Великое княжество Литовское - Геннадий Левицкий

Решительность литовцев испугала Сигизмунда и его приближенных. Не зная о победе Замойского и испугавшись перехода Литвы на сторону Максимилиана, коронационный сейм уступил литовским требованиям и вынудил признать их и Сигизмунда. Таким образом Сигизмунд… обещал передать половину Ливонии Литве и без изучения и обсуждения утвердил Статут. Это была одна из самых ярких побед в истории литовской дипломатии… Когда же вечером поляки узнали о поражении Максимилиана, то уже поздно было что‐то менять – дело было сделано, Литва добилась своего… В тот же день литовское посольство от имени Великого княжества Литовского принесло клятву Сигизмунду Вазе как великому князю Литовскому. В свою очередь и Сигизмунд дал клятву послам в сохранении и преумножении прав, свобод и вольностей княжества. А 28 января он утвердил и Статут…» Этот Статут действовал 252 года и был отменен лишь в 1840 году при Николае I.

Сапега был разным: коварным и благородным, бескомпромиссным и склонным учитывать чужие мнения, щедрым и бережливым, – но всегда высшим мерилом для него была общественная польза. В донесении королю Сигизмунду о делах московских Сапега выражает свое видение благополучного государства:

«В обществе благоустроенном позволительно быть другом или сродником, но прежде всего должно быть гражданином; разум и опыт согласны в том между собою. Величие Греции и Рима с тех пор поколебалось в основании своем, как начали уклоняться от строгого наблюдения сей истины и перетолковали ее наоборот; гибельны были следствия такового заблуждения. Скоро выгоды частные взяли перевес над выгодами общественными, голос любви к отечеству замолк перед голосом корысти; повреждение нравов не мешало порыву страстей, число продажных душ увеличивалось, потухла любовь к отечеству в Греции, в Риме не видать стало ничего римского; наконец преступления и пороки, терпимость злодеяния и бесчеловечия приблизили мгновение совершенного разрушения толикой славы этих колоссов, которая и теперь еще нас изумляет. Так отмщевает истина за пренебрежение законов справедливости!»

Союз христианских церквей

9 октября 1596 года на церковном соборе в Бресте был подписан документ, провозгласивший объединение католической и православной церквей на территории Великого княжества Литовского. Давняя мечта лучших умов человечества о воссоединении христиан сбылась (по крайней мере, в границах одного государства).

Великое княжество Литовское с начала своего существования было государством, чрезвычайно пестрым в религиозном плане. Веротерпимость охранялась государством, но одних лишь его усилий было недостаточно для избегания конфликтов на религиозной основе. Толерантность укоренялась в умах и простолюдинов, и представителей знати.

Обычным явлением стали браки между православными и католиками, лютеранами, кальвинистами… Общество перемешивалось задолго до знаменитого акта унии. Исследователь этого процесса в религиозной жизни Великого княжества Литовского С. А. Подокшин приводит следующий факт о главе православной антиуниатской партии Константине Острожском:

«Его отец – великий гетман Великого княжества Литовского К. И. Острожский, который прославился победой в битве под Оршей (1514 год), – происходил из туровских князей, мать – княгиня Александра Слуцкая, жена – дочь краковского каштеляна Софья Тарновская – католичка, сын Януш – также католик, дочери – замужем за протестантами Христофором Радзивиллом, Янушем Кишкой. Таким образом, надо было вернуть мир в общество, согласие в семьи, и многие надеялись, что это может сделать уния».

Православная церковь Великого княжества Литовского имела свои особенности. Она лояльно относилась к прочим христианским конфессиям и к новым демократическим веяниям, которые мощным потоком шли с Запада.

«Характер западного, белорусско-украинского, православия очень метко подметил русский православный князь– эмигрант Андрей Курбский, – анализирует тот же С. А. Подокшин. – В своих посланиях к Ивану Грозному Курбский отмечал, что православное сообщество Великого княжества Литовского существенно отличается от московского, потому что здесь в почете не только богословие, но и светские науки, философия, логика». То есть западное православие было вполне готово к трансформации, вроде союза с католиками. Пытливый ум жаждет изменений, новизны; лишь равнодушный к познанию человек может довольствоваться застывшими догмами и не желает ничего менять ни в себе, ни вокруг себя. Возрождение привело к возникновению новых христианских течений: англиканства, кальвинизма, лютеранства, – и в этой связи уния православных и католиков не кажется таким уж удивительным и необычным явлением.

