Русские поэты второй половины XIX века - Юрий Орлицкий

15

Будь счастлива… Забудь о том, что было,Не отравлю я счастья твоего,Не вспомяну, как некогда любила,Как некогда для сердца моегоТвое так безрассудно сердце жило.

Не вспомяну… что было, то прошло…Пусть светлый сон души рассеять больно,Жизнь лучше снов – гляди вперед светло.Безумством грез нам тешиться довольно.Отри слезу и подними чело.

К чему слеза? раскаянье бесплодно…Раскаянье – удел души больной,Твое же сердце чисто и свободно,И пусть мое измучено борьбой,Но понесет свой жребий благородно…О, полюби, коль можешь ты, опять,Люби сильней и глубже, чем любила…Не дай лишь сердца силам задремать,Живым душам бесстрастие – могила,А на твоей – избрания печать.

Будь счастлива… В последний раз мне рукуСвою подай; прижав ее к устам,Впервые и на вечную разлукуВ лобзанье том тебе я передамДуши своей безвыходную муку.

В последний раз натешу сердце сном,Отдамся весь обманчивому счастью,В последний раз в лобзании одномСкажусь тебе всей затаенной страстьюИ удалюсь в страдании немом.

И никогда, ни стоном, ни мольбою,Не отравлю покоя твоего…Я требую всего иль ничего…Прости, прости! да будет Бог с тобою!

16

В час томительного бденья,В ночь бессонного страданьяЗа тебя мои моленья,О тебе мои страданья!

Все твои сияют очиМне таинственным приветом,Если звезды зимней ночиСветят в окна ярким светом.Тесно связанный с тобою,Возникает мир бывалый,Вновь таинственной мечтоюОн звучит душе виденийПризван к жизни странной властью:Неотвязчивые тениС неотвязчивою страстью!Пред душевными очамиВновь развернут свиток длинный…Вот с веселыми жильцамиСтарый дом в глуши пустынной,Вот опять большая залаПред моим воспоминаньем,Облитая, как бывало,Бледных сумерек мерцаньем;И старик, на спинку креселГоловой склонясь седою,О бывалом, тих и весел,Говорит опять со мною;Скорой смерти приближеньеОн встречает беззаботно.От него и поученьеПринимаешь так охотно!

И, у ног его склоняся,Вся полна мечты случайной,Ты впервые отдаласяГрез волшебных силе тайной,Бледных сумерек мерцаньюПростодушно доверяясь,Подчинилась обаянью,Не лукавя, не пугаясь,Ты мне долго смотришь в очи,Смотришь кротко и приветно,Позабыв, что лунной ночиСвет подкрался незаметно,Что в подобные мгновеньяЯсно все без разговора,Что таится преступленьеЗдесь в одном обмене взора.

О ребенок! ты не знала,Что одним приветным взглядомТы навеки отравлялаЖизнь чужую сладким ядом.Так меня воспоминаньяВ ночь бессонную терзают,И тебя мои стенаньяСнова тщетно призывают,И тебя, мой ангел света,Озарить молю я сноваГрустный путь лучом привета,Звуком ласкового слова…Но мольбы и стоны тщетны:С неба синего сверкая,Звезды хладно-безответны,Безответна ночь глухая.

Только сердце страшно ноет,Вызывая к жизни тени,Да собака дико воет,Чуя близость привидений.

17

Благословение да будет над тобою,Хранительный покров святых небесных сил,Останься навсегда той чистою звездою,Которой луч мне мрак душевный осветил.

А я сознал уже правдивость приговора,Произнесенного карающей судьбойНад бурной жизнию, не чуждою укора, —Под правосудный меч склонился головой.

Разумен строгий суд, и вопли бесполезны,Я стар, как грех, а ты, как радость, молода,Я долго проходил все развращенья бездны,А ты еще светла, и жизнь твоя чиста.

Суд рока праведный душа предузнавала,Недаром встреч с тобой боялся я искать:Я должен был бежать, бежать еще сначала,Привычке вырасти болезненной не дать.

Но я любил тебя… Твоею чистотоюИз праха поднятый, с тобой был чист и свят,Как только может быть с любимою сестроюК бесстрастной нежности привыкший с детства брат.

Когда наедине со мною ты молчала,Поняв глубокою, хоть детскою душой,Какая страсть меня безумная терзала,Я речь спокойную умел вести с тобой.Душа твоя была мне вверенной святыней,Благоговейно я хранить ее умел…Другому вверено хранить ее отныне,Благословен ему назначенный удел.

Благословение да будет над тобою,Хранительный покров святых небесных сил,Останься лишь всегда той чистою звездою,Которой краткий свет мне душу озарил!

