Генезис цивилизации. Откуда мы произошли... - Дэвид Рол

«Ноги посланника, направлявшегося в Аратту, давно покрылись дорожной пылью и стерлись о камни гор. Он был неудержим, словно огромный змей, извивающийся по равнине. Когда же посланник достиг Аратты, жители Аратты останавливались как вкопанные, изумляясь вьючным ослам».

Я помнил, что шумерское слово, означающее «равнина», звучало как эдин (аккадск. эдин-на), а именно от него, вероятнее всего, и произошел библейский Эдем. Миновав Малекан — селение «Ангелов-Стражей», — я понял, что наконец-то достиг Эдема. Осталось только попасть в широкую долину, которую Уолкер отождествлял с райским садом.

За последние три дня, пока мы ехали по горным дорогам, петляющим по отрогам и хребтам между Сузами и Саидмаррехской долиной, мы преодолели семь перевалов («врат»), и вот теперь мы спустились на землю эдина. Мое эпическое путешествие было почти окончено. Я прошел по следам гонца-посланника царя Энмеркара и достиг земель таинственного царства Аратта, занимавшего, по моему мнению, южную часть той территории, которую кодификатор Книги Бытия называет Эдемом. И вот теперь мне оставалось провести в машине всего какую-нибудь пару часов, чтобы попасть в те самые места, где, согласно древнееврейскому преданию, жили Адам и Ева.

Признаться, пока мы ехали по горным дорогам Загроса, погода была весьма милостива к нам. Однако, как только мы спустились на равнину, дела резко изменились к худшему. Далеко на западном краю горизонта горы восточной Турции быстро заволокло густой пеленой туч. Привыкнув к холодному и сухому воздуху горных вершин, я спокойно наблюдал, как мы преодолевали километр за километром, один горный хребет за другим. Совсем другое дело — душный воздух бассейна озера Урмия. Создается впечатление, что он «присосался» к небу, притягивая скользящие по нему облака к широкой поверхности озера и влажной долине Аджи-Чай. Заснеженные вершины гор, окружающих озеро Урмия, слились с белой дымкой, клубящейся почти под облаками. И вот — начался дождь.

Ирония судьбы не оставляла меня и здесь. Наконец-то я попал в самое удивительное, сказочное, прекрасное и блаженное место на земле — Эдем, легендарный райский сад, и вот — меня встречает погода даже более мрачная и хмурая, чем в угрюмом декабре в Англии. Более всего меня разочаровало то, что главный пик горы Саханд, находящийся всего в нескольких километрах отсюда, был полностью закрыт тучами. Делать было нечего, и мы поехали по главному шоссе к побережью озера Урмия.

Это огромное озеро буквально излучает меланхолию. Ветерок едва-едва скользит по его сонной поверхности. Береговая линия восточной части озера по большей части состоит из глинистых островков, покрытых толстым слоем соли. В водах у самого берега и даже далеко от него не было видно ни малейших признаков жизни. Эта картина напомнила мне другое соленое озеро, на котором мне доводилось бывать в своих странствиях, — знаменитое Мертвое море. Здесь передо мной тоже расстилалось «море смерти». Мы направились к северу. Дорога километр за километром шла по соленой заболоченной низменности, куда несет свои горькие воды река Аджи-Чай. Картина запустения — просто удручающая. В наши дни глубина озера не превышает 15 м, тогда как в эпоху Неолита оно было гораздо глубже и шире.

Мы свернули на Тебризское шоссе, огибающее гору Саханд и устремляющееся в широкую долину Аджи-Чай, расположенную на высоте 1370 м над уровнем моря.

Главное шоссе в здешних местах проходит по южной стороне долины, минуя северные отроги горного массива Са-ханд. Поначалу долина, расстилавшаяся слева от нас, была густо покрыта садами, протянувшимися, насколько хватает глаз, до самого горизонта. Естественные террасы плодородной земли на склонах справа от нас тоже были сплошь покрыты плодовыми деревьями, ветви которых подернулись розоватой дымкой цветов: как-никак — начало весны.

«И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке; и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла».

Однако через каких-нибудь полчаса езды «сад» превратился в огромный мрачноватый индустриальный комплекс. По сторонам шоссе замелькали нефтеперегонные заводики, магазины и стоянки нефтевозов. Мы оказались в западных пригородах четвертого по величине города в Иране — региональной столице провинции Азербайджан[109].

