Многочисленные Катерины - Джон Грин

– Ладно, – сказал Колин, глядя не на ДК, а на Гасса.

И ДК сказал:

– Договорились. Слушайте, присмотрите тут за магазином, а я пойду. У меня встреча с пацанами у фабрики. Мы идем играть в боулинг.

Линдси отложила журнал:

– Мне тоже нравится боулинг.

– У нас мальчишник, детка.

Она притворно надула губки, затем улыбнулась и встала, чтобы поцеловать ДК на прощание. Он перегнулся через прилавок, чмокнул ее и вышел.

Закрыв магазин раньше обычного, они пошли домой, хотя Холлис не одобряла, когда ее тревожили до полшестого. Она лежала на диване в гостиной и говорила кому-то:

– Нам нужна твоя помощь. Посмотри цену… – Увидев ребят, она сказала: – Я перезвоню, – и повесила трубку.

– Вы что, забыли: до половины шестого я работаю, и мне нельзя мешать.

– Почему ты продаешь землю этому Маркусу, Холлис?

– Это не твое дело, и не уходи, пожалуйста, от темы разговора. До полшестого в дом ни ногой. Помните, что я плачу вам за работу. И, Линдси Ли Уэллс, я прекрасно знаю, что сегодня тебя в доме мистера Джаффи не было. Не думай, что от меня что-то можно скрыть.

– У меня сегодня свидание, так что на ужин не ждите, – вмешался Гассан.

– А я сегодня ужинаю с Колином, – сказала Линдси. – С этим Колином, – пояснила она, ткнув Колина указательным пальцем в бицепс.

Холлис широко улыбнулась; Колин удивленно и сконфуженно посмотрел на Линдси.

– Если вас вечером не будет, я смогу поработать! – сказала Холлис.

Оставшееся до свидания время Колин посвятил работе над теоремой.

За тридцать минут он решил проблему K. XIX. Проблема эта, как оказалось, заключалась не в математическом просчете, а в напрасных надеждах: Колин пытался исправить теорему, чтобы график K. XIX выглядел так:

Короче говоря, он решил, что теорема способна предвидеть будущее, и надеялся, что К. XIX к нему вернется. Но потом он пришел к выводу, что теорема уж точно не могла принимать в расчет свое собственное влияние.

Поэтому, воспользовавшись формулой, придуманной в машине вместе с Линдси[64], он построил верный график своих отношений с Катериной вплоть до сегодняшнего дня:

К пяти часам он был, как никогда, близок к успеху. Восемнадцать Катерин покорились теореме. Но ему еще оставалось сделать нечто очень важное – правильно отразить на бумаге роман с Катериной III. Нобелевскому комитету нельзя предъявить формулу, которая верна только для восемнадцати из девятнадцати Катерин[65]. В следующие два часа он вспоминал Катерину III (урожденную Катерину Мутсенсбергер) с той точностью и ясностью мысли, которая и делала его особенным. Но ему все же не удалось исправить то, что он теперь называл Аномалией III. График формулы, дававшей верный результат в случае восемнадцати других Катерин, был таким:

Этот график говорил о том, что Катерина III не бросала Колина, а, наоборот, он бросил ее, что было просто смешно. Колин помнил все о Катерине III, и, конечно, обо всех остальных Катеринах – он помнил все обо всем, – но, должно быть, что-то все же ускользнуло от него.

Работая над теоремой, Колин так сосредоточивался на своих записях, что мир за пределами его блокнота переставал для него существовать. Поэтому он вздрогнул от удивления, услышав, как Линдси за спиной сказала:

– Пора ужинать, чувак.

Он повернулся и увидел, что она заглядывает в открытую дверь. Линдси была одета в синий хлопковый топ, синие обтягивающие джинсы, кеды Converse All Stars, и на ней – как будто бы она знала, что ему нравится, – не было косметики. Выглядела она, надо признать, симпатично, даже когда не улыбалась. Колин посмотрел на свои джинсы и желтую футболку «Умные дети».

– Ты ради меня не наряжайся, – сказала Линдси с улыбкой. – Нам уже пора.

Они спустились вниз как раз вовремя, чтобы увидеть через прозрачную перегородку, как Гассан садится в машину Катрины. Гассан протянул девушке розовую увядшую розу, которую сорвал в саду. Она улыбнулась, и они поцеловались. Колин видел это собственными глазами: Гассан поцеловал девочку, которая вполне могла оказаться королевой бала выпускников.

– Катрина была королевой бала выпускников?

– Нет, королевой была я, – тут же ответила Линдси.

– Правда?

Линдси наморщила губы:

– Ну, на самом деле нет, но почему ты так удивился? Катрина была фрейлиной. – Она остановилась, повернулась к кухне и крикнула: – Эй, Холлис! Мы ушли. Вернемся поздно. Нас ждет страстный секс и все такое!