Казалось, православный мир Великого княжества Литовского должен был тянуться к восточной соседке – духовная общность предполагала такое явление. Но… Западное православное духовенство принимало материальную помощь Москвы, пользовалось дипломатической поддержкой, но не стремилось к тесному союзу. Более того, восточная сестра пугала и невольно отталкивала западных православных концепцией истинного единого православия, которое должно существовать непременно под эгидой московского патриарха. А над патриархом, согласно византийской традиции стоял царь. Пугал и жестокий диктат, произвол самодержавия, тем более неприемлемый в сравнении с веками поощрявшейся гражданской и религиозной свободой, охраняемой правовыми нормами и сложившимися традициями. Православный мир Великого княжества Литовского отнюдь не стремился оказаться под властью московского самодержавия, не терпящего никакого другого мнения, кроме собственного. Инкорпорация, даже в духовном плане, не устраивала западное православие до такой степени, что оказался предпочтительнее союз с католическим Римом.

Еще один момент… В XVI веке православная церковь фактически не имела единого центра. Номинально православный мир подчинялся константинопольскому патриарху. Последний находился в полной власти у турецкого султана и не осуществлял практического руководства церковью: для отца церкви главной была проблема собственного выживания. Естественно, такой патриарх не мог пользоваться большим уважением паствы.

Само западное православное духовенство порядком растеряло авторитет у прихожан своим стяжательством. Для XVI века характерны позорные имущественные процессы в среде духовенства, на которых в конечном итоге наживались королевские и великокняжеские чиновники.

В 1534 году полоцкий воевода судил монахов Предтеченского монастыря с их архимандритом; монахи жаловались, что архимандрит берет себе следующую им половину доходов. Архимандрит оправдывался тем, что когда полоцкий воевода или его урядники приезжали в монастырь, то архимандрит и чернецы вместе их угощали и одаривали, но затем чернецы не перестали помогать ему в приеме пана воеводы.

В 1540 году девятью шляхтичами, четырьмя мещанами и возным рассматривалась жалоба монахов Уневского монастыря на львовского епископа Макария, поданная королю и митрополиту. Макарий оправдался, но потом признался, что дело это стоило ему двадцати волов, которых он подарил пану Краковскому. Монахи, в свою очередь, были вынуждены сознаться, что жаловались на епископа только для того, чтоб высвободиться из‐под его управления вопреки королевской грамоте, по которой монастырь их был отдан в управление Макарию.

Через пятнадцать лет, в 1555 году, в криминальных хрониках Средневековья возникает все тот же Уневский монастырь; его архимандрит жаловался митрополиту Макарию на грабительство львовского епископа Арсения.

В дела церкви активно вмешивалась светская власть, что никому не шло на пользу. «В 1554 году митрополит Макарий жаловался королю, – рассказывает С. М. Соловьев, – что княгиня Слуцкая приказывает наместникам своим вступаться в дела духовные, судить священников, сажать их в заключение, разводить мужей с женами; когда митрополит за двукратную неявку к суду запретил отправлять службу слуцкому архимандриту Никандру, то последний митрополичьей грамоты не захотел и читать, служку, присланного с нею, прибил, а сам прибегнул к покровительству княгини Слуцкой, которая за него заступилась. Король запретил княгине подобные поступки». Речь здесь идет о воинственной княгине Слуцкой, которая участвовала в походе Стефана Батория на Московию. Шляхетская греховная гордыня не исчезала с принятием духовного сана: в 1548 году полоцкий архиепископ Симеон подал жалобу королю на митрополита Макария, что тот поставил его ниже владыки Владимирского.

Печальные события происходили даже в такой православной святыне, как Киево-Печерский монастырь. «В 1522 году вследствие челобитной, – описывает события С. М. Соловьев, – поданной королю Сигизмунду I монахами Киево-Печерского монастыря, восстановлена была у них община, которая пала от обнищания монастыря после татарских нашествий. Но восстановленная община существовала только при одном архимандрите Игнатии, преемники которого уничтожили ее для своих выгод, отдавая доходы монастырские детям своим и родственникам. Монастырь начал приходить в упадок, и старцы в половине века снова обратились к королю Сигизмунду-Августу с просьбою о восстановлении общины». Королю пришлось регламентировать жизнь монастыря, чтобы вновь избежать его разорения. Среди рекомендаций числятся и такие: «за погребение монахи должны брать то, что им дадут, а не торговаться», «монах, желающий выйти из монастыря, келью свою не продает, берет только движимое имущество», «чернецы не могут держать у себя бельцов, мальчиков и никакой живности».