Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго - Андрей Буровский

Александр Лесли после Смоленской войны послужил в нескольких европейских армиях, в том числе и в армии Речи Посполитой. Под старость же он окончательно осел в Смоленске, сознательно выбрав Русь местом своего проживания. Несколько Лесли в конце XVIII века служили во флоте, помогали Алексею Орлову создавать флот Российской империи. Во время войны 1812 года Лесли прославились организацией первых в России ополченцев. По их инициативе и на их деньги был создан Смоленский дивизион ополчения.

Более поздние потомки Александра Лесли составили совсем немалый пласт провинциальной русской интеллигенции середины – конца XIX века. Судьбу рода Лесли в XX веке мне не удалось проследить.

Знаменитый канцлер Елизаветы и Екатерины, Алексей Петрович Бестужев, «птенец гнезда Петрова» – потомок шотландца Беста, приехавшего в Московию при Алексее Михайловиче.

Отец не менее знаменитого сподвижника Петра, Якова Брюса, Вилим Брюс, приехал в Московию в 1647 году. Род Брюсовых существует до наших дней; он уже в XX веке дал миру поэта и писателя Валерия Брюсова и его брата, известного археолога, специалиста по новокаменному веку.

Несколько позже (в 1661 году) приехал в Московию Патрик Гордон, которого порой называют «одним из первых иностранных учителей и вдохновителей Петра на создание регулярной армии»[71].

Заслуга создания регулярной армии в Московии совершенно напрасно приписывается и Петру, и Гордону, но вот основателем еще одной русско-шотландской семьи он действительно является.

Михаил Юрьевич Лермонтов – потомок шотландца Лермона, участника Смоленской войны, участника Украинской войны 1654–1667 годов в чине солдата и сержанта. В семье Лермонтовых бытовала привезенная Лермоном легенда – о происхождении его от знаменитого поэта и барда XIV столетия Томаса Лермона. Томас Лермон – личность очень широко известная в Великобритании, ему посвящена одна из баллад Редьярда Киплинга – «Последняя песня старого Томаса». Соответствует ли легенда действительности – трудно сказать, ведь нет никаких письменных документов, есть только легенда, передававшаяся устно из поколения в поколение.

Дмитрий Иванович Фонвизин – тоже потомок немецкого дворянина, о чем свидетельствует фамилия его предков – фон Визен. Он потомок офицеров «полков иноземного строя»; когда Фонвизины приняли православие, мне не удалось узнать, но во всяком случае ко временам Екатерины и деятельности Дмитрия Ивановича семья совершенно обрусела.

Причин высокого качества «немцев» можно найти две…

Религиозные войны Реформации сорвали с насиженных мест множество приличнейших людей, которым просто приходилось бежать. Например, дед сподвижника Петра, Якова Вилимовича Брюса – из шотландских дворян и приехал в Россию в 1647 году.

После поражения при Марстон-Муре сторонники парламента не просто завоевали и оккупировали страну; они изводили, как только могли, шотландских дворян. Десятки, сотни родственников и друзей Вильяма Брюса погибли в сражениях и на плахе, прятались в горах или уехали в другие страны. Сохранилась легенда, что ехать в Московию Вильяму посоветовал старый друг его отца, генерал Дэлзелл: он побывал в Московии в Смутное время, прослужил в Московии восемь лет и знал страну не понаслышке.

В числе авантюристов, хлынувших в Московию, были третьи сыновья вполне приличных, культурных дворян, которым элементарно просто не досталось наследства; купцы, капитала которых хватало в Московии, но не хватало для серьезной деятельности в Британии; мастера, которым не нашлось места в родном цеху (по крайней мере места, на которое они претендовали).

Конечно, попадались и жутчайшие типы, от которых лучше держаться подальше, но их оказалось поразительно немного.

В страшные дни «Хованщины» 1682 года полки «иноземного строя» в этом безобразии почти не принимали участия, иностранцы – тоже. Среди агитаторов и Нарышкиных, и Милославских есть только одно иностранное имя – некоего Цыклера, приехавшего на Русь еще в 1671 году. Кончил авантюрист плохо, после очередного заговора против Петра.

А вот иноземцев, убитых буйными и пьяными стрельцами, известно несколько. Самый известный из них – Даниил фон Гаден, врач покойного Федора Алексеевича, обвиненный в отравлении царя. Узнав, что его ищут орущие и махающие бердышами стрельцы, он двое суток прятался в Марьиной Роще, переодетый в нищенское платье, – видимо, были и те, кто его прятал?