– Веселого вечера! – ответила Холлис. – Задержитесь за полночь – позвоните!

Они доехали до заправки/«Taco Hell» и сделали заказ, не выходя из машины. Заглянув в окно, они увидели, что Гассан и Катрина едят за столиком.

– Он ей, похоже, нравится, – сказала Линдси. – То есть… не в обиду ему сказано. Мне он тоже нравится. Просто странно. Обычно ей нравятся… м-м-м… тупоголовые красавцы.

– Значит, у нее такой же вкус, как у тебя?

– Придержи язык, за ужин плачу я.

Они забрали тако с курицей и уехали, и Колин наконец решил спросить, что происходит:

– А чего это мы вдруг ужинаем вместе?

– Ну, есть три причины. Во-первых, я думала о нашей теореме, и у меня есть вопрос. Как она работает, если ты гей?

– Чего, чего?

– Ну, если график идет вверх, значит, мальчик бросает девочку, а если вниз – значит, девочка бросает мальчика, так? А если они оба – мальчики?

– Это не важно. Просто у каждого свое расположение на графике. Вместо m и d можно написать m1 и m2. Это же алгебра.

– Ну, теперь ты понимаешь, почему по алгебре у меня тройка с минусом. Ладно, слава богу. А то я подумала, что теорема только для гетеросексуалов – а что ж это тогда за теорема? Причина номер два в том, что я хочу нравиться Холлис, а ей нравишься ты, поэтому если мне ты тоже понравишься, то ей понравлюсь я. – Колин озадаченно смотрел на нее. – Тройка с минусом по алгебре, пятерка с плюсом по крутологии. Популярность – сложная штука. Нужно много времени уделять мыслям о том, чтобы понравиться; нужно, чтобы тебе нравилось нравиться. И не нравиться – тоже.

Колин внимательно слушал ее, покусывая большой палец. Рассказ Линдси о популярности даже заставил его ощутить легкий mysterium tremendum.

– Так вот, – продолжила она, – я должна понять, почему Холлис продает землю. Этот Маркус застроил землю к югу от Брэдфорда жуткими одинаковыми блевотными домами. Холлис никогда не стала бы поддерживать такую идею.

– Ясно, – сказал Колин, чувствуя себя пешкой.

– И третья причина, – сказала Линдси, – в том, что мне надо научить тебя стрелять, чтобы ты не опозорился.

– Стрелять из ружья?

– Из двустволки. Я ее тебе в багажник положила.

Колин нервно оглянулся назад.

– Оно не кусается, – сказала Линдси.

– А где ты достала ружье?

– Где я достала ружье? Умник, да в Гатшоте раздобыть ружье проще, чем подцепить хламидию у шлюхи.

Двадцать минут спустя они сидели на зеленом поле; за полем начинался густой лес, который, как сказала Линдси, принадлежит Холлис, но скоро будет принадлежать Маркусу. Поле поросло дикими цветами и молодыми деревцами, но все же было огорожено бревенчатым забором.

– А зачем этот забор?

– У нас раньше был конь по кличке Хоббит. Он умер.

– Твой конь?

– Ну да, мой. И Холлис тоже. Папа подарил его Холлис на свадьбу, а когда мне исполнилось шесть месяцев, Холлис подарила его мне. Славный был коняшка, наш Хоббит. Я в три года научилась на нем кататься.

– Значит, твои родители развелись?

– Официально – нет. Но, знаешь, как говорят о Гатшоте? Численность населения здесь никогда не увеличивается и не падает, потому что каждый раз, когда женщина беременеет, мужчина уезжает из города. – Колин засмеялся. – Он ушел от нас, когда мне был год. Звонит пару раз в год, но Холлис не дает мне с ним разговаривать. Я его не знаю, и мне плевать. А твои родители?

– Мои родители все еще женаты. Каждый вечер в одно и то же время я должен им звонить – кстати, через тридцать минут пора. Они, наверное, жутко заботливые, но обычные. Мы скучные.

– Ничего ты не скучный. Не наговаривай, а то еще поверят. Так вот, ружье.

Линдси пробежала по полю и перемахнула через забор. Колин шел за ней размеренным шагом. Он считал, что не стоит бегать без надобности.

– Открывай багажник, – крикнула Линдси.

Колин открыл багажник и увидел длинную двустволку с запятнанным деревянным прикладом. Линдси взяла ружье, протянула его Колину и сказала:

– Целься в небо.

Она взяла квадратную картонную коробочку, и они снова вышли в поле, перемахнув через забор.

С видом эксперта Линдси раскрыла ружье и зарядила его двумя патронами из коробочки.