Она читала по губам - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дима! Дима Коростелев, как он?..
– Это ваш супруг? – осторожно поинтересовался Сеня.
– Ах, ну, какая разница! – досадливо отмахнулась она.
Что ж. Сеня честно отчитался ей о тяжелом состоянии больного. И что диагноз «кишечный грипп» снят, подозревают отравление неустановленным веществом. Деньги, что она совала, решительно отклонил. А едва ее спровадил, тут же бросился к Михалычу. Тут не безобидной – относительно – чемерицей пахнет, чем похуже! Нужно кровь на анализ брать, и немедленно! Пусть врач только попробует отказать!
* * *Адель вернулась домой поздно – и совершенно убитая.
Состояние Димы оставалось тяжелым.
Пожилой доктор Евгений Михайлович (она давала ему деньги, еще когда в больницу попал ее первый муж) говорил с ней хмуро. И очень подробно расспрашивал, где Дима вчера ужинал. Где и чем сегодня завтракал и обедал. Что конкретно ел. Кто еду готовил и подавал?
Адель, конечно же, сразу спросила:
– Вы подозреваете, что его отравили?
Однако хирург открестился:
– Пока ничего сказать не могу. Анализы не готовы. А рвота, брадикардия и пониженное давление – симптомы множества болезней.
Но когда женщина попыталась сунуть ему, по традиции, материальную помощь – конверт категорически отверг. Хотя прежде – она прекрасно помнила! – незыблемыми моральными принципами не отличался.
И Адель совсем разнервничалась. Что делать? Куда бежать?
К Данилову? В милицию?
Но если она правильно прочитала на хмуром лице врача – в отравлении Димы медики подозревают ее саму!
Что ж. Завтракали они действительно вместе.
А приготовила и подавала еду тетя Нина.
* * *Когда Адель вернулась домой, сын давно уже спал.
Тетя Нина выразительно взглянула на часы, пробурчала:
– За полночь уже. Как мне домой теперь добираться?
Ведет себя – будто совершенно ничего не случилось.
Вообще-то Адель никак не собиралась заводить разговор немедленно. Не девочка уже чтоб совершать спонтанные, необдуманные поступки. Прежде подготовиться надо. План составить…
Однако что-то вдруг надломилось в ней сегодня. Не размышляя, не просчитывая последствия, вдруг выпалила:
– Димка в больнице. Вы знаете?!
– В больнице? – Домработница захлопала глазами. – С чего вдруг? С утра вроде здоров был.
– С утра до завтрака был здоров, – сузила глаза Адель. – А сейчас в реанимации. Состояние тяжелое. Врачи говорят: отравили его.
– К-как отравили? Ч-чем? – растерянно молвила тетя Нина.
– Ну, это уж тебе видней, – приложила хозяйка.
– Адель, деточка. – Женщина смертельно побледнела. – Ты что ж такое говоришь?
– Тот же яд использовала, что для Фрица? Или другой?
– Что-о? – Тетя Нина дернулась, закаменела лицом.
«Ведь никаких у меня доказательств! Вообще никаких!!» – внутренне ахнула Адель.
Тем более ужинал Дима не дома. Обедал сегодня – тоже.
Однако пока ехала в совершенно растрепанных чувствах из больницы домой – пришла Адели в голову одна идея. Не с Димой связана – но с Фрицем. Она ведь день его смерти вспоминала миллион раз. Но только сегодня вдруг поняла: что в том дне – дне смерти мужа – было странного. Что ее все время беспокоило, царапало.
Домработница уперла руки в боки. Взглянула на хозяйку презрительно, с вызовом:
– Адель, ты что, пьяная? Чего несешь-то?!
– Помолчи и послушай, – оборвала Адель. – Я вспомнила все. Про тот день, когда Фриц умер. Помнишь, я ампулу из-под инсулина достала из мусорки? Тогда не поняла – а сейчас дошло. Фриц – хотя на уколах всю жизнь – ампулы открывал неумело. Как все мужчины, если они не врачи, конечно. Никогда не обращала внимания? Пилит, пилит ее минут пять – срез потом весь искромсан. А та ампулка, что я из мусора достала, открыта была аккуратно. Как только женщины умеют. Как ты умеешь. Словно по линеечке. Помнишь, однажды ты антибиотики мне колола – я еще тогда заметила: как ловко у тебя выходит. Спросила: что ли, в медицинском училась? А ты ответила – рука легкая.
– Адель, – севшим голосом произнесла тетя Нина. – Ты меня просто оскорбляешь.
Губы ее тряслись, лицо посерело. Виновна? Или – действительно потрясена до глубины души?!
Но слова уже потоком неслись, не остановить:
– Что ты вколола Фрицу? Какой яд?
– Аделечка, миленькая моя! – На глазах тети Нины выступили слезы. – Да как же ты можешь-то! Обвинять меня в грехе таком! Я ведь уже сколько лет к тебе, как к родной, отношусь! Всегда рядом с тобой, в беде и в радости! Сыночка твоего, будто собственного внучка, ращу!
