Земля от пустыни Син - Людмила Коль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она два года назад погибла: оступилась и упала с лестницы.
— Час от часу не легче! А как ты с ними познакомилась?
— Случайно.
Ленизу вдруг прорывает, и она рассказывает Тане, что родилась и жила в Казани. Родители развелись, когда она была совсем маленькая, и своего отца она не помнит.
— У него давно другая семья, другие дети, а мной он никогда не интересовался. Он был для меня всегда где-то в неопределенном там, недосягаемо далеко. Поэтому я с детства привыкла к мысли, что у меня отца попросту нет.
Таня все-таки решается задать вопрос:
— А имя откуда у тебя такое необычное?
— Они с мамой сами придумали, чтобы ни у кого такого не было…
— Так ты живешь вдвоем с мамой?
— Нет. В девяностые, когда всем было трудно, мама уехала в Москву искать работу. Она хотела забрать меня потом, когда устроится. Но что-то не получалось: ни жилья, ни приличной работы. Она писала письма, каждый раз обещала, что скоро возьмет меня к себе.
— А на что же ты жила и — где?
— Она присылала деньги на мое содержание. Все то время я жила у ее близкой подруги. Столько лет прошло, что я успела окончить школу. И надеялась, что рано или поздно уеду в Москву — учиться, или работать, все равно, но — к маме. Ну а потом… — Лениза на минуту прерывается и с усилием продолжает: — понимаете, она написала один раз, что вышла замуж, что я, конечно, могу приехать, если хочу… что я не помешаю ее новой семье — так точнее… Но я уже не захотела…
— Да… непростая история, — говорит Таня.
— Я была совершенно потеряна в этом мире, хотя все были добры ко мне. Но, знаете, сознавать, что все это — только жалость, по существу, к сироте, тяжело. И я начала думать о смерти.
— Откуда такие мрачные мысли? — удивляется Таня.
— Вовсе не мрачные. Это способ защититься. Наше поколение вообще много думает о смерти.
— Вы-то почему? У вас открылись сейчас такие возможности!
— Человек задумывается о ней всегда — по-разному, конечно: в молодости или на финишной прямой. Но сейчас, мне кажется, это усилено и убыстрено тотальной акселерацией. Вы думаете, что мы слишком молоды? Да, но мы все внутренне, духовно уже очень взрослые. И поэтому задумываемся над многими вещами гораздо раньше, чем, наверное, ваше поколение.
Таня с интересом смотрит на девушку: на вид маленькая, хрупкая, почти беспомощно-беззащитная, а оказывается, такие глубины…
— Я открыла для себя, что смерть — это совсем не героизм, как считается в литературе, как нас учили в школе… ну, знаете, на литературных произведениях. Она — везде, куда ни посмотришь: рак, СПИД, постоянные войны, терроризм, суицид, умирающие от голода африканские дети, наркотики, безумные дороги, где погибает огромное число людей… Мы каждый день слышим об этом, смотрим по телевизору, живем среди этого… — Лениза прерывается и смотрит на Таню: — Понимаете — среди смерти! И это так далеко от героики! А еще Афган и Чечня — это вот именно такие примеры, как шла ежедневная жизнь молодых парней среди смерти, без всякого там героизма. После того, как я поняла, что осталась в этом мире одна, я начала все больше и больше задумываться над этим. Все боятся смерти: ребята, с которыми я училась, боялись идти в армию, наша соседка боялась рожать, моя мама боялась обратиться к врачу. Поэтому, наверное, нужно ее «приручить», чтобы освободиться от страха… Поэтому, наверное, нужно думать о ней, а не гнать от себя эту мысль… Поэтому, наверное, молодые люди моего поколения так много пишут о ней, поют о ней…
Таня слушает девушку, и ей кажется, что она давным-давно знакома с ней и что это просто ее младшая подруга, которую она неожиданно встретила за границей и которой нужен близкий человек. А впрочем, кто из них старше?…
— Вот так у нас развиваются мысли, — улыбается Лениза.
— Да, интересно развиваются. Ты мне открыла то, над чем я никогда не задумывалась… — медленно произносит Таня. — А как получилось, что они пригласили тебя в Германию? Это твои давние знакомые? — Она намеренно переводит разговор, чувствуя, что должна наедине переварить только что услышанное.
— Мамина подруга, у которой я жила, много лет переписывалась со своим коллегой из Германии, они учились когда-то вместе в Казанском университете. И вдруг, представляете, приходит письмо от него, и он пишет, что принял близко к сердцу мою историю, потому что его сыновья остались совсем без матери, он знает, какое это горе, поэтому с удовольствием пригласит меня летом в гости. Вот так я приехала сюда. Они очень хорошо ко мне относятся и говорят, что, наверное, я могла бы поступить здесь в университет. И теперь, если это так, у меня появится возможность приехать на учебу в Германию.
— Резонно. Ты уже выбрала специальность?
— Да, давно: я хочу стать биологом, и здесь это было бы для меня лучше всего — можно впоследствии получить стажировку в научной лаборатории в какой-нибудь другой стране — в зависимости от темы, я уже узнавала.
— А язык?
— К сожалению, мой немецкий пока не такой хороший. Хотя я училась в немецкой спецшколе, этого ведь недостаточно. Но теперь я, конечно, буду стараться.
Их прерывает звонок по мобильнику.
— Это мне, — улыбается Лениза, доставая из сумочки телефон.
Она разговаривает по-немецки, а Таня, щурясь от солнца, разглядывает пеструю толпу перед Бранденбургскими воротами: там, в центре площади, идет какое-то уличное представление с ставшими теперь такими модными по всей Европе немыми фигурами.
— Я должна извиниться, — пряча мобильник в сумочку, говорит Лениза. — Сейчас они заедут за мной на машине — все приглашены вечером в гости.
— Тогда расплатимся и распрощаемся, — тут же спешит Таня, чтобы не показаться навязчивой. — И я отправлюсь дальше, хочется обязательно посмотреть мемориал Холокост и побывать на Потсдамской площади.
— Не спешите. Я бы хотела познакомить вас с ними, — говорит Лениза. — Они придут прямо сюда. Я объяснила, где мы сидим.
Таня протягивает визитную карточку:
— Вот мои реквизиты, на всякий случай, — и записывает адрес электронной почты, который диктует ей Лениза.
И пока они говорят еще какие-то необходимые слова друг другу, к столику подходит широкоплечий, крепко сбитый — по-другому просто никак нельзя сказать — немец, в хорошем костюме и галстуке. Он крепко пожимает Танину руку и представляется:
— Гюнтер.
4
Костя встречает Таню с цветами.
— Дорогой! Ты как в нашей молодости! — восклицает Таня, прижимая к лицу розы в прозрачном конверте с цветной, изящно закрученной ленточкой.
— А что, нельзя?
— Мама всегда умилялась, когда ты приносил мне букетик ландышей — она считала это особым проявлением чувств с твоей стороны.
Костя ведет машину из Шереметьево-2 в город и слушает Танин восторженный рассказ.
Хорошо, что нужно сосредоточиться на дороге и смотреть все время вперед. Он ловит себя на том, что даже вставляет какие-то реплики. Потому что в голове до сих пор стоит эта встреча в театре, когда он попросту столкнулся с собственным сыном в фойе во время антракта.
Костя что-то промямлил про корпоративный культпоход на новую постановку Романа Виктюка — заготовка у него имелась. Но взгляд, которым Лева смерил отца… Только отца, на спутницу даже не взглянул, хотя Костя представил ее: «Вот, познакомься — Марина, она же и организатор мероприятия». Лева вежливо поздоровался, отец и сын обменялись несколькими словами, типа понравилось-не понравилось, чтобы не молча, — и разошлись после звонка. «Прикольный спектакль», — бросил напоследок сын с почти незаметно проскользнувшей на лице улыбкой. Костя и сейчас не уверен до конца, к чему эта фраза имела отношение: то ли к реальному театру, то ли к тому, что произошло в театре, то ли к словам про корпоративную тусовку.
Впрочем, почему нельзя? Почему нельзя пойти в театр сослуживцам? Можно. Сослуживцам — можно. Даже здорово: пойти и потом вместе обсудить. Сослуживцам.
Говорят — статистически проверено, — большинство мужчин в возрасте от сорока до пятидесяти разводятся и женятся второй раз. Но ведь это — большинство. А он, Костя, относится к меньшинству — к тем, особенным, которые не подчиняются общей мерке и не хотят влезать в прокрустово ложе понятия «обычный»: «обычный роман», «обычный случай», «обычный человек», «обычная ситуация» — все эти пошлые слова, которые произносятся и употребляются по отношению к этому самому «большинству».
Он успешный, доктор наук, в тридцать пять лет защитивший диссертацию, он видит перед собой цель — не ближнюю, а в перспективе. И продвигается к ней, находя путь в любой ситуации. Поэтому на нем не отражаются катаклизмы, дефолты и кризисы. Поэтому он всегда в центре, а не на обочине, востребован в сфере бизнеса.