Разведчики - Василий Яковлев

Свою мать Вероника почти не помнила. Она умерла, когда девочке было четыре года, но в доме были ее фотографии, да и отец, и Глебов часто вспоминали о Машеньке, — так они ее называли.

От матери и унаследовала Вероника гордую стать свою, удивительно спокойную плавность движений. А характер у нее был отцовский, стойкий. «Что бы в жизни ни случилось — правда победит» — изречение, которое любил повторять отец, стало для нее жизненным девизом. Она не отступала от него, не изменила ему ни разу… И даже когда ее арестовали…

Еще и еще раз Румянцев перечитывал, изучал материалы дела Рубцовой. Вероника Викторовна Рубцова обвинялась в измене Родине, в связи с английской разведкой, на которую она якобы работала в течение многих лет. Основанием послужил донос соседа Рубцовой некоего Бекбулаева. Предварительное следствие… Начальник областного управления НКВД Мамедов имел все основания винить себя в близорукости. В течение долгих лет под носом у него действовала крупная шпионка, а он и не подозревал об этом.

Теперь во время предварительного следствия все раскрывалось с катастрофической быстротой, словно снежный ком катился под гору. И Мамедова даже не насторожила эта неестественная быстрота. Он был напуган, страшно напуган. И думал об одном: как бы выпутаться из всей этой истории с наименьшими для себя жертвами. Судьба Рубцовой была ему в сущности совершенно безразлична. Тем более, что факты, доказывающие справедливость возведенного на нее обвинения, наслаивались один на другой.

Фотография, где была снята Рубцова с двумя англичанами. Один из них, правда, оказался прогрессивным журналистом, но второй — одним из подручных небезызвестного Локкарта. Этот изрядно пожелтевший фотодокумент был найден в бумагах Рубцовой. И, взглянув на него, Мамедов уже не сомневался, что эта женщина действительно шпионка. И очень опытная, раз столько лет оставалась нераскрытой. И опять не задумался Мамедов над тем, что опытная разведчица не стала бы у себя хранить уличающий ее документ.

Важные показания дал Бекбулаев. Он сказал, что, во-первых, она часто слушала передачи на иностранном языке. Как-то его, Бекбулаева, жена зашла к Рубцовой за чем-то вечером и успела услышать несколько фраз, возможно, по-английски. Рубцова растерялась и тотчас же приемник выключила. Раза два и сам Бекбулаев слышал, что Рубцова слушает заграницу. И, кто знает, может быть, она ловила станцию, которая передавала ей какие-то зашифрованные инструкции. Правда, никаких передатчиков в конфискованном приемнике не оказалось, но это еще ни о чем не говорит.

А потом был вызван один из сослуживцев Рубцовой — преподаватель черчения Бельский. Он сказал, что она вела в школе антисоветские разговоры и года два назад, возмущаясь арестом врага народа, который, кстати, был другом ее мужа, прямо говорила, что это террористический акт.

И, наконец, показания бухгалтера Мультина. Он знал, оказывается, Рубцову очень давно. Встречался с ней в Приморске еще в двадцатом году. Он тоже был оставлен на подпольной работе. Мультин прямо заявил, что Рубцова уже тогда была связана с иностранной разведкой. Ее часто можно было видеть в обществе английских и французских офицеров, и освобождением мужа она обязана только тем услугам, которые оказывала «союзникам». А налет на тюрьму — просто инсценировка, одна видимость, так как англичане не хотели расконспирировать своего агента.

Несколько раз во время следствия приходил к Мамедову Бекбулаев. И каждый раз с новыми данными. Мамедов был очень доволен — вот что значит, когда человек предан. Как старается помочь.

А тот все ходил и ходил к Мамедову и давал все новые и новые «важные» показания. Называл людей, которые-де, не решаясь идти прямо в управление, сообщали кое-что о Рубцовой ему. В частности, о самом комиссаре Рубцове. Уж очень странно он умер.

Кремень человек был. Никогда не болел. Ни на что не жаловался. И вдруг — удар. И моментально сердце разорвалось. Что-то тут не то. А может, он просто заметил кое-что за своей женой, стал мешать ей, и она решила его убрать? Такие, как она, на все способны… Сняли дознание с врача, который присутствовал при смерти комиссара Рубцова. Тот пожимал плечами. От разрыва сердца может умереть и очень здоровый внешне человек.

Когда Рубцову поставили в известность, в чем она обвиняется, женщина искренне удивилась. Она не испугалась, не растерялась, она удивилась. И сказала только:

— Какая нелепость!

А когда прочитали показания свидетелей, пожала плечами и опять удивилась:

— Да ведь это все чепуха, ложь!

