Блокада молчания - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В восемь вечера, когда над городом сгущались сумерки, на рабочее место вернулись опечаленные, жутко уставшие помощники. Дементьев таращился на экран монитора, поджидая новостей от «полевых агентов».
— Денек — не приведи Господь… — пробормотал Макагон, расползаясь по стулу.
— Ага, вот она, а я уж думал, потерял, — радостно поведал Шура Лапчик, извлекая из ящика свою любимую пятнистую змейку, едва не целуя ее. — Талисман, блин. Во-первых, руки заняты, во-вторых, должна помогать в работе и личной жизни. Вот только не помогает, падла… Но все равно классная штука.
— Классная штука — это штука баксов, — покосился на игрушку Макагон. — А это — хрень всякая. Замуж-то Светка еще не передумала?
— Думает, — вздохнул Лапчик. — Недавно позвонила и в грубой форме поинтересовалась, имеет ли она право видеть своего жениха хотя бы раз в пару суток.
— А ты?
— А я ответил, что это ее неотъемлемое право, — вздохнул Шура.
— Доложить ничего не хотите? — буркнул Дементьев.
— Нечего, — отозвались они вразнобой, но в принципе дружно.
Зазвонил телефон, и в эфире объявился оперуполномоченный Муртазин, голос которого дрожал от волнения.
— Понимаю, что не к месту, товарищ капитан, — вымолвил опер, занимающийся отловом сексуального маньяка. — Куда уж нашим проблемам до ваших. Но должен сообщить, что в лесополосе за теннисным кортом пансионата «Завьяловский» обнаружен женский труп. Тимченко Зинаида Аркадьевна, 24 года, проживала в пансионате с молодым человеком. Оба прибыли из Санкт-Петербурга. По неуточненным данным, близкая родственница одного из членов Конституционного суда. Тело обезображено, тот же почерк. Ожогин убежден, что насиловал и убивал Тимченко тот же упырь, что разделывал Ростову и Пятницкую. Это третий труп, Олег Михайлович, наш маньяк начинает работать каждую ночь, чего это с ним случилось? В общем, как ни крути, а мы в глубокой заднице. Можете подъехать, если хотите…
Он потрясенно уставился на заткнувшийся мобильник. Комментарии, как говорится, излишни.
— Мы, кажется, поняли, Михалыч… — дрогнул голос у Макагона.
— А не сходить ли нам с ума? — задумался Шура.
Сгустились сумерки. Фары полицейских машин освещали асфальтовую дорожку, струящуюся между цветущими зарослями. В трех шагах — ограда теннисного корта, далее пансионат, увенчанный башнями, стилизованными под средневековые, еще дальше — бухта с каменистым пляжем. Угрюмые люди в форме окружили место действия, вполголоса обсуждали событие. Очередная потерпевшая лежала в траве за деревьями с разбросанными конечностями. Все вокруг забрызгано кровью, тело шинковали, как капусту, вместе с остатками одежды. Белокурые волосы разбросаны по траве, слиплись от гумуса и крови. Витал неприятный запах, с момента злодеяния прошли почти сутки. Оперативники привычно ползали по поляне, обсуждали находку — кусок полиэтиленовой пленки, забрызганный кровью, явно оторванный от плаща-дождевика. Дамочка сопротивлялась. Странные люди эти маньяки. Последний дождь был еще в мае. Таскает с собой дождевик, перчатки, бахилы, аккуратно все это надевает перед тем, как начинает кровавую работу, а затем входит в раж и с остервенением кромсает добычу?
— Стандартный набор, господа офицеры, — поведал уморившийся медик Ожогин. — Избил, изнасиловал, умертвил с особой жестокостью. Была без сознания, не кричала, оттого необходимости в затычке для рта не возникло. Знаете, Олег Михайлович, у меня такое ощущение, что злодей, нападая на женщин, таким вот странным образом снимает стресс, устает, наверное, сильно в течение дня.
— А кто не устает? — фыркнул Шура. — Я сам после этих нервотрепок испытываю жгучее желание кого-нибудь убить. Или избить. Или хотя бы напугать. А тут еще Светка со своими закидонами…
— Грушу боксерскую купи, — посоветовал Макагон. — Должно помочь.
— Груша есть, не помогает, — фыркнул Шура.
— Били обычным столовым ножом, — вынес компетентное заключение Ожогин. — То же самое оружие, что он использовал ранее. Оставлять на месте преступления не желает, уносит с собой, видимо, эта штука дорога ему как память.
— Держу пари, что он не назначал этой дамочке свидание, просто подкараулил ее, когда она гуляла по дорожке, — сказал Муртазин. — Вот только непонятно, чего она ночью тут гуляла.
