Слава Византийской империи - Александр Васильев

Однако совершенно ясно, что среди всех планов, надежд и осложнений над всем преобладала твердая воля Дандоло и его непоколебимая решительность развивать торговую деятельность Венеции, для которой обладание восточными рынками обещало неограниченное богатство и блестящее будущее. Кроме того, Дандоло был обеспокоен возрастанием экономического могущества Генуи, которая в это время на Ближнем Востоке, и в Константинополе в частности, начинала завоевывать сильные позиции. Экономическое соперничество между Венецией и Генуей также нужно принимать во внимание, когда обсуждается проблема Четвертого крестового похода[234]. Наконец, невыплаченный Византией долг Венеции за венецианскую собственность, захваченную Мануилом Комнином, также может иметь известное отношение к изменению направления Четвертого крестового похода[235].

В конце июня 1203 года крестоносный флот появился у Константинополя, который тогда в глазах людей Западной Европы, по словам современного византийского историка Никиты Акомината, «представлял собой в совершенстве знаменитый изнеженностью Сибарис»[236]. Участник похода, французский писатель Виллардуэн в таких выражениях описывает глубокое впечатление, произведенное на крестоносцев видом византийской столицы: «Так вот, вы можете узнать, что они долго разглядывали Константинополь, те, кто его никогда не видел, ибо они не могли и представить себе, что на свете может существовать такой богатый город, когда увидели эти высокие стены, и эти могучие башни, которыми он весь кругом был огражден, и эти богатые дворцы, и эти высокие церкви, которых там было столько, что никто не мог бы поверить, если бы не видел собственными глазами и длину, и ширину города, который превосходил все другие города. И знайте, что не было такого храбреца, который не содрогнулся бы, да это и вовсе не было удивительно; ибо с тех пор, как сотворен мир, никогда столь великое дело не предпринималось таким числом людей»[237].

Казалось, что укрепленная столица могла с успехом противостоять не особенно многочисленным крестоносцам. Однако последние, высадившись на европейском берегу и овладев предместьем Галатой на левом берегу Золотого Рога, перерезали защищавшую вход в него железную цепь, проникли в гавань и сожгли много византийских судов. В это же время рыцари пошли на приступ самого города. Несмотря на отчаянное сопротивление, особенно со стороны наемных варяжских отрядов, крестоносцы в июле овладели городом. Безвольный и вялый Алексей III бежал из столицы, успев захватить с собой государственную казну и драгоценности. На престоле восстановлен был освобожденный из заключения Исаак II, а его соправителем был объявлен сын его царевич Алексей, приехавший, как известно, с крестоносцами (Алексей IV). Это была первая осада и первое взятие крестоносцами Константинополя в целях восстановления Исаака II на престоле.

Крестоносцы с Дандоло во главе, восстановив Исаака на престоле, требовали от его сына исполнения данных им обещаний, т. е. уплаты крупной суммы денег и отправления в крестовый поход, на чем уже настаивали западные рыцари. Алексей IV, уговорив крестоносцев не оставаться в Константинополе, а расположиться в его предместье и не имея возможности уплатить всю сумму, умолял их дать ему отсрочку. Это повело к обострению отношений между латинянами и византийцами. В самом городе росло неудовольствие населения против политики императоров, приносивших интересы государства в жертву крестоносцам. В столице вспыхнуло восстание, в результате которого императором был провозглашен в начале 1204 года честолюбивый Алексей Дука Мурзуфл, свергнувший Исаака II и Алексея IV. Первый вскоре умер в темнице, а Алексей IV был по приказанию Мурзуфла задушен.

Мурзуфл, известный под именем императора Алексея V, явился ставленником столичной партии, враждебно настроенной к крестоносцам. Последние не имели к нему никакого отношения, а со смертью Исаака и Алексея IV считали себя в отношении к Византии свободными от всяких обязательств. Столкновение между греками и крестоносцами становилось неизбежным. Крестоносцы приступили к обсуждению плана овладения Константинополем, на этот раз уже для себя. В марте того же 1204 года был выработан и заключен договор между Венецией и рыцарями о разделе Византийской империи после ее завоевания. Договор начинался такими внушительными словами: «Прежде всего мы, призвав имя Христа, должны вооруженной рукой завоевать город»[238]. Главные пункты договора были следующие: во взятом городе будет латинское правительство; вся захваченная добыча должна быть разделена союзниками между собой согласно условию; затем образованный из шести венецианцев и шести французов совет изберет императором того, кто, по их мнению, лучше может управлять страной «во славу Бога и святой Римской церкви и империи»; императору должна принадлежать одна четверть завоеваний в столице и вне ее, а также два столичных дворца; остальные три четверти завоеваний должны быть разделены пополам между Венецией и рыцарями; распоряжение храмом Св. Софии и избрание патриарха будет предоставлено той стороне, из которой не будет избран император; все рыцари, получившие крупные владения и более мелкие наделы, должны принести императору феодальную присягу; один лишь дож Дандоло будет освобожден от какой-либо присяги императору[239]. Вот те основания, на которых была устроена будущая Латинская империя.