Конечно, любому, даже не очень сведущему в следовательских делах человеку, все это «дело Рубцовой, агента английской разведки», показалось бы шитым белыми нитками. Он бы сразу почувствовал: многое здесь неладно. Но Мамедов не был ни сторонним, ни тем более беспристрастным. Он хорошо помнил тридцать седьмой год, когда многие его друзья, о которых он думал — свои, оказались врагами народа — агентами иностранной разведки, вредителями, террористами, поджигателями. Им здорово дали по рукам. А работников НКВД еще и еще раз самым строгим образом предупреждали: бдительность и бдительность — самая высокая, самая жесткая, не допускающая никаких поблажек. И при малейшем подозрении, при малейшем сигнале немедленно принимать меры. Малейшее послабление, притупление бдительности будет строго караться, расцениваться как предательство, как измена Родине. Это было самое страшное. Ни за какие блага не захотел бы Мамедов оказаться на месте тех своих друзей, которые именовались врагами народа.

В общем, предварительные допросы Рубцовой ничего не дали. Держалась она спокойно, была очень немногословна. Все обвинения отвергала. Весь ее вид говорил, что она убеждена: это чудовищное недоразумение, и оно должно в скором времени разрешиться.

Перед отъездом в Москву Мамедов еще раз вызвал Румянцева и еще раз приказал закончить расследование в кратчайший срок. «Добейтесь признания любой ценой!» — подчеркнул Мамедов.

Но добиваться признания Румянцев не стал. Он продолжал вести следствие. Так же тщательно и вдумчиво, как до сих пор. Он вызывал и вызывал людей. Приходили друзья комиссара Рубцова и говорили о том, что Веронику Викторовну и ее мужа связывала большая, многолетняя любовь. Допустим, что предположение о том, что она виновна в смерти Рубцова, абсурдно. Но это нужно доказать. И в то же время это недоказуемо. Или эти радиопередачи. Да, она слушала Англию. Но ей это необходимо было, чтобы тренироваться в произношении. Она не видела здесь ничего худого. Может, так, а может… И опять, чем доказать? Фотография? Да, она фотографировалась с английским журналистом, а кто этот третий — не знает. Журналист с ним был знаком и, возможно, даже не подозревал о том, кто в действительности этот человек, как не знали об этом и многие другие, в том числе и органы контрразведки… Потому что иначе подручного Локкарта не оставили бы на свободе. Да, Румянцев знал, что и сам Локкарт и его агенты были раскрыты и изолированы позже… А когда речь заходила о смерти мужа, Рубцова бледнела и отказывалась вообще говорить об этом. И только однажды она спросила вдруг Румянцева: «А вы знаете, что такое настоящая любовь?»

Румянцев вызывал сослуживцев Рубцовой, и они говорили о ее чуткости, отзывчивости, прямоте. Нет, не верится, что такая женщина могла изменить Родине. И все же нужны веские доказательства, а где они?

Бельский настаивал на своих показаниях, и сослуживцы не отрицали, что Рубцова порой была резка в своих высказываниях.

Одно, другое, третье… Соедини их, получится цепь. Но как разорвать ее?

Румянцев спрашивал Рубцову, живы ли те люди, которые работали с ней в подполье. Вначале она отвечала, что не знает. Некоторые из них известны ей только по кличкам, многие погибли, остальных развеяла, разбросала жизнь… Но потом сказала, что один из подпольщиков, Константин Иванович Глебов, жив. Последнее письмо она получила от него два года тому назад из Ленинграда. Переписывались они редко, но связи не теряли. Глебов — старый друг их семьи. Друг ее отца и матери. Закаленный, преданный революции борец» И Виктор Гордеев, и она сама многим ему обязаны. Когда погиб отец, Глебов заменил его. И в Приморск они поехали по заданию руководства партии большевиков вместе. Только Глебову была поручена роль не отца ее, а покровителя. Московский адвокат, обладатель изрядного состояния, бежал от произвола большевиков. И (эдакий предприимчивый!) не забыл захватить с собой красивую девушку, дочь генерала Гордеева, вконец разоренного революцией. Дело в том, что генерал Гордеев действительно существовал. И была у него дочь. Только она в первые же дни революции удрала за границу. Глебов знал генерала Гордеева. И дочь его знал. Ростом, статностью, гордой осанкой они с Вероникой были схожи. А кто в неразберихе тех лет станет допытываться, та девушка или не та… Дочь генерала, ну и ладно. Содержанка богатого адвоката — чудесно. Во всяком случае, когда Глебов и Вероника поселились в Приморске, французские и английские офицеры весьма отмечали красивую мадемуазель. Покровитель ее оказался покладист, часто закатывал ужины и обеды для господ офицеров. А у них униженно выпрашивал одного: в случае чего переправить его и мадемуазель Веронику за границу. Те, похлопывая его по спине, обещали.