Солнцеворот - Николай Симонов

Макароны вот-вот должны были свариться. Павлов снял котелок с треноги, переместил его на угли и поставил на огонь эмалированный чайник.

— Нельзя детей так далеко отпускать от себя, — назидательно сказала Оленина.

— А что же мне делать, если вы не даете мне шага ступить? Держите меня под прицелом, как будто я американский шпион или вор-рецидивист, — раздраженно ответил он на ее совершенно нелепое, по его мнению, замечание.

— На каком языке вы с ними разговариваете? — спросила Оленина более миролюбиво.

— Это допрос? — поинтересовался он.

— Да, допрос, — подтвердила она.

— На орландском, — ответил он.

— Никогда не слышала про такой народ, — призналась Оленина и снова поразила его своими этнографическими и лингвистическими познаниями: Разве среди народов Сибири есть native speakers языка, похожего на романскую ветвь? Я знаю эвенков, тунгусов, чукчей, якутов, коряков, хантов. Даже про нганасан что-то читала, а про орландов слышу впервые.

И тут Павлова прорвало. В нем накопилось столько злости, что он, матерясь и чертыхаясь, стал доказывать ей, что она — последняя дура, которая даже понять не может всей серьезности положения, в котором они оба по ее собственной вине оказались. Зачем органам госбезопасности понадобилось втягивать его в эту мутную историю с Мерцаловым и Фишманом? Ясно, что его, Павлова, просто использовали, как живца, чтобы собрать на политически неблагонадежных ученых компромат. Вот, и приходится им обоим расплачиваться за зло, которое их начальники хотели причинить невинным людям.

Оленина выслушала его, потом села напротив, положила на землю карабин, обхватила голову руками и тихо заплакала. Тут к костру с деловым видом пришли с охапками сухих веток Рико и Люк. Увидев, что их старшая сестра плачет, они стали ее обнимать, гладить по голове и уговаривать. Они-то подумали, что она переживает из-за смерти их родителей. Павлов сердито попросил пацанов, чтобы они к ней не приставали, а садились есть. Братья-близнецы переглянулись, достали из-за пазухи резные деревянные палочки и, ловко орудуя ими, приступили к приему пищи.

— Надо же, какие культурные ребята, а я их вчера руками есть заставлял, — застыдился Павлов.

Умяв почти половину котелка, Рико и Люк разлеглись на шкуре, которую Павлов по их просьбе постелил им возле костра, и задремали.

Павлов предложил Олениной поесть. Она отказалась. Он подумал, что она либо никогда в жизни не ела руками, либо стесняется это делать.

— Ты же со вчерашнего дня ничего не ела, — напомнил ей Павлов, пытаясь снова перейти с ней на "ты".

— Я сухари погрызла, пока ты спал, — сказала она и покраснела.

— Ладно, как хочешь, — сказал он, нанизывая на вертел кабаний язык.

— Гражданин Мерцалов задержан по подозрению в совершении преступлений, предусмотренных тремя статьями УК РСФСР: в покушении на убийство, убийство и шпионаж в пользу иностранного государства. За отсутствием явных улик отпущен под подписку о невыезде, — сказала Оленина и протянула ему карабин.

Павлов взял оружие, положил на колени и спросил:

— А что с Аркадием Моисеевичем?

— Гражданин Фишман находится в больнице с подозрением на инфаркт, степень его вины, в том числе — в твоем исчезновении, уточняется, — ответила она.

Павлов пригорюнился. И снова начал мысленно корить себя за то, что согласился поехать в командировку в Новосибирск.

— Пойду, попилю и порублю дрова, а то мне неудобно как-то сидеть, сложа руки, — сказала Оленина.

После этих слов она встала, подошла к старой сосне и достала из дупла топор, охотничий нож и пилу ножовку, которые спрятала от него на случай, если он вздумает использовать их против нее в качестве холодного оружия. Автомат Калашникова висел у нее на шее, — наверное, на всякий случай.

Павлов проверил карабин и начал успокаиваться. Пока Оленина пилила и колола дрова для костра, он коптил кабаний язык и угощал щенков-пёсиков кусочками мяса, срезанными с кабаньей головы. Не забыл он забрать с катера и пачку соли. Свежие мозги он решил в пищу не употреблять, а просто выкинул их в реку. Мало ли, вдруг свинья болела трихинеллезом.

Пришла с дровами Оленина. Тяжело вздохнув, она призналась, что у нее проснулся зверский аппетит, и она готова есть кабана даже в сыром виде.

— Зачем же портить себе желудок? — рассмеялся Павлов, — и предложил ей попробовать подкопченный кабаний язык.

Отведав деликатес и найдя его превосходным, Оленина предложила ему свою помощь в разделке кабаньей туши, сославшись на некоторый опыт в этом деле. Видя, как она ловко управляется топором, Павлов подумал, что, наверное, Оленину не раз брали на охоту ее друзья или родственники. Он высказал свое предположение вслух, на что Оленина ответила утвердительно и отметила, что, как объект охоты, дикий кабан представляет самый ценный и самый заманчивый трофей для любого охотника. Это объясняется не только тем, что кабан дает вкусное и ценное по своим качествам мясо, сочетающее вкус свинины и дичи, но и тем, что охота на него сопряжена с известной опасностью. И поскольку Павлов метился в цель не с помоста, то очень даже рисковал, поскольку раненый кабан запросто мог бы сбить его с ног и нанести своими клыками серьезные увечья.

Вдвоем они быстро управились с разделкой охотничьего трофея. Что-то они засолили, что-то отобрали для приготовления колбасы, что-то оставили для барбекю. Пока мясо жарилось, Павлов попросил Оленину вспомнить и рассказать ему о том, что же все-таки произошло в квартире Аркадия Моисеевича Фишмана.

— Мы следили за тобой через скрытые камеры, и вдруг, обнаружили, что тебя нет, в смысле, что твое тело исчезло, — сказала она, но при этом отвела глаза и побледнела.

Тогда Павлов спросил, какие действия после его физического исчезновения предприняли тайно наблюдавшие за ним доблестные представители органов госбезопасности. Оленина обиженно шмыгнула носом и сказала буквально следующее:

— Вначале мы подумали, что твое исчезновение, это — оптическая иллюзия, и вломились в квартиру с обыском. Гражданина Фишмана, как я говорила, увезли в карете "скорой помощи". Гражданина Мерцалова мы задержали и отвезли на допрос. Во время допроса ему стало плохо, и наш врач Мерзликин сделал ему два укола: один, чтобы поднять упавшее давление, второй — чтобы он заговорил. Последний укол в близких нам медицинских кругах также известен под названием "сыворотка правды". Мерцалов заговорил, но перед этим послал меня, Мурадова и Мерзликина куда подальше. Я еще посмеялась: "К Ивану Грозному или к Новохудоносору?" А он глянул на меня своими цыганскими глазами и сказал: "Вам, в порядке исключения, желаю проследовать в светлое коммунистическое будущее!".