Янтарь чужих воспоминаний - Марина Суржевская

Но куртку сняла и положила в угол, рядом с грязными ботинками. Я щелкнул включателем, проходя в гостиную, обернулся, прищурившись, рассматривая свою нежеланную гостью. Она, округлив глаза — меня. Без куртки стало понятно, что девчонка еще худее, чем я думал, тощая, как Мрак. Широкие штаны держатся на бедрах лишь благодаря толстому ремню с квадратной металлической бляшкой, от которой на животе осталась красная полоса. Ноги босые и грязные, носки отсутствуют. Сверху на ней — тонкая зеленая кофта, слишком короткая и не закрывающая впалый живот. О том, что передо мной все же представительница женского пола говорила лишь острая грудь, натягивающая ткань и не сдерживаемая бельем. В вырезе кофты — тонкая бледная шея и выпирающие ключицы. Лицо испачканное, нос красный и распухший, а искусанные губы, напротив — бледные, с синим отливом и запекшимися корками. А вот глаза хороши. Яркие, медовые, почти кошачьи. На голове все тот же платок с мордами, скрывающий волосы.

Цветок помоек и принцесса отбросов.

Я отвернулся и ушел на кухню разогревать ужин. Когда обернулся, девчонка сидела, ссутулившись за столом, и жадно принюхивалась к плывущим аппетитным запахам. Как она подошла, я не услышал, все-таки двигается она почти беззвучно, как кошка. Но это понятно. Дети окраин быстро учатся умению не привлекать лишнего внимания и растворяться в тенях города.

— А где Мрак? — хрипло спросила она и снова вытерла нос рукавом.

— Там есть салфетки, — кивнул я на украшенную орнаментом серебряную коробочку. — А Мрак сам придет, когда захочет.

Поставил перед девчонкой тарелку с покупными котлетами и картошкой, рядом стакан молока. Себе налил виски, добавил льда. Есть мне не хотелось. Девчонка сглотнула, косясь на горку еды, вытерла нос и смутилась. Потянулась к коробке и неловко уронила ее на пол, свалилась со стула, пытаясь поднять. Снова вытерла нос рукавом и посмотрела на меня с вызовом. Я не двигался, потягивая виски и наблюдая ее бестолковые движения.

— Сколько тебе? Лет.

— Двадцать пять!

— А если правду? — хмыкнул я.

— Восемнадцать, — она смутилась, тронула вилку бледными пальцами. Под короткими неровными ногтями — траурная кайма грязи. — Правда, восемнадцать! Месяц назад исполнилось…

Я осмотрел ее тощее тело. Восемнадцать? На вид меньше.

— Ешь, — приказал я, и она послушалась, торопливо принялась впихивать в себя еду, положив руки на стол и почти обнимая тарелку, растопырив локти. Такая характерная поза. Так делают те, кто привык охранять свою еду от посягательств более сильных тварей, способных ее отобрать. Кажется, если бы я не смотрел, она и вилку бы бросила, ведь руками быстрее, в пригоршню больше еды помещается.

Отвернулся, налил в чайник воды и поставил на плиту. С виски пора завязывать, последнее время я пью слишком много. Плохо. Так что придется заливать в себя горький кофе.

— Не боишься заходить в дом к незнакомцу? — не оборачиваясь, спросил я.

— Я к чужим не хожу, — с набитым ртом прохрипела она. — Хотя, кому я нужна? Я же страшная.

— И на таких любители найдутся, лишь бы тело молодое было, — хмуро бросил я. — Или детское. К тому же ты не страшная.

— Ну да, всякие придурки есть, — она отхлебнула молоко. — Но я осторожная.

— Что ж ко мне зашла, осторожная? — обернулся, оперся о стойку, не спуская с нее глаз.

— Так вы же нормальный. Я в таких делах не ошибаюсь, у меня чуйка. И Мрака вон взяли… Значит, человек хороший.

Я откинул голову и рассмеялся. Да уж, с такой «чуйкой» странно, как она до своих восемнадцати дотянула.

— Хреновая у тебя интуиция, — просветил я.

— Чего?

— Ничего. Зовут как?

Девчонка расправила плечи, выпятила грудь и гордо объявила:

— Валькирия!

Я, осмотрев тощую шейку и красный нос, снова рассмеялся, а она сконфузилась, но тут же разозлилась, сверкнула гневно желтыми глазищами.

— Ничего смешного! Это имя такое! Означает «воительница»! — помолчала, снова ссутулившись. — Лилия я. Лили, — и скривилась. — Тупое имя! Как цветочек какой-то! Лучше быть валькирией!

Я промолчал. В комнату, как всегда бочком, втиснулся кот и замер на пороге, принюхиваясь.

— Мрак! — валькирия Лили свалилась со стула и метнулась к двери. Я ожидал, что животное от такого резкого движения тут же метнется под диван, но он не шелохнулся. И даже не мявкнул, когда девчонка схватила его на руки, прижала к себе. Предатель.

— Мрак, маленький, какой же ты стал красивый! — приговаривала она, наглаживая куцую и тусклую шерсть, — Чудесный, хороший кот! Наверное, и мышей научился ловить?

— Отбивные воровать он научился, — фыркнул я.

— Наверное, он не понял, что это чужое, — Лили подняла голову и улыбнулась. Улыбка меняла ее лицо, словно свет озарял. Даже глаза становились другими, теплыми, медовыми.

— Можно подумать, у этого блохастого кота есть что-то свое, — пробормотал я, снова отворачиваясь. Почему-то мне не хотелось смотреть на улыбающуюся девчонку, сидящую на моем ковре в обнимку с котом. От этой картины внутри становилось как-то тревожно, маетно. Зачем я вообще разрешил ей войти? И еще кот…

— А вы правда в реку прыгали? — спросила она за моей спиной.

— В отличие от тебя — правда.

— Я тоже хотела, — ее голос стал задумчивым. — И прыгнула бы!

— Если бы ты хотела прыгнуть, то не стояла бы там все утро, ожидая меня! — неожиданно разозлился я. — Все, что ты хотела, это чтобы тебя пожалели и спасли!

— Неправда, — она вскинулась, выпрямляя худую спину и гневно таращась на меня. — Я собиралась! Я все планировала и думала, а потом пришла…

— И два часа ждала, — скривился я. — У тебя куртка была мокрая. А дождь закончился к шести утра.

— Я собиралась… Хотела… я бы прыгнула!

Я пожал плечами.

— Да плевать мне, — равнодушно протянул я. — Хочешь — прыгай, не хочешь — нет. Дело твое.

Она осторожно спустила с колен кота и поднялась, переступила ногами в своих широких штанах.

— Мне, наверное, пора, — неуверенно протянула девчонка. — Спасибо за… ужин.

— Выход сама найдешь, — грубо бросил я. Снова посмотрел в кухонное окно. Отсюда было видно фонарь и заросли розы, которая переродилась в… дичку. Ночь уже накрыла город колпаком, звезд снова не видно из-за низких туч. Вместо звезд здесь чужие окна, яркие и далекие.

Все-таки плеснул себе виски на дно бокала, медленно добавил лед, помешал, слушая звон стекла и льдинок. Девчонка у двери тихо что-то говорила коту, наверное, прощалась. Дверь закрылась мягко, без стука и скрипа, оставляя меня в столь желанном одиночестве. Дикая роза слегка покачивалась на холодном ветру, клонилась к земле, напитавшись влагой. Ночью снова пойдет дождь.