— Это могла быть и не ночь, — возразил его коллега Дегтярь. — А, скажем, вечер. Увидел девушку, напал, отволок за деревья, погрузил в беспамятство, а уж позднее… Могу и ошибиться, коллеги, но мне кажется, что выполняемые им действия не обязательно должны сопровождаться оглушительным шумом.
Абстрактные мысли подтвердил возбужденный молодой человек, примчавшийся из пансионата, про который уже ползли недобрые слухи. Он прорвался сквозь заслоны полицейских, схватился за голову, рухнул на колени перед трупом, зарыдал в полный голос. Впоследствии выяснилось, что зовут его Алексей, погибшая — его невеста, отдыхают они в пансионате уже неделю, прибыли из города на Неве. Да, потерпевшая — двоюродная племянница члена Конституционного суда. Он это дело не оставит. Парень орал, срывая голос, на угрюмых полицейских, бросался на них с кулаками, плакал, матерился, угрожал, что задействует все свои связи, он добьется, чтобы в этот отвратительный городок не приехал больше ни один отдыхающий. У него родня. У него рычаги. Пришлось похлопать молодого человека по затылку и пригрозить, что если он не хочет возглавить список подозреваемых, то следует поумерить прыть и осветить обстоятельства. Молодой человек споткнулся и стал орать на полтона ниже. Зиночка была сущий ангел, умница, скромница. Но вчера они поссорились (обстоятельства ссоры прилагаются), да так серьезно, что Алексей, хлопнув дверью, убыл из номера и отправился в кафе на центральный пляж, где до глубокой ночи сидел за барной стойкой и надирался пивом. Этот факт подтвердят бармен и две некрасивые девушки, домогавшиеся его благосклонности. Вернулся в номер он в три часа ночи, особо пьяным не был. В спальне царила тишина, он решил, что Зиночка спит, и завалился в гостиной на диване. Проспал до четырех часов дня. Пока очухался, пока пришел в себя… Обнаружил, что постель в спальне заправлена, подруги нет. Волноваться не стал, гуляет где-то. А тут еще в пансионат нагрянула полиция, заявила, что в городе проводятся мероприятия по поиску особо опасных уголовников. В общем, волноваться он начал ближе к вечеру, потом услышал от кого-то, что за теннисным кортом обнаружен труп.
В десять вечера ненавидящий весь белый свет Дементьев добрался до своего гаража в Росинках. Бесполезно что-то делать, если не поспишь хотя бы несколько часов. Поднялись стальные жалюзи, «Опель Антара» вкатил в гараж, застыл на положенном месте. Свет включился автоматически. Дементьев закрыл машину и зашагал к противоположной двери, выходящей в сад. Привычные действия, защелка, срабатывание от легкого касания. И лишь оказавшись в саду, закрыв за собой дверь, он тонким чутьем уловил, что что-то тут не в порядке. Он застыл, включив боковое зрение, оборвал дыхание. Аллея, проложенная от гаража к дому, была пуста. Ветви кустарников свешивались на дорожку, он категорически отказывался их постригать, считая, что первозданная природа лучше располагает к релаксации, нежели вылизанная и до абсурда обкромсанная. Тишину нарушало лишь попискивание цикад, в доме за ворохами листвы горел свет. Определенно что-то не в порядке. В окружающем пространстве присутствовало нечто, не испытывающее к капитану Дементьеву добрых чувств. Этому чувству не было обоснования, он воспитал его годами опасной службы с опасными клиентами.
Дементьев нащупал выключатель за спиной. Погасла лампа в плафоне, призванная в темное время суток освещать задворки. Навалилась темнота, но в ней он чувствовал себя увереннее. Пусть чужие испытывают дискомфорт… Он потянулся к кобуре под рубашкой, извлек миниатюрный «браунинг» с барабанным механизмом, бесшумно взвел курок. Он двигался танцующей походкой, переступая с пятки на носок, ловил ушами посторонние звуки. Намеренно не ускорялся, держал темп, размеренно дышал. Застать его врасплох невозможно, он всегда готов. За сорок секунд пробежал через засыпающий сад, оказался возле крыльца. В доме за задернутыми шторами горел свет. Освещалось и правое крыло — комната со спортивными тренажерами, и наверху, в спальне, работало освещение. Что это с Агатой? Не в ее привычках активировать всю иллюминацию в доме…
Он кожей чувствовал, что чужаки не будут стрелять, не для того они явились, чтобы застрелить капитана Дементьева. Другое дело — напасть, избить, испугать… Он, кажется, догадывался, КТО напряженно дышит в его саду, следит за его перемещениями. Он уже пожалел, что выдал свою осведомленность, обнажив пистолет. Отличная возможность самостоятельно скрутить злодеев — сделать то, что не может сделать вся полиция Кабаркуля. И какие бонусы? Он невольно усмехнулся. Полковник Вровень отправляется в позорную отставку, капитану Дементьеву присваивается внеочередное звание, он назначается начальником полиции… Большой вопрос, а ему это нужно?