Эксперт № 19 (2013) - Эксперт Эксперт

— А как получилось, что можно было играть религиозную музыку, причем в основном именно ее? Даже со словами, конкретные служебные мессы?

— Да, играли и мессы, и реквиемы, и хоралы. Только названия хоралов не расшифровывали, хотя могли бы их написать по-немецки, это было можно, такие вот странности. Никакого там «о, Господи!», музыка и музыка. А музыка ведь действительно начинается там, где кончаются слова. Так что все это было нормально, удобоваримо, приемлемо и в большом количестве.

— Нынешние четыре концерта в месяц — это потому, что не могут заполнить зал, или нет возможности пригласить музыкантов, или еще по каким- то причинам?

— Конечно, это из-за плохой организации. Домский орган — это всемирное наследие. Этот инструмент все знают. Тут весь мир должен быть, а мы все еще по старинке. Должны быть люди с совершенно другим мышлением.

— Лет десять назад в Ригу мало кто ездил, но сейчас все изменилось — в городе полно туристов, в том числе из России. Они пришли бы в Домский, если бы рекламу на Air Baltic увидели.

— Да, рекламы нет. Говорят, есть в интернете. Но не все идут в интернет. В городе, как раньше, на каждом углу должны быть афиши: Домский, Домский. Необязательно анонсы концертов, просто приглашение: «Приходите в Домский». Нет, почему-то считают, что и так хорошо. Должны прийти люди, которые понимали бы, что можно сделать, и знали как. Но этому невозможно научиться. Каким-то вещам можно, а харизме — нет. Вот человек занимается органом, он сумасшедший. И это дело тоже должно быть таким же сумасшествием: я занимаюсь этим —это главное, все остальное — ерунда. Такого организатора нет, он должен появиться.

— Мы с вами разговариваем в старой лютеранской Гертрудинской церкви в центре Риги, вы и здесь играете уже давно. Орган здесь работает и на богослужениях. Что это за инструмент? Он того же времени, что и Домский?

— Ему чуть больше ста лет. Домскому тоже сто, но этот все же более современный. Домский построен на излете романтизма, он еще романтический, а этот уже неоклассика. По уровню и ценности он ничуть не хуже Домского, но совсем другой, его бы в порядок привести. Поменять давление — он звучит не так наполненно, как мог бы. Механика в плохом состоянии, он не держит строй, иногда в нем что-то рычит, не все можно использовать постоянно. В принципе, в нем ничего никогда не менялось, разве что новый мотор поставили.

— Как это удалось, учитывая привычное в последние годы отсутствие средств на все?

— Мы делали благотворительные концерты, год я их играла. Конечно, это были небольшие суммы, но я поняла, как это работает. Один концерт сыграл — ничего не будет. Два — ничего, три — уже лучше. А полгода играешь — уже будто в колокол начинаешь звонить. И пришли люди, поставили нам мотор, это же чудо. Не зря все это. Кто-то проснется, может услышать: а, вам надо… давайте, мы поможем, у нас тут завалялись какие-то деньги, которые надо списать.

Сейчас начинаем приводить инструмент в порядок, уже есть небольшие средства. В первую очередь поправим первый мануал, самый главный, он хуже всего себя чувствует. Сейчас вопрос в том, кто это будет делать. Но обновить мы сможем только пять регистров из десяти, потому что половина собранных благотворительностью средств уйдет государству — налоги съедят. И это обидно. Но концерты продолжаются.

— Насколько велика разница — играть в Домском и здесь?

— Разница большая. Другая акустика. Другие регистры. В Гертруде играть проще — именно потому, что не такая большая акустика, не такая большая реверберация. В Домском она гигантская, а надо, чтобы фраза на фразу не налетала, чтобы одна отзвучала и было видно, что начинается другая.

— То есть все играется внутри акустики, органист суммирует инструмент и пространство?

— Обязательно.

— Тогда имеет ли смысл орган в обычных концертных залах — прямоугольных коробках без сложной церковной архитектуры? Скажем, в зале Чайковского?

— Там плохая акустика, суховат он, суховат... Первый по акустике Домский, следом Гертруда, а потом зал Чайковского. Но он еще не так плох, бывает, идет вообще плоский звук: взял, снял и — ноль. Это очень плохо для органа, инструмент нуждается в реверберации — своей педали, как у рояля, или деки, как у скрипки, у него нет. Поэтому-то органы и ставили в церквях, где акустика хорошая.

— Современные произведения для органа написаны в традиционной манере?

— Нет, это модерн. Так, как писал Бах, уже никто не напишет. Это — Джомолунгма, выше некуда.

— Однажды в фейсбуке я дал ссылку на « Короля Артура» Перселла, Зальцбургский фестиваль 2004 года. Дирижировал Арнонкур. А мой знакомый венец Эрих Кляйн ехидно прокомментировал, что режиссеру тут и делать нечего, потому что этот фестиваль любят венские стоматологи. Постановка неплохая, веселая, но режиссер явно сдвинулся в сторону аттракциона. Скажите, а где в Европе можно найти hoch — высокую культуру?

— Она в руинах. Тех, кто слушает классику, совсем немного. Молодежь не приобщается. Мне кажется, идет какое-то падение, может, для того, чтобы потом подняться ввысь. Многие годы я чувствую, что европейской молодежи — немцам, итальянцам, с кем я общалась довольно много, классическая музыка неинтересна. А вот в России молодые люди на органные концерты идут толпами. Это удивительно, учитывая засилье низкопробной музыки.

Пульт органа Старой Гертруды

Фото: Андрей Строкин

— А где именно в России?

— В Сибири, например. В Красноярске, Новосибирске, Барнауле. Скоро в Томске буду играть. Они замечательные. Или они еще не дошли до того, чтобы разложиться, или их как-то миновала эта беда. Очень ведь много музыки никакой, ее пишут люди, которые вообще музыкальной грамоты не знают, и мне всегда обидно, как это можно называть музыкой.

— Отчего культура в Европе в упадке?