Установив только что приведенные условия дележа империи, крестоносцы приступили к штурму города с суши и с моря. В течение нескольких дней столица упорно защищалась. Наконец, настал роковой для Византийской империи день – 13 апреля 1204 года, когда крестоносцам удалось овладеть Константинополем. Император Алексей V Дука Мурзуфл, боясь быть захваченным и «попасть, – по выражению источника, – в виде лакомого блюда или десерта в зубы латинян»[240], бежал. Константинополь перешел в руки крестоносцев. Столица Византийской империи «пала, будучи осажденной криминальной флибустьерской экспедицией, каковой являлся Четвертый крестовый поход»[241].

Приступая к изложению событий данного периода, Византийский историк Никита Акоминат писал: «В каком настроении должен, естественно, находиться тот, кто будет рассказывать об общественных бедствиях, постигших эту царицу городов (т. е. Царьград) в царствование земных ангелов!»[242].

По взятии города латиняне произвели в течение трех дней невероятный разгром и расхищение всего того, что веками собиралось в Константинополе. Ни церкви, ни церковные святыни, ни памятники искусства, ни частная собственность не были пощажены. В грабеже участвовали как западные рыцари и их солдаты, так и латинские монахи и аббаты.

Никита Хониат, непосредственный свидетель завоевания Константинополя, дал впечатляющую картину грабежей, насилий, святотатств и разорений, учиненных крестоносцами в столице империи: даже мусульмане были более милосердны к христианам после взятия Иерусалима, чем эти люди, которые утверждали, что являются солдатами Христа[243]. Другое впечатляющее описание разграбления Константинополя крестоносцами принадлежит перу другого непосредственного свидетеля событий, Николаю Месариту, митрополиту Эфесскому. Оно приведено в надгробной (funeral) речи Николая по случаю смерти его старшего брата[244].

В эти три дня, когда крестоносцам было позволено грабить Константинополь, погибло огромное количество произведений искусства; были разорены библиотеки; уничтожались рукописи. Св. София была безжалостно разграблена. Современник событий Ж. Виллардуэн заметил: «Со времени сотворения мира никогда не было в одном городе захвачено столько добычи»[245]. Новгородская летопись останавливается особенно на описании ограбления церквей и монастырей[246]. Упоминание о разгроме 1204 года нашло свое место и в русских хронографах[247].

Награбленная добыча была собрана и поделена между латинянами, светскими и духовными. После этого похода вся Западная Европа обогатилась вывезенными константинопольскими сокровищами; редкая западноевропейская церковь не получила чего-либо из «священных останков» Константинополя[248]. Большая часть этих реликвий, оказавшаяся в монастырях Франции, погибла во время французской революции. Четыре бронзовых коня античной работы, служившие одним из лучших украшений константинопольского ипподрома, были увезены дожем Дандоло в Венецию, где они и до сих пор украшают портал собора Св. Марка.

Никита Акоминат посвящает павшему городу трогательное и длинное обращение со ссылками на ветхозаветный «Плач Иеремии» и псалмы; начинается обращение такими словами: «О город, город, око всех городов, предмет рассказов во всем мире, зрелище превыше мира, кормилец церквей, вождь веры, путеводитель православия, попечитель просвещения, всякого блага вместилище! И ты испил чашу гнева от руки Господней, и ты сделался жертвой огня, еще более лютого, чем огонь, ниспавший древле на пять городов!»[249]. Победителям между тем предстояла трудная задача организовать завоеванные земли. Решено было установить, как было и раньше, империю. Возникал вопрос о том, кто будет императором. Наиболее вероятной казалась кандидатура Бонифация Монферратского, стоявшего, как известно, во главе крестового похода. Но, по-видимому, против его кандидатуры высказался Дандоло, считавший Бонифация слишком могущественным и, по его итальянским владениям, слишком близким к Венеции лицом. Сам Дандоло, как дож Венеции, т. е. республики, не претендовал на императорскую корону. Тогда собравшийся совет остановил свой выбор, не без влияния со стороны Дандоло, на более далеком от Венеции и менее могущественном Балдуине Фландрском, который был избран императором и торжественно коронован в Св. Софии.