Дурная слава - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дурят народ без зазрения совести! Граждане считают, что они платят бешеные деньги за анализы, которые делаются в клинике на каком-нибудь супер-пупер-оборудовании, такими же тест-системами. На самом деле пробирки с их кровью или баночки с другим добром развозятся по лабораториям муниципальных больниц, где эти исследования и проводятся. Причем за копейки. Вот на эту разницу, на эти три процента и живем, как говорится в известном анекдоте. Ладно, ты сама в этой системе оказалась. Так что сиди и не чирикай, пристыдила она себя моралью из другого известного анекдота. Одно утешение, что в муниципальных лабораториях работают прекрасные специалисты, им можно доверять на все сто…
Ладно, начнем работу, помолясь… Ковригина придвинула к себе первый листок. Это были результаты исследования на функцию щитовидной железы гражданина Иванова. Причем без инициалов. Замечательно! Очень редкая фамилия. Предстоит большая поисковая работа. Ивановых в клинике как минимум пятеро. Придется искать, кому было назначено исследование на гормоны. Она набрала фамилию, на мониторе выскочило восемь Ивановых. Первым был Иванов Ачик. Дивное сочетание! Наташа выделила курсором Ачика, нажала «enter» и обомлела…
Помнится, она уже забиралась в его историю болезни, когда искала какого-то другого Иванова, тоже без инициалов. И удивилась тогда, что неведомый Ачик поступил первого января ранним утром, то есть, видимо, по «скорой», но ни жалоб больного, ни результатов осмотра, ни назначений, ни плана лечения — ничего, что составляет любую историю болезни, в его электронной карте не было! Только фамилия и имя больного да еще фамилия лечащего врача.
Лечащим доктором Ачика Иванова была Елена Вячеславовна Никитенко, заведующая отделением геронтологии, то есть специалист по болезням людей преклонного возраста. Ачик Иванов был мужчиной тридцати двух лет. Ладно, это все ерунда, может, богатых стариков не хватает. Но то, что в карте Ачика Иванова не было никаких записей, Наташа помнила четко, так как ее это очень удивило. Теперь же история болезни Ачика едва умещалась на трех страницах. Были и жалобы, и данные осмотра, и назначения. И все это под датой «1 января 2005 года». Неслабо! Дальше шли результаты лабораторного обследования: клиническая кровь, урогенетальные мазки… Это от второго января! И клиническая кровь и мазки делаются здесь, в лаборатории клиники. Второго января дежурила она, Наташа. Но она не делала этих анализов!
Ковригину бросило в жар, лицо запылало. Что же это такое? Очередная подстава?
Судорожно распечатав лист анализов А. Иванова, Ковригина отправилась на шестой этаж, где размещалась администрация. Срочно показать это генеральному! Именно ему, а не Стрельцову. Медицинский директор явно не на ее стороне в этой непонятной войне…
Наташа влетела в приемную. Темноволосая девушка-секретарь подняла на нее строгий взгляд.
— Я могу увидеть генерального директора? — срывающимся голосом спросила Ковригина.
— Его нет.
— Нет? А когда он будет?
— Точно не знаю. Он только что улетел в Москву. А что случилось? Александр Арнольдович на месте. Доложить о вас?
— Нет, спасибо.
Наташа вышла. Вместо того чтобы вернуться на рабочее место, она вышла во двор, чтобы покурить и успокоиться. В отгороженном шкафом закутке шушукались две медсестры. Наташе не хотелось ни с кем общаться. Она остановилась, жадно затянулась, пытаясь решить, что делать дальше, невольно слыша обрывки фраз, доносившиеся из-за шкафа. Разговор шел про какую-то ночную облаву, про каких-то «бандосов», которых взяли, а они открыли огонь… И ранили важного дядьку из Москвы, ему башку зашивали, а Ритка накладывала повязку. И что теперь будет с клиникой? А ничего не будет, отмажутся. Здесь такие деньжищи крутятся, любого купят. А откуда у них деньжищи-то? Тебе-то что? Зарплату платят? И молчи в тряпочку.
Наташа погасила сигарету. Сколько у нас на часах? Десять тридцать. Ладно, Баркова выйдет часам к двум, и нужно будет с ней поговорить. Что, в конце концов, происходит?
Она решительно направилась к стеклянным дверям. В лаборатории, гневно сверкая глазами, ее встретила Баркова. Не спится юному ковбою, отметила про себя Наталия и произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно:
— Здравствуйте, Нина Павловна.
— Наконец-то! — вместо приветствия с места в карьер завопила заведующая. — Вас, как всегда, нет на месте!
— Меня не было в лаборатории ровно тринадцать минут, — посмотрела на часы Наташа.
— Пришли две срочных крови! А вас не было «всего тринадцать минут»?! За это время вы должны были выдать результаты! Все, хватит! Я долго терпела!
Баркова вылетела, хлопнув дверью. Наташа взяла пробирки. Липидный профиль, общий белок… Что уж такого безумно срочного? Она направилась к центрифуге, ткнула пробирки в гнезда. Три минуты центрифуга будет отделять сыворотку от сгустка. Ковригина вернулась к компьютеру, шевельнула мышью. История болезни Ачика Иванова вновь предстала ее взору. Нужно было закрыть ее, прежде чем уходить! Баркова, ясное дело, поняла, что ее уличили. И помчалась к Стрельцову с жалобой на Ковригину: оставила рабочее место и так далее. Молодец, Нина Павловна, действует на опережение! Прав был Стоянов, говоря: пишите докладные записки! Только кому писать? Стрельцову? Бессмысленно. Генеральный в отъезде… Стоянов выходной. Наташей вдруг овладела апатия. Будь что будет, ей все это осточертело!
Центрифуга остановилась, Наташа извлекла пробирку, достала пипетку, надела пластиковый наконечник, аккуратно отобрала надосадок, капнула на гест-полоску, вставила ее в гнездо анализатора. Она делала все это автоматически, уже ни о чем не думая, ожидая, когда ее вызовут. Телефон действительно зазвонил. Приветливая девушка Алена, менеджер по персоналу, или, говоря по-русски, начальник здешнего отдела кадров, пригласила Ковригину к себе.
— Можно чуть позже? Я в данный момент не могу. У меня кровь на исследовании, — объяснила Наташа.
— Ничего страшного. Сейчас вернется Нина Павловна и заменит вас, — заверили на другом конце провода.
Что ж, прекрасно! Вызов в отдел кадров, а не на разбор полетов к Стрельцову означает одно: ее увольняют. И действительно, симпатичная Алена, с состраданием глядя на абсолютно спокойную Ковригину, сообщила, что руководство клиники решило расторгнуть с ней трудовой договор. Ей предлагается написать заявление по собственному желанию.
— Руководство в чьем лице? — решила уточнить Наталия.
— В лице медицинского директора. Если вы возражаете, можно дождаться генерального, он сейчас в отъезде. Конечно, вы можете оспорить решение… По не думаю, что из-за вас генеральный будет ссориться… И вообще, тогда в трудовой книжке будет другая запись, — краснея, сообщила Алена.
— Я не возражаю, — улыбнулась Наташа. — Дайте лист бумаги, пожалуйста.
Алена с облегчением вздохнула, протянула заготовленный шаблонный бланк.
— Знаете, Наталия Сергеевна, мне очень неприятно, что с вами так обошлись. Еще и меня впутали… Странно, что Александр Арнольдович не поговорил с вами сам…
— Ничего странного, — снова улыбнулась Наташа, заполняя бланк.
— В общем-то, раз вы не понравились Нине Павловне, ваше дело изначально было гиблым, — вздохнула Алена.
— А ей можно понравиться? — подняла бровь Наталья. — Это вообще возможно?
— Ну… В общем-то… Как вам сказать… И все же не понимаю, за что они вас… Вы так стараетесь…
— За что? За честность, — весело откликнулась Ковригина. — Когда я могу получить расчет? Или меня, так сказать, без выходного пособия?
— Что вы! — замахала руками девушка. — Вы получите зарплату в полном объеме, тут и разговора нет, я так и сказала Стрельцову…
— Значит, все же были варианты? — усмехнулась Ковригина. — Спасибо, что вы за меня заступились, Алена.
— Мне очень жаль, что так получилось, — пробормотала та. — Как же вы теперь будете? Куда пойдете?
— Куда? Домой, — весело откликнулась Наташа. — А может быть, в кино. Сто лет в кино не ходила!
…Она вышла на улицу. В руке был портфель со справочниками, компьютерными распечатками — все ее нехитрое имущество. Над головой сияло синее-синее небо. Красное зимнее солнце сидело пузатым самоваром на крыше противоположного дома, распуская в стороны золотые лучи. Наташа посмотрела направо, туда, где манил нарядными витринами и праздной толпой Невский проспект. Она глубоко вдохнула воздух, густо насыщенный автомобильными выхлопами, и произнесла:
— Какое счастье!
Глава 14
ИСХОД
Бобровников проснулся, ощущая неприятную тяжесть в голове. За окном было светло, даже птахи какие-то щебетали и гукали. Воробьи, или как их… Что-то случилось с памятью! Он катастрофически стал забывать названия предметов… Имена людей. И вообще… Он ведь собирался предпринять что-то очень важное… А что? Вся информация, хранившаяся в клеточках мозга, словно провалилась куда-то… Ну ничего, доктор говорит, все будет хорошо…