Музей-заповедник А. С. Пушкина - Владимир Семенович Бозырев

Обладая незаурядным природным умом, широтой души, прилежностью в работе, няня сразу понравилась Пушкиным, которые уже в 1799 году предложили ей вольную. Но няня отказалась от нее, связав все последующие годы своей жизни вплоть до самой смерти с семьей Пушкиных. Она нянчила всех их детей, в том числе и любимого своего питомца Александра Сергеевича.

Арина Родионовна являлась олицетворением лучших черт русской женщины-крестьянки. Она была талантливой поэтессой-сказительницей, и ее волшебные сказки поразили воображение Пушкина еще в детском возрасте:

Но детских лет люблю воспоминанье.

Ах! умолчу ль о мамушке моей,

О прелести таинственных ночей,

Когда в чепце, в старинном одеянье,

Она, духов молитвой уклоня,

С усердием перекрестит меня

И шепотом рассказывать мне станет

О мертвецах, о подвигах Бовы...

От ужаса не шелохнусь, бывало,

Едва дыша, прижмусь под одеяло,

Не чувствуя ни ног, ни головы.

(«Сон»)

Пушкин называл Арину Родионовну «оригиналом няни Татьяны». Действительно, она явилась прообразом няни Татьяны Лариной в «Евгении Онегине». Татьяна ребенком чуждалась детских проказ, и нянины рассказы с миром таинственных образов больше привлекали ее внимание:

...страшные рассказы

Зимою в темноте ночей

Пленяли больше сердце ей.

Ее сестра Ольга также внимала подвигам Бовы, как когда-то юный Пушкин:

Фадеевна рукою хилой

Ее качала колыбель,

Она же ей стлала постель,

Она ж за Ольгою ходила,

Бову рассказывала ей...

(«Евгений Онегин», из ранних редакций)

Няня Лариных живо напоминает Арину Родионовну тем, что и она, как няня Пушкина, «хранила в памяти немало старинных былей, небылиц про злых духов и про девиц...».

П. В. Анненков, еще заставший в живых многих людей из окружения Пушкина, помнивших его няню, писал: «Родионовна принадлежала к типическим и благороднейшим лицам русского мира. Соединение добродушия и ворчливости, нежного расположения к молодости с притворною строгостью оставили в сердце Пушкина неизгладимое воспоминание. Он любил ее родственною, неизменною любовью, и в годы возмужалости и славы беседовал с нею по целым часам. Это объясняется еще и другими достоинствами Арины Родионовны: весь сказочный русский мир был ей известен как нельзя короче, и передавала она его чрезвычайно оригинально. Поговорки, пословицы, присказки не сходили у нее с языка. Большую часть народных былин и песен, которых Пушкин так много знал, слышал он от Арины Родионовны. Можно сказать с уверенностью, что он обязан своей няне первым знакомством с источниками народной поэзии и впечатлениями ее... В числе писем к Пушкину, почти от всех знаменитостей русского общества, находятся и записки от старой няни, которые он берег наравне с первыми».

Сестра Пушкина Ольга Сергеевна свидетельствовала, что Арина Родионовна была «настоящею представительницею русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками. Александр Сергеевич, любивший ее с детства, оценил ее вполне в то время, как жил в ссылке, в Михайловском».

Дружба поэта с няней стала в Михайловском еще более тесной, потому что здесь он, по его выражению «сирота бездомный», встретил со стороны Арины Родионовны материнскую заботу, душевную поддержку и искреннее участие в его судьбе.

Бывало,

Ее простые речи и советы

И полные любови укоризны

Усталое мне сердце ободряли

Отрадой тихой... —

вспоминал потом поэт об этих днях ссылки в стихотворении «Вновь я посетил» (черновая редакция).

Судя по письмам Пушкина, особенно в начале ссылки, видно, что Арина Родионовна действительно была одним из самых близких ему лиц. В ноябре 1824 года он писал брату Льву: «Знаешь мои занятия? до обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»

Чуть позже, в декабре 1824 года, он снова упоминает о няне и письме к своему одесскому знакомому Д. М. Шварцу: «Уединение мое совершенно — праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством, и то вижу его довольно редко — целый день верхом — вечером слушаю сказки моей няни... вы, кажется, раз ее видели, она единственная моя подруга — и с нею только мне не скучно».

Арина Родионовна, чуткий и добрый человек, умела разогнать тоску опального поэта своими дивными сказками. Послушать нянины сказки, поваляться на лежанке поэт часто приходил в ее светелку. Об этом он с душевной теплотой пишет в стихотворении «Зимний вечер»:

Наша ветхая лачужка

И печальна и темна.

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена,

Или дремлешь под жужжаньем

Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила;

Спой мое песню, как девица

За водой по утру шла.

«...Он все с ней, коли дома, — вспоминал кучер Пушкина П. Парфенов. — Чуть встанет утром, уж и бежит ее глядеть: „здорова ли, мама?“ — он ее все мама называл... И уже чуть старуха занеможет там, что ли, он уж все за ней...»

И когда Пушкин однажды узнал, что причиной, от которой няня вдруг «начала худеть», являются домогательства и притеснения экономки Розы Григорьевны Горской, он, никогда не вмешивавшийся в хозяйство, принял решительные меры. «У меня, — писал он брату, — произошла перемена в министерстве: Розу Григорьевну я принужден был выгнать за непристойное поведение и слова, которых не должен я был вынести. А то бы она уморила няню, которая начала от нее худеть».

Даже в ту пору, когда поэт особенно часто посещал Тригорское, он проводил в обществе няни много времени. А когда тригорские друзья на короткое время отлучались из дома, то няня оставалась чуть ли не единственным близким человеком, с кем он проводил свободное время.

В июне 1825 года Пушкин пишет Н. Н. Раевскому-сыну: «...у меня буквально нет другого общества, кроме старушки-няни и моей трагедии; последняя подвигается, и я доволен этим».

Часто поэт, взволнованный и довольный творческими