Дыхание осени - Наталья Ручей

— А то, говорит, подумала, что еще чуть поторгуемся и ей придется бесплатно на меня работать, — рассказывает Яр. — Сегодня звонила, сказала, что осваивается. Завтра заеду, посмотрю, помогу: в салон все-таки вложены деньги и терять их по дружбе глупо.

Я поцелуями набиваюсь в компанию, и сходимся на том, что когда Яр будет в салоне, меня туда же подвезет Макар.

— Не жалеешь, что уступила работу подруге?

— Нет, это не мое.

— А что твое?

Я надолго замолкаю.

— Уснула?

— Нет, думаю.

— Повторить вопрос утром?

Поднимаю к нему лицо, целую чуть колючий подбородок и пока не завелась, отрываюсь от мужа.

— Знаешь, — говорю, — я не очень люблю говорить об этом… Я сказки пишу.

Яр ждет, а я жду его реакции. Так и молчим, рассматривая друг друга. Наконец он откликается своим фирменным:

— Ну-ну?

А я уже почти все сказала, и как по мне доступным русским языком, но раз нужны пояснения, продолжаю.

— Мне нравится писать сказки. А многие люди считают творческих… эм… странноватыми…

— Правда? Я пока ничего не замечал, но буду к тебе присматриваться…

— Вот ты не веришь, а я когда-то встречалась с одним парнем, а он взял, прочитал некоторые мои сказки и меня бросил.

— Не скажу, что я сожалею о его поступке.

— Яр!

— А что такого было в твоей сказке?

— Да ничего! — возмущаюсь, несмотря на то, что обида старая. — Там просто одна из жаб курила, как паровоз, и от нее несло так, что вокруг все цветы вяли.

— А тот парень был из партии зеленых?

— Да нет, — мнусь, — он тоже курил много и… там еще эта жаба… пыталась поцеловать царевича, который от нее уворачивался… и… жабу тоже звали Толик…

Кровать начинает трястись от хохота, а я волнуюсь, как бы мы не оказались на полу. Там, конечно, мягкий ковролин, и чистенький, и вдвоем везде уютно и тепло, но я как-то быстро разнежилась после свадьбы. В общежитии и солдатская односпалка с одеялом вместо матраса считалась за счастье.

— Интересно, а какую сказку ты написала последней? — отсмеявшись, спрашивает Яр.

— Да вот как раз сегодня одну начала писать… она еще не закончена…

— Ясно, пока почитать не дашь. И о ком она?

Я закрываю глаза и передо мной встает целый подземный мир, пропитанный невозможностью и любовью.

— Она о гноме, который очень сильно любил одну фею, фею Недовольства.

— Фея красивая?

— Для него очень.

— А гном для нее?

— А красоту гнома не каждому дано увидеть. Я потом тебе дам почитать. Если хочешь, — добавляю поспешно, а то вдруг ему неинтересно, а я здесь со своим доморощенным творчеством…

— Да, хочу, — говорит он, и целует.

А мне кажется, я совсем скоро расплавлюсь, и мои чувства из категории «чуть-чуть» перейдут в «это очень опасно, детка!».

Обнимаю его, пристраиваюсь на плече и почти уже сплю, когда слышу шаги по лестнице, такие, как у моего папы, «мертвяки, на зарядку!» — называется.

— Ты Егору пожелал спокойной ночи? — вскидываюсь.

— Забыл, — трет лицо Яр, и кряхтит совсем как его братец, вставая. — Думаешь, стоит сходить?

— Думаю, стоит.

Он оборачивается ко мне для поцелуя на дорожку, когда дверь распахивается.

— Не успел, — расстроено говорю я и утыкаюсь ему в спину.

— Зато мы очень даже вовремя! — звенит сиреной женский голос с порога, вынуждая включиться торшер сбоку, и я высовываю из-за спины мужа растрепанную голову.

Высокая блондинка в алой шляпе — хмурюсь, врывается в нашу комнату как к себе домой — хмурюсь еще больше, и мой муж молчит — толкаю кулачком его под лопатки. Это привлекает его внимание, и он оборачивается с каким-то ошалелым выражением лица. Заметив, что я не в духе, целует в щеку, несмотря на верещание блондинки, что это неприлично, и переключает внимание на внезапную гостью.

— Чем обязан? — спрашивает ее.

Я удивлена его холодным тоном не меньше женщины: она долго дышит открытым ртом, но потом берет себя в руки и движется прямо на нас. Я снова прячусь за мужа, он ловит мои руки, прижимая к себе. Вместе мы — сила! Но лучше я побуду у него за спиной…

— Да как ты смеешь?! Со мной?! Вот так?! — шипит женщина.

Ой, мамочки, кажется, будут жертвы, я буквально чувствую внутренний рык Яра и как у него удлиняются когти. Ой, от страха я путаю слова и замечаю в сопернице недостатки. Морщины — немного, но есть, возраст лет на десять моего больше, да и фигура у нее хороша, но слишком бюстообъемна, а Яр уже привык к моему второму, не отучать же его!

Не сдамся! Не отдам! Мое!

Я приподнимаюсь на коленях, в упор глядя на приближающуюся женщину.

— А она! — верещит женщина, грозно тыкая длинным ногтем. — Бесстыжая лимита! Нищенка!

— Это вы по тому судите, что я сплю без ночнушки? — спрашиваю невинно и приподнимаюсь еще выше.

Женщина возмущенно ахает, и видимо, спеша ей на помощь, в комнату вваливается какой-то мужик. Бросает на меня беглый взгляд, деликатно отворачивается и смело идет к женщине-фурии.

— И к чему этот скандал на ночь глядя? — спрашивает ласково, как ребенка. — До утра потерпеть не могла?

Между тем Яр укутывает меня в плед и целует, отвлекая от странной парочки. А они говорят между собой, будто нас здесь и нет.

— Да как я могла вытерпеть?! — возмущается женщина. — Это уму непостижимо! Он женился! Опять!

— Наконец-то, — поправляет мужик.

— Он женился на ней! — женщина снова тыкает в мою сторону пальцем, и я не выдерживаю.

— Жалеешь, что не на тебе?! — едко интересуюсь.

Мужик и мой муж переглядываются, потом мужик задерживает взгляд на мне, а я… а я понимаю, кто передо мной. По крайне мере, сильно догадываюсь, потому что еще остается шанс, что я не успела выставить себя хамкой перед новыми родстенниками.

— Я не такого хотела для своего сына! — возмущается женщина, и я таки чувствую, что будь она ближе, с удовольствием проткнула бы меня этим искусственным ногтем. Все, никакого шанса, что хамство мне не аукнется.

А вечер обещал закончиться мирно…

— Ну раз ты так спешила познакомиться с моей женой, что до утра не усидела в гостинице, пожалуйста. — Яр приобнимает меня за кокон из пледа. — Злата Юрьевна Самарская. Прошу любить и жаловать.

Женщина возмущенно пыхтит, а муж, наклонившись к моему уху, шепчет с ухмылкой:

— Ты, кажется, интересовалась моими родителями?

А я смотрю через его плечо на эту ужасную женщину, от которой у меня дрожь, и шепчу так же тихо, как эхо в горах:

— Я бы на месте Егора тоже с ними жить не хотела.

Женщина взвизгивает и метлой вылетает из комнаты. За ней, извиняясь, выходит мужик, а мой муж, держась за живот, корчится на кровати и, утирая слезы смеха, весело предупреждает: