Вышедшие из мрака - Сергей Рокотов

И он рискнул, на Красной Стреле приехал в родной город, прошелся по улицам, по набережным Невы, подошел к Медному Всаднику... Только к родному дому он не решился подойти, он предполагал, что если он подойдет туда, ноги сами понесут его в квартиру, где он родился, где, вполне возможно, все ещё живут его жена и его двадцатилетний сын Антон, где он был так счастлив, откуда его забирали в дальний путь погожим майским утром восемьдесят четвертого года... Это было выше его сил... Но с Медным всадником он все же решил проститься...

Судьба есть судьба... Илюша Корн узнал его, и он не смог сделать вид, что не знаком с братом своей жены, с человеком, которого он любил, как родного брата и с которым они понимали друг друга с полувзгляда... Сколько было выпито пива, сколько было рассказано анекдотов, спето песен под гитару... Илья мало изменился за эти годы, не то, что он сам... И Василий, сам того не желая, произнес несколько фраз, преодолевая какой-то необъятный комок в горле... Но то, что произошло потом, это просто какая-то фантастика...

...Он и так еле держал себя в руках, когда проходил под чужой фамилией паспортный контроль, боясь сделать какое-то неосторожное движение, что-то не то сказать. Он прекрасно понимал, что находится в розыске, как подозреваемый в убийствах Гордеева, Самарцева, и даже какого-то Веревкина, хотя никого из них не убивал, а Веревкина, к тому же вообще никогда не видел и был поражен и совершенно озадачен сообщением Аллы, буквально перед своим побегом узнавшей от соседки и так же этим ошарашенной, о его странной гибели. Внешность Жебрака была слегка изменена, но не настолько же, чтобы не попасть в поле зрение бдительных правоохранительных органов... И чудо он прошел контроль, ему вежливо улыбнулись и пригласили пройти дальше, на контроль таможенный. Но тут ему нечего было опасаться... Ценности, выкопанные из тайника, давно уже были переведены в валюту и переправлены в надежный европейский банк...

И вдруг... Он поймал на своем затылке пристальный взгляд... Обернулся... Она! Марина... И он не смог пойти дальше, не обменявшись с ней хоть парой слов... Он вернулся...

Стоя перед ней Жебрак понял, чего ему не хватает в жизни - ему не хватает её, не хватает сына, которого воспитывал чужой человек, за которого она вынуждена была выйти замуж, чтобы элементарно существовать... И он шепнул ей, чтобы ждала от него весточки... А она шепнула, что свободна... А потом он зашагал к таможенному контролю, зашагал, чувствуя необыкновенный прилив сил...

Его счастье, что оттуда ему не было видно, как Илья Корн нанес удар в челюсть его старому знакомцу, отрекомендовавшемуся Борисом Ильичом Игониным, а на деле бывшим частным детективом... Иначе, он понял бы, что его полет в Стокгольм висит на таком волоске, которого и вооруженным глазом-то не видно, и мог бы выдать себя и натворить глупостей...

Однако, ему так и не довелось узнать о том, какую неоценимую помощь оказал ему его шурин и старый друг... Он сидел в кресле около иллюминатора, потягивал холодный апельсиновый сок и вспоминал, вспоминал, вспоминал...

...Март 1990 года, сибирская тайга, затухающий костер, остатки краденых продуктов... Перешептывающиеся Шалый и Сурок...

Да, в тот жуткий момент он уже мысленно простился с жизнью, простился с Мариной и сыном, со старой матерью... Чего стоила в тот момент его жизнь? Да, копейки не стоила... Он, потомственный интеллигент, севший за решетку по выморочной восемьдесят восьмой статье, против убийцы и вора в глухой многокилометровой тайге...

И критический момент... Сурок поднял дубину и пошел на него... Размахнулся и нанес сокрушительный удар...

... В критические минуты то ли сам человек становится намного сильнее, чем в обычной жизни, то ли ему помогают какие-то небесные силы... Трудно сказать, что Жебрак обладал какой-то сверхъестественной реакцией, хотя спортом немного занимался. Но тут он совершил какой-то невероятный прыжок с земли в сторону, с ловкостью, достойной вратаря мирового класса. И сокрушительный удар дубины пришелся не в его голову, а в землю. От этого движения Сурок потерял равновесие и упал лицом в снег. А Жебрак, наоборот мгновенно вскочил и бросился к дубине, которая выпала из рук Сурка. Его охватило состояние бешеной ярости. Ему не было страшно, ничуть, нисколечко. Он ненавидел, жутко ненавидел в этот момент этого подонка, убийцу, маргинала, пытавшегося лишить его жизни, пытавшегося лишить его мать сына, сына отца, Марину - поддержки и опоры... Е г о, владеющего тремя языками, коренного петербуржца, читавшего в подлиннике Шекспира, Гете и Бодлера эта вонючая погань, зарезавшая из-за двадцати рублей тридцати копеек женщину и ребенка, хотела убить здоровенной дубиной по голове... Дубина оказалась уже в руках Жебрака, и растерявшийся Сурок ничего не смог против неё сделать... Жебрак бил и бил корчившегося на снегу и издававшего какие-то утробные звуки Сурка, пока тот не перестал двигаться... Но силы ещё не иссякли, он был готов убить и Шалого, он ведь слышал их разговор. С расширившимися от бешенства глазами он с дубиной в руках пошел на Шалого. Тот стал отступать...

- Твоя взяла, твоя..., - шептал Шалый. - Все, ша!

- Убью, гад! - бормотал Жебрак. - Убью... Сожрать меня хотели... Но я вас жрать не стану, лучше с голоду сдохну, а ваши вонючие трупы волкам оставлю...

- Не убивай... Мы нужны друг другу. Как жить будешь? У меня заначка есть, крутейшая заначка... Ценности ограбленного магазина "Яхонт". Один я знаю, где они, мне Шумилов сказал перед смертью... Выроем, разделим, Зеленый... Да и в тайге пропадешь без меня, просто не выберешься...

Жебрак ещё немного постоял с дубиной в руке, а потом успокоился, понял резонность доводов Шалого и швырнул дубину.

- Прости, братан, не знал, что ты такой крутой, - лебезил перед ним Шалый. - Я думал, ты нам только помехой будешь - интеллигент, валютчик, хлюпик... А ты не фраер, - покосился он на то, что только что было осужденным по сто второй статье Сурком. - И я бы так не сумел...

Но тут и Жебрак внимательно поглядел на представляющий устрашающее зрелище плод своих рук, и его стало бешено рвать. Он мучался неукротимой рвотой не менее пятнадцати минут подряд. И лишь потом обессилевший, свернулся клубком на снегу, закутался в дубленый тулуп и дрожал. Он понял, что больше не в состоянии никого убивать... Ему хотелось забыться во сне, и пусть этот мерзавец Шалый делает с ним, что угодно. Кровь, грязь, слизь, мерзость и кромешный мрак...

...Он вздрогнул от прикосновения к его плечу руки Шалого.

- Пошли, - произнес его спутник. - Пора...

... И начался их тяжелейший путь по зимней тайге... Теперь он сам поражается, как им удалось выбраться оттуда. И Шалый оказался прав, без него ему бы никак не выбраться. Впрочем, как и Шалому без него. Слишком слаб и хил был ещё далеко не старый вор, слишком истощен был его, накачанный наркотиками, организм...

Однако, факт есть факт - выбрались. Сначала Шалому удалось разжиться в одной деревушке продуктами и стареньким ружьишком. А потом настала очередь Василия брать инициативу в свои руки. Шалый очень ослаб, и порой Жебраку приходилось тащить своего спутника буквально на своей спине, до того тот изнемог и выбился из сил. "Прости, братан," - говорил Шалый. - "Я твоей смерти хотел, а ты не фраер, ты парень, что надо... Погоди, за мной должок... Отплачу тебе за добро..." - "Знаю я твое добро, прирежешь и спасибо не скажешь, когда больше нужен не буду", - угрюмо отвечал Жебрак. "И все равно дотащу. Здесь помирать не брошу..." - "Зря ты так говоришь, братан", - возражал слабым голосом Шалый...

Они вышли к городу Зырянке и сели там в товарняк. Так, на перекладных потихоньку и добрались до Средней России... Шалый оклемался, подкармливал своего спутника крадеными по пути продуктами...

Шалый свое слово сдержал. Они тормознулись в Нижнем Новгороде, и Шалый свел Жебрака с нужными людьми, ему сделали подлинный паспорт на имя Виктора Артемьевича Литовченко, подкинули им на первое время денег. Жили на окраине Нижнего у одной старой знакомой Шалого, скупщице краденого. Она была тиха и немногословна, делала все, что положено - в свободное от основного занятия время кормила, обстирывала их. Жебрак бездельничал, Шалый вышел на охоту, ведь он был ещё и прекрасный щипач...

Они готовились ехать в Подмосковье для того, чтобы найти и вырыть там то, что закопал Шумилов. Но Шалый внезапно тяжело заболел... У него была пневмония, и он чуть не умер. Он стал подробно рассказывать Жебраку, где он может найти зарытый Шумиловым и Булдаковым клад, уже не опасаясь того, что тот может кинуть его... Он не надеялся выжить, да и, в целом, верил Жебраку, понимал, что это человек надежный... Жебрак сумел это доказать, когда тащил его по тайге...

... Наконец, Шалый поправился, и они поехали в Подмосковье...

... Однако, на месте того сарая, под которым Шумилов зарыл ценности стоял добротный брусовой дом. Дом принадлежал некому профессору Самарцеву... А потом произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее... Неподалеку от дома Самарцева Жебрак нос к носу столкнулся с женщиной лет сорока пяти. "Боже мой... Славка?" - ахнула она и стала оседать на землю. У Жебрака была хорошая память на лица - он припомнил фотографию жены Аллы, которую показывал ему в лагере Сурок. Он мигом понял, кто такая эта профессорская жена. "Молчи", - прошипел он, стараясь подражать убитому им Сурку. - "Скоро весточку подам... Только гляди - молчок, могила... Только вякни кому-нибудь - урою, в натуре..." Она испуганно кивнула головой в знак того, что все поняла.