Потом несчастный врач снова пошел в Немецкую слободу – надеялся у знакомых взять чего-нибудь поесть. Москва с ее населеним тысяч в 80 была, по сути, маленьким городком; на улице врача опознали, привели во дворец; и как ни клялись царевны, как ни уверяли, что Даниил фон Гаден не повинен ни в чем, потащили в Константиновский застенок пытать. Стрельцы орали, что у него в доме нашли сушеных змей и «черные книги». Дикари не умели читать, а «змеи», скорее всего – это морские черви, которых в те времена использовали для приготовления лекарств. Врач и привез их, чтобы лечить убивавших его идиотов.

Фон Гаден, не выдержав пыток, наговорил самых невероятных вещей. Откровенно оттягивая время, он просил дать ему три дня – на третий день он покажет тех, кто виновен куда больше него самого.

«Долго ждать!» – кричал революционный народ, после чего совершил типично революционные же подвиги: потащил за ноги фон Гадена на Красную площадь, где его изрубили на части. А запись пыточных речей фон Гадена изорвали в куски. Так что все, чего наплел несчастный доктор, мы знаем только из показаний самих стрельцов.

К тому же времени, к 1680-м, иноземцы подготовили целую плеяду русских по происхождению офицеров и генералов: Г.И. Касогов, М.О. Кравков, А.А. Шепелев, В.А. Змеев… В их числе и Василий Васильевич Голицын – сподвижник, правая рука первого русского генерала Григория Григорьевича Ромодановского. Молодой – моложе Касогова и Змеева, примерный сверстник Кравкова и многих полковников, – родился в 1643 году.

В.В. Голицын разрабатывает проект реформы всей системы управления государством… а по сути дела, и реформы общественных отношений.

Все эти люди начали службу в «полках иноземного строя» под командованием иноземцев. Все они прошли путь от младших офицеров до генералов. Силами именно этих генералов и полковников была выиграна тяжелейшая война 1676–1681 годов с Оттоманской империей. Это благодаря им Чигиринские походы вошли в историю как славная страница в истории русского оружия. Это они сделали так, что Турция потеряла под Чигирином треть (!) своей стотысячной армии, а московитская армия – вдвое меньше солдат и офицеров. Это им спасибо, что в 1681 году был заключен Бахчисарайский мирный договор, по которому султан признавал, что Левобережная Украина вошла в состав России.

Судьба этих людей тяжела: ни один русский поручик, капитан или майор из армии царя Федора (из армии, выигравшей войну 1676–1681 годов!!!) при Петре генералом не стал. Карьера у всех у них, независимо от их личных и служебных качеств, сложилась крайне скромно. А генералами в начале XVIII века стали пьяницы из Всешутейного собора. Впрочем, об этой гадости я подробно пишу в другой книге[72].

Ухудшение качества иноземцев

Петра до сих пор провозглашают эдаким «агентом влияния» Европы. Но ведь ни трубка во рту, ни пьянки до блевотины в Кукуй-слободе, ни дружба с активным педерастом Францем Лефортом и другими подонками иностранного происхождения никак не говорят о стремлении делать что-то полезное. В конце концов, в Европе есть офицерские собрания, академии наук и цеха ремесленников, а есть и низкопробные кабаки, публичные дома и притоны бродяг и уголовников.

Если Петр – агент влияния, то разве что немецкого портового кабака. Он – что-то вроде туземного вождя из Африки, которого спаивают ромом боцманы полупиратских кораблей, чтобы дикарь дал бы им побольше рабов и слоновых клыков.

Еще одна классическая байка в стремлении возвеличить алкоголика и сифилитика на троне – про привлечение Петром невероятного количества иностранцев. Факты свидетельствуют против этого суждения: ко времени восшествия Петра на престол в слободе Кукуй на Москве жило уже больше 20 тысяч человек, а за все время его правления въехало в Российскую империю не больше 8 тысяч. Немало, но и никакой революции. Тем более что все стеснительные ограничения прежних лет – типа проживания на Кукуе, правового неравенства с православными Петр как раз и отменил.

Кстати, после смерти Петра в 1725 и до 1740 года в Россию въехало еще около 4 тысяч европейцев… А по-настоящему большая иммиграция, сравнимая с эпохой первых Романовых, началась только со времен Екатерины.

Почему иноземцы не так уж рвались в империю Петра, становится понятно из брошюрки, выпущенной в 1704 году Мартином Нейгебауэром, бывшим офицером московитской армии и приближенным царя. Брошюра называлась торжественно: «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».