Звучали слова горячо. Но встречаться с ней взглядом домработница избегала. Руки ее дрожали.
«Неужели я в точку попала?!»
И Адель бросилась в новую атаку:
– Да тебе и яд Фрицу было совсем необязательно колоть! К тому же ты не дурочка. Понимала: будет вскрытие, правда выйдет наружу. Ты хитрей поступила. У нас-то дома был инсулин только в расфасовке U-40. А еще бывает – U-100, в два с половиной раза больше. Но ампулы по виду совершенно одинаковые. И маркировка – мелкими буквами, а у Фрица, ты прекрасно знала, дальнозоркость, он только в очках читал. А в тот день он разнервничался, потерял над собой контроль. И ты просто подсунула ему другую ампулу. С неправильной дозой. А в мусорку положила обычную. Ничего не боялась. Знала, видно, что определять точное количество инсулина в крови медики не умеют.
– Адель! – перебила тетя Нина. – Да за кого ж ты меня принимаешь!
– За подлого, мстительного, жестокого человека, – припечатала Адель. – Думаешь, лица твоего не помню – когда меня Фриц в Париж позвал? Тебя аж перекосило всю от зависти. Что мне – все. А тебе – за мной унитазы мыть. И не дала нам в Париж уехать. Убила Фрица.
Сделала глубокий вдох, еще больше повысила голос:
– А как ты на меня с Димкой смотрела – думала, я не вижу? Тебе ж счастье мое – будто нож острый. Что угодно готова сделать, лишь бы разрушить его. У Димки давление семьдесят на тридцать, редкий пульс, рвота, судороги. Опять инсулин использовала? Или что-то другое? Цианид, клофелин, белладонну?!
– Адель, – тетя Нина говорила теперь спокойно, горько. – Ты не в себе. И еще пожалеешь о том, что мне сегодня наговорила.
– А ты пожалеешь, если Димка умрет! – выкрикнула Адель. – Я тебя тогда уничтожу просто. В порошок сотру.
– Что ж. Спасибо за доброту. За слова теплые. – С вызовом взглянула на нее домработница. – Я тебе сколько лет верой-правдой служила, а ты… – Чуть сбавила тон, спросила: – На Игорька хоть разрешишь посмотреть? В последний раз?
Адель помотала головой.
Тетя Нина вздохнула.
Взглянула на нее красными от слез глазами, горько улыбнулась:
– Прощай, Адель. А за слова твои несправедливые Бог тебя еще покарает.
* * *Адель в ту ночь уснуть так и не смогла. Каждые полчаса названивала в больницу, в круглосуточную справочную. Дежурная все время равнодушно и добросовестно отвечала:
– Без изменений. Стабильно тяжелое состояние.
Часам к четырем утра вдруг смилостивилась, объяснила:
– Да не старайтесь вы, женщина. Нам данные по состоянию здоровья только в восемь утра обновят.
– Но я волнуюсь! – всхлипнула Адель.
– А вы попробуйте в реанимацию позвонить, – подсказала дежурная. – Они, конечно, отвечать не обязаны – но вдруг уговорите?
И номер дала в ординаторскую. Впрочем, телефон не отвечал до пяти утра. А в три минуты шестого откликнулся усталым мужским голосом. Знакомым.
– Евгений Михайлович? – предположила Адель.
– Да, слушаю, – раздраженно отозвался врач.
– Это… это Лопухина. По поводу Димы Коростелева. Скажите, как он?!
– Плохо, – мгновенно отреагировал врач. – Но мы хотя бы нашли причину.
– И?.. – хрипло выдохнула она.
– Poudre de succession, – слегка усмехнулся врач.
– Что это?
– В переводе с французского «наследственный порошок». Или – говоря проще – мышьяк.
Алексей ДаниловМногие мои клиенты пытались перетянуть на свою сторону Сименса. Уговорить его, обольстить, подкупить. Помощник (за что я его и ценю!) всегда был неумолим.
Однако сегодня он позвонил мне в половине восьмого утра. Я только встал, пил кофе у окна, любовался, как искрится в солнечных лучах изумительно бирюзовое море.
Сименс не поздоровался – сразу выпалил:
– На рецепшн Лопухина сидит. Ты не смог бы принять ее в виде исключения прямо сейчас?
– С ума сошел, – медленно процедил я и повысил голос: – Ты прекрасно знаешь, что я…
– Да, все знаю, – непочтительно перебил он. – Но мне ее просто по-человечески жаль. Пожалуйста, Леха.
– «Возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена…» – пробормотал я из классика.
Сименс чуть не впервые психанул:
– Да ни при чем здесь вообще деньги!
– Хорошо, – проворчал я. – Пусть поднимается ко мне.
Отворил ей дверь – и поразился произошедшей в ней перемене.