18

О, если правда то, что помыслов заветныхВозможен и вдали обмен с душой родной…Скажи: ты слышала ль моих призывов тщетныхБезумный стон в ночи глухой?

Скажи: ты знала ли, какою скорбью лютойТерзается душа разбитая моя,Ты слышала ль во сне иль наяву минутой,Как проклинал и плакал я?

Ты слышала ль порой рыданья, и упреки,И зов по имени, далекий ангел мой?И между строк для всех порой читала ль строки,Незримо полные тобой?

И поняла ли ты, что жар и сила речи,Что всякий в тех строках заветнейший порывИ правда смелая – все нашей краткой встречиНеумолкающий отзыв?

Скажи: ты слышала ль? Скажи: ты поняла ли?Скажи – чтоб в жизнь души я верить мог вполнеИ знал, что светишь ты из-за туманной далиЗвездой таинственною мне!

Лев Мей

Вечевой колокол

Над рекою, над пенистым Волховом,На широкой Вадимовой площади,Заунывно гудит-поет колокол.Для чего созывает он Новгород?Не меняют ли снова посадника?Не волнуется ль Чудь непокорная?Не вломились ли шведы иль рыцари?Да не время ли кликнуть охотниковВзять неволей иль волей с ЮгорииСеребро и меха драгоценные?Не пришли ли товары ганзейские,Али снова послы сановитыеОт великого князя МосковскогоЗа обильною данью приехали?Нет! Уныло гудит-поет колокол…Поет тризну свободе печальную,Поет песню с отчизной прощальную…

«Ты прости, родимый Новгород!Не сзывать тебя на вече мне,Не гудеть уже мне по-прежнему:Кто на Бога? Кто на Новгород?Вы простите, храмы Божии,Терема мои дубовые!Я пою для вас в последний раз,Издаю для вас прощальный звон.Налети ты, буря грозная,Вырви ты язык чугунный мой,Ты разбей края мне медные,Чтоб не петь в Москве, далекой мне,Про мое ли горе горькое,Про мою ли участь слезную,Чтоб не тешить песнью грустноюМне царя Ивана в тереме.Ты прости, мой брат названый, буйный Волхов мой, прости!Без меня ты празднуй радость, без меня ты и грусти.Пролетело это время… не вернуть его уж нам,Как и радость, да и горе мы делили пополам!Как не раз печальный звон мой ты волнами заглушал,Как раз и ты под гул мой, буйный Волхов мой, плясал.Помню я, как под ладьями Ярослава ты шумел,Как напутную молитву я волнам твоим гудел.Помню я, как Боголюбский побежал от наших стен,Как гремели мы с тобою: «Смерть вам, суздальцы, иль плен!»Помню я: ты на Ижору Александра провожал;Я моим хвалебным звоном победителя встречал.Я гремел, бывало, звучный, – собирались молодцы,И дрожали за товары иноземные купцы,Немцы рижские бледнели, и, заслышавши меня,Погонял литовец дикий быстроногого коня.А я город, а я вольный звучным голосом зовуТо на немцев, то на шведов, то на Чудь, то на Литву!Да прошла пора святая: наступило время бед!Если б мог – я б растопился в реки медных слез, да нет!Я не ты, мой буйный Волхов! Я не плачу, – я пою!Променяет ли кто слезы и на песню – на мою?Слушай… нынче, старый друг мой, по тебе я поплыву,Царь Иван меня отвозит во враждебную Москву.Собери скорей все волны, все валуны, все струи —Разнеси в осколки, в щепки ты московские ладьи,А меня на дне песчаном синих вод твоих сокройИ звони в меня почаще серебристою волной:Может быть, из вод глубоких вдруг услыша голос мой,И за вольность и за вече встанет город наш родной».

Над рекою, над пенистым Волховом,На широкой Вадимовой площади,Заунывно гудит-поет колокол;Волхов плещет, и бьется, и пенитсяО ладьи москвитян острогрудые,А на чистой лазури, в поднебесье,Главы храмов святых, белокаменныхЗолотистыми слезками светятся.

Не знаю, отчего так грустно мне при ней?Я не влюблен в нее: кто любит, тот тоскует,Он болен, изнурен любовию своей.Он день и ночь в огне – он плачет и ревнует…Я не влюблен… при ней бывает грустно мне —И только… Отчего – не знаю. Оттого ли,Что дума и у ней такой же просит воли,Что сердце и у ней в таком же дремлет сне?Иль от предчувствия, что некогда напрасно,Но пылко мне ее придется полюбить?Бог весть! А полюбить я не хотел бы страстно:Мне лучше нравиться – по-своему грустить.Взгляните, вот она: небрежно локон вьется,Спокойно дышит грудь, ясна лазурь очей —Она так хороша, так весело смеется…Не знаю, отчего так грустно мне при ней?

Канун 184… года