выдан ОВД Гагаринского РИК в 1977 году.
Запрос в Управление кадров Минздрава расставил все по местам.
«Ну, Акинфиев, я таки заткнул тебя за пояс, старая лиса! — торжествующе улыбнулся Рыбаков. — Думаешь, ты один носом чуешь!»
На мониторе высвечивалась учетная карточка Кругловой Татьяны Валентиновны, владелицы паспорта 721435, выданного 20 марта 1976 года… Гагаринским РИК! Дальнейшие манипуляции производились оператором по закрытой компьютерной сети МВД, и для того, чтобы установить родство проживающей на Верхне-Первомайской, тридцать один, Кругловой и ее Всеволода, не понадобилось и пятнадцати минут.
Все это можно было сделать проще и быстрее, но ехать к Калитину Рыбаков не захотел и, как оказалось, правильно сделал: теперь старлей знал больше полковника и мог вдоволь потешить свое самолюбие. Ведь если данные о Круглове в многотомном деле Кныха, несомненно, были, то сестрица бывшего гэбиста там определенно не значилась.
Выписав в блокнот все, что могло, на его взгляд, пригодиться в розыске, Рыбаков покинул инфоцентр. Не изменяя своему правилу идти по горячему следу, он наведался в получастную (и скорее всего полулегальную) школу телохранителей «Сакура» в двух шагах от дома, где проживал Круглов. Затем старлей отыскал пару знакомых отставного гэбэшника и к семи часам вечера уже знал, что в настоящее время Всеволод Валентинович был (или, во всяком случае, числился)… охранником в ресторане «Сарагоса»!
«По-русски это называется „вышибала“, — подумал Рыбаков с неприязнью. — Неплохо для тридцатисемилетнего майора из „девятки“!»
20
Маша Авдышева уже третий день работала — соседка тетя Женя помогла определиться диспетчером на «Коломенской». По всей видимости, работникам этой станции метро сообщили, какое горе постигло молодую женщину, и к новой сотруднице отнеслись с участием, бестактных разговоров не заводили.
«Неужели все образуется? — думала Маша, возвращаясь домой от остановки троллейбуса, до которой проводила навещавшую ее мать. — И я его забуду… и прощу?..»
Хорошо было идти по скрипучему свежевыпавшему снежку и украдкой поглядывать в незашторенные окна первых этажей. С матерью тоже посидели славно, поговорили о том о сем, как старые подруги, распили бутылочку шипучки, мать принесла рулет с кремом, какой Маша любила с детства.
«Неужели успокоится душа, и в сердце придет благодать? — мысленно спрашивала себя вдова. — А там, может, и появится кто вместо него… Господи, если Ты есть, сделай так!..»
Она поднялась в лифте на двенадцатый этаж, сунула ноги в мягкие теплые тапочки — подарок Кирилла Николаевича ко дню рождения — и взялась за грязную посуду, накопившуюся со вчерашнего дня. Привыкать к новому жизненному ритму оказалось совсем непросто. Покончив с посудой, Маша стала напускать воду в ванну, но тут раздался резкий звонок в дверь.
«Не открою, — решила женщина. — Я никого не звала».
Тем не менее настырный визитер позвонил еще раз, и еще, словно знал наверняка, что хозяйка дома. Пришлось ему открыть.
На пороге стоял молодой человек в кожаном пальто. В руке он держал букетик в серебристой бумаге, перевязанный кокетливым бантиком.
— Вам кого? — спросила Маша.
— Авдышев Виктор здесь проживает? — приятным баритоном поинтересовался незнакомец.
«Господи, — подумала вдова, — кто это может быть? Ведь все же знают, и друзья, и родственники. Даже дальние…»
После секундного замешательства она все же сняла цепочку.
Ладный, широкоплечий, среднего роста парень приветливо смотрел на хозяйку красивыми карими глазами.
— Это вам, — с улыбкой протянул он букет и тут же отдернул руку. — Через порог нельзя — примета плохая.
Маша невольно отступила, приглашая гостя войти.
— Хозяин дома? — спросил мужчина, шагнув в прихожую, и вручил наконец цветы.