Некогда знаменитый перевалочный центр на Великом шелковом пути из Китая, Тебриз в наши дни — заурядный промышленный город, которому почти нечем привлечь внимание туристов.

Предание гласит, что древнее поселение Таврис (от которого и происходит название Тебриза) было основано в эпоху владычества Сасанидов (в III в. н. э.) и представляло собой процветающий торговый город. Но Таврис — это, вне всякого сомнения, тот самый город Таври, который был захвачен Саргоном во время его знаменитого похода, а это позволяет отнести дату его основания на добрую 1000 лет раньше, то есть к VIII в. до н. э.

Большая часть древних построек Тебриза была уничтожена целой серией землетрясений, которые обрушивались на город через регулярные промежутки времени (особенно в 858, 1041 и 1721 гг.). Арабская (Аравийская) материковая плита наползает на Азиатскую как раз по линии гор Загрос, что создает весьма опасную в сейсмическом отношении зону, простирающуюся от Черного моря до Каспийского. Эта линия стыка — основная причина появления обширной вулканической зоны, проходящей по территории западного Ирана. Именно вследствие постоянной угрозы землетрясений Тебриз растет и развивается в основном вширь, а не ввысь. До недавнего времени почти все дома в городе были одно- или максимум двухэтажными, так что густонаселенной оказалась вся центральная часть долины, простирающаяся по дну долины от одних горных склонов до других. А через самый центр этого человеческого муравейника протекает Аджи-Чай, единственная река в долине, берущая начало от трех главных истоков в отрогах Саханда, Базгуша и Кушех-Дага. В окрестностях Тебриза бьют многочисленные геотермические источники, впадающие в Аджи-Чай («Горькие воды»). Именно они придают водам реки характерный солоноватый вкус. Отсюда река поворачивает к западу, в сторону озера Урмия, на пути к которому большая часть ее вод испаряется, так и не достигнув чаши озера. Испарение под знойным летним солнцем — единственное ее спасение от соленых вод озера.

Как ясно показывают свидетельства, приведенные в главе первой, именно Тебризская долина и была местом, где находился библейский Эдемский сад. Таким образом, эта навевающая грусть речка и есть та самая древнейшая река, орошавшая рай. Ее современное состояние, на мой взгляд, символизирует тот поистине неописуемый ущерб, который человечество нанесло окружающей среде, дарованной нам самой природой. Я попытался было представить, как могло выглядеть это место в те времена, когда еще не было города Тебриза, но это оказалось не так-то просто. Здешний ландшафт безвозвратно утратил черты той доисторической долины, которая некогда красовалась на месте Тебриза. Здесь были богатые плодородные земли, орошаемые горными потоками, сливавшимися в одно русло, образуя легендарную реку Эдемского сада; термальные источники бурлили посреди лесистых лощин, защищенных высокими горами. И на всем этом лежала печать величавого уединения.

«Из Эдема выходила река для орошения рая; и потом разделялась

на четыре реки (буквально «истока»).

Это место всегда доставляло ученым массу трудностей. Как же может река разделяться на четыре истока? Древнееврейское слово rosh (рош) со всей определенностью означает именно источник, а не устье; итак, ясно, что речь здесь идет не о дельте. Однако именно дельта — единственное место, где река может разделяться на несколько потоков или русел. Быть может, кодификатор Книги Бытия попытался по-своему интерпретировать нечто такое, чего он не понимал. Возможно, ему было известно, что река Эдемского сада несла воды в большое озеро, из которого не вытекало ни одной реки, и он решил, что река просто возвращается в бездну, лежащую где-то глубоко под землей. В его представлении два огромных озера — Урмия и Севан — находились именно в том месте, где эта бездна выходила на поверхность. Кроме того, эти озера лежали в самом сердце гор, там, где четыре реки Эдема как бы вновь вытекали из своих «истоков».

Можно представить себе величественную панораму: первозданная райская река (Мейдан/Аджи-Чай) вытекает из Эдемского сада, впадая в подземную бездну (озеро Урмия), а затем, после своего рода возрождения в ином мире, превращается в четыре великие реки Эдема, две из которых впадают в Каспийское море, а две другие, куда более знаменитые, несут свои воды по равнинам Месопотамии, впадая в Персидский залив.