Режиссер Советского Союза - Александр Яманов

Бросаю многозначительный взгляд на дочек, как бы намекая, что разговор не для детских ушей. Тёща поняла намёк, и моментально предложила Зое с девочками прогуляться до площадки. Когда наши женщины ушли, начинаю объяснять Филиппычу сложившуюся ситуацию.

— Здесь комплекс причин. Кино, как и любая форма искусства — вещь непредсказуемая. Вы ведь не будете заставлять себя слушать нелюбимую песню. А вот наши чиновники вряд ли понимают, что советский фильм может не понравиться европейской публике. Предыдущие годы сильно избаловали советских кинематографистов и их начальников. Чуть ли не каждый год мы брали призы в Венеции и даже Каннах. Пусть главную награду во Франции и Италии удалось выиграть один раз, но хватало дополнительных номинаций. Но в этом году мы ни с чем. То есть, награду выиграл мой фильм, во второстепенной номинации. А главная наша надежда привезла только приз за главную женскую роль. Каннский фестиваль начнётся на следующей неделе, но я сомневаюсь, что наши фильмы там что-то получат.

— И почему подобное происходит?

— Не мне судить маститых коллег. Но кинематограф не стоит на месте. Мы же излишне долго топтались на месте, и привыкли к обязательному успеху. Нет, всё может измениться в любой момент. Через год или два кто-то снимет гениальный фильм, и мы окажемся снова на коне. Только сложившая соревновательная система не подходит для кинематографа. Это не спорт или выплавка металла. А вот чиновникам, которые воспринимают успехи нашего кино через подобную призму, придётся нести ответ перед вышестоящими товарищами. Поэтому они ждут результатов из Франции и не восхваляют приз, полученный полнометражной картиной в Венеции. Короткометражная лента не воспринимается всерьёз. Если же других достижений не будет — то вспомнят и обо мне.

Тесть внимательно меня выслушал и откинулся на спинку стула. Некоторое время мы сидели молча, затем он задал вопрос. При этом его обычно доброжелательное лицо было подозрительно серьёзно.

— Ты мне здесь целую речь прочитал о деградации советского кино. Дело твоё, думать так или иначе. Главное — не сболтни всё это кому другому. Но я так и не услышал, почему тебя так откровенно зажали?

Теперь уже я грустно вздыхаю. Думаю, говорить или нет? В принципе Филиппыч и так может быть в курсе.

— В Венеции провалился фильм сына Михалкова, на которого возлагали большие надежды. Нет, Андрей талантливый режиссёр. Просто кино не очень понравилось западному жюри. Примерную причину я вам уже объяснил. Сами понимаете, что для этого семейства моя скромная награда — как бельмо в глазу. А ещё у меня конфликт с Пырьевым, из-за которого и пришлось уйти на Горького. Вернее, Иван Александрович считает, что я слишком много себе позволил в одном из разговоров. Теперь он мой враг, и ничего с этим не поделаешь.

— Не многовато ли у тебя врагов, Лёха? Ты ещё ничего не сделал, а уже скольким заслуженным товарищам дорогу перешёл? — усмехнулся тесть, наполняя рюмки, — Надеюсь, у тебя хватит мозгов молчать про Кончаловского. Против союза Пырьева и Сергея Михалкова, тебя никакая Фурцева не защитит. Сожрут и не подавятся. Они оба в ЦК, как к себе домой заходят. Я тебя даже грамм защищать не буду. Ты, прежде чем языком трепать, о последствиях должен думать — как оно на твоей семье отразится, если не совсем дурак. Разочаровал ты меня, Алексей.

Чокнулся с тестем и закусил солёным огурцом. Что-то я даже вкус водки не почувствовал. Нервы, наверное. Я-прежний действительно зря полез бодаться с тяжеловесами. Это ещё хорошо, что Фурцева меня выслушала и поддержала. А ведь могла добить — и прощай, мечты. Естественно, что сейчас я ни с кем подобные темы обсуждать не собираюсь. Поговорил с Филиппычым, и хватает. Про обиды с игнорированием моего успеха я уже забыл. Главное — мне одобрили написание сценария и, потенциально — новый фильм. Вот на нём и сосредоточусь. Ещё и на календаре с плакатами. И никаких разборок, пока не окрепну для противостояния с сильными противниками. То, что конфликты неизбежны, я уверен на сто процентов. Чем больше погружаюсь в мир кинематографа, тем сильнее мне это напоминает зловонное болото. Если не обозвать всё иной субстанцией.

Глава 10

— А здесь у нас красный уголок. Вот видите — фотографии сотрудников, техники и автомашин.

Заместитель начальника пожарной охраны Москвы лично встретил молодого режиссёра. Звонок из канцелярии Фурцевой стал хорошим подспорьем в нашем начинании. Хотя полковник Худобин Андрей Ильич совершенно не понимал, какое отношение он имеет к культуре. Я ему вкратце объяснил свой замысел ещё по телефону, и вроде смог заинтересовать. И вот, прихватив фотографа из издательства, мы прибыли к пожарным.

Плотный мужчина с роскошными усами и полковничьими погонами оказался искомым начальником. Сначала Андрей Ильич потащил нас показывать своё хозяйство, что я воспринял со скепсисом. Но, рассмотрев фотографии, понял, что зря ворчал. Лишними подобные знания не бывают. Далее мы проследовали в кабинет полковника, где нас ждали отобранные сотрудники.

Я решил разбавить состав актёров представителями профессий, которые будут изображены на календаре. Металлургов и шахтёров в Москве найти не удалось. Но вот пожарного и учительницу — вполне реально. В итоге, мы в ГУПО г. Москвы выбираем будущую звезду календаря. По учительнице у меня тоже есть мыслишка, только надо уговорить одну молодую особу.

А ничего так выглядят советские пожарные. Хотя я изначально попросил подобрать товарищей, которые занимаются спортом. Так, штангистов и легкоатлетов сразу в сторону. Мне нужны типажи с фигурой гимнаста. Останавливаюсь на двоих похожих друг на друга парнях лет двадцати пяти, отличающихся только цветом волос.

— Можно попросить товарищей снять рубашки? — видя изумлённое лицо полковника, поясняю, — Нужно посмотреть на мышцы пресса. Необходим, знаете ли, эдакий Аполлон.

— Хех, — выдохнул Худобин, — Вы там чего, непотребство всякое собрались снимать?

Пришлось более детально объяснить полковнику о желании изобразить человека труда за работой или после неё. Заодно показать спортивные и красивые фигуры, без всякой грязи. В советском человеке всё должно быть прекрасно!

— А я уж подумал про всякие картинки скабрёзные, да ещё с моими парнями. Приходилось в Европе видеть эту срамоту. Но вы, оказывается, хорошее дело