Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

— Кто ты? — Друзилла высвободила руку из чужих ладоней.

— Цезония, — улыбнулась незнакомка. — Ты не помнишь меня, благородная Друзилла? Я часто бывала во дворце, на празднествах твоего брата, императора.

Друзилла равнодушно прикрыла глаза. Цезония… Не удивительно, что Друзилла не узнала её. Невыразительное, незаметное лицо Цезонии казалось узким и длинным, словно клинок меча. И таким же острым. Серые глаза чуть-чуть навыкате, темно-русые волосы без блеска и пышности. Таких, как она, много на римских улицах. Мужчины не заглядываются на них. Но и не кривятся, случайно обратив внимание. Друзилла припомнила сплетни, ходящие о Цезонии: муж бросил её, застав с любовником. А отец поставлял спинтриев Тиберию.

— Что ты здесь делаешь? — высокомерно обратилась к ней Друзилла.

— Молю мать Юнону о благополучии моих дочерей, — громко вздохнула Цезония. — Бывший супруг не позволяет девочкам видеться со мной.

Цезония солгала. Она узнала Друзиллу на улице, когда та, проходя мимо, случайно приоткрыла лицо. И пошла за ней, выискивая предлог подойти к императорской сестре и заговорить.

Друзилла внимательно всмотрелась в серые безмятежные глаза Цезонии. Доброта и преданность молодой матроны выглядели искренними. А Друзилла так нуждалась в материнской заботе! Женщина, просящая Юнону о дочерях, вызывала доверие. Друзилла вдруг потянулась к ней, как к детстве — к матери, Агриппине Старшей.

Цезония поспешно присела рядом с императорской сестрой. Обняла её за плечи, прижала к груди рыжую растрёпанную голову. Друзилла тихо всхлипывала. Пусть Цезония молода, ей всего лишь двадцать восемь! Но от её груди веет надёжным уютным теплом. Как от матери, погибшей от голода, когда Друзилла была подростком.

— Не плачь, Друзилла! — успокаивающе шептала Цезония, пропуская сквозь пальцы блестящие рыжеватые кудри. — Хочешь, я отведу тебя в другой храм. Там боги — могущественны, и творят чудеса тем, кто преданно им поклоняется.

— Какой храм? — Друзилла заинтересованно приподняла голову и отёрла лицо от слез.

— Изиды и Сераписа! — ответила Цезония, улыбаясь в пространство поверх плеча Друзиллы.

— Покойный император Тиберий запретил поклоняться им! — в голосе Друзиллы прозвучал страх, смешанный с осуждением.

Цезония крепче прижала к себе девушку.

— Нету богов, сильнее Изиды и Сераписа, — говорила она, приблизив губы к уху Друзиллы. — Мир мёртвых подвластен им, как и мир живых. Покрывало Изиды заткано звёздами, а лицо подобно сияющей луне. Она плывёт по волнам небес и зовёт Осириса-Сераписа, брата и мужа. Брата и мужа! Не было в мире совершенней любви. Изида обращает день в ночь, и ночь — в день. Она — мать звёзд и родительница мира. Злобный Сет убил Осириса-Сераписа. Разрезал тело на двенадцать кусков и разбросал во мраке. Изида сложила вместе окровавленные куски, омыла слезами, прикрыла звёздным покрывалом. И свершилось чудо — воскрес Серапис! Солнце взошло, продолжая круговорот жизни. Жрецы, выбрив головы и подвязавшись виссоновыми одеяниями от груди до пят, славят мать-богиню. Женщины, посвящённые в сокровенную тайну божества, радостно бьют в систры!.. Присоединись к нам, Друзилла, и тебе откроется мистерия Изиды!

— Брат и муж! — прикрыв глаза, бормотала Друзилла. — Не было в мире совершенней любви…

— Идём скорее, — Цезония с мягкой настойчивостью потянула её к выходу. — Изида ждёт тебя. Коснись её звёздного покрывала!

XXIX

Храм Изиды и Сераписа скромно притулился на склоне Эсквилинского холма. Серое незаметное здание вызывало у прохожих странный, почти мистический трепет. Верующие посещали его тайно. Десять лет назад Тиберий в гневе запретил поклоняться египетским божествам. Причиной тому послужила жалоба почтённого сенатора Сатурнина на молодого всадника Децима Мунда.

Удивительная история разыгралась под кровом Изиды и Сераписа. Юный Децим Мунд влюбился в прекрасную Паулину, жену Сатурнина. Он преследовал матрону повсюду, докучал ей любовными излияниями, посылал подарки. Паулина была непреклонна, Мунд — настойчив. Спрятавшись за колоннами храма Изиды, он жадным взором следил за женщиной, справляющей положенные обряды. И мучительно закусил губу, сдерживая невыносимое, томительное желание.

Окончив молитвы, Паулина набросила покрывало на голову и вышла из храма. Децим Мунд нагнал её на ступенях, схватил за руку и с мольбой взглянул в испуганное лицо женщины.

— Не отвергай меня, благородная Паулина! — попросил он. — Возьми что хочешь, но подари мне одну-единственную ночь любви!

Матрона изумлённо молчала. Мунд, немного ободрённый, приблизил к ней горящие страстью глаза:

— За одну только ночь я дам тебе двести тысяч сестерциев, — с надеждой шепнул он.

Паулина качнула головой и мягко высвободила ладонь из цепких рук влюблённого. Страсть юноши умиляла её. Предложенная сумма поразила размером. Но Паулина была верной женой.

— Нет, Мунд! — сочувственно улыбнулась она и поспешно ушла к носилкам, ждущим её у выхода.

Децим Мунд бессильно застыл на лестнице, между тонких колонн. Отказ Паулины больно ударил его в сердце.

— Ты так сильно любишь её? — бритоголовый жрец Изиды коснулся плеча молодого всадника.

Мунд обернулся и с надеждой уставился на позолоченный посох жреца.

— Да, — ответил он.

— И дашь что угодно за обладание ею? — голос жреца был тонок, как у женщины. Во время мистерий Изиды жрецы впадали в неистовый экстаз. Одурманившись благовониями, они слышали богиню, собирающую куски тела брата-мужа. Мать Изида плакала, не находя самой главной, детородной части. Как Серапис оплодотворит её? И жрецы, широко открыв невидящие глаза, в экстазе скопили себя и восторженно бросали к ногам алебастровой богини недостающий кусок.

— Двести тысяч сестерциев! — пробормотал Мунд, прислонясь спиной к колонне. «Что понимает оскоплённый жрец в дикой силе телесной страсти?» — печально подумал он.

Жрец алчно улыбнулся.

— Дай мне четверть этой суммы. Завтра вечером жена Сатурнина сделается твоей.

— Как? — встрепенулся Мунд.

— Я скажу ей, что Анубис, сын Сераписа, зовёт её для любви, — усмехнулся хитрый скопец. — Паулина так предана египетской вере, что не откажет богу.

Паулина и впрямь была польщена, когда жрец сообщил ей о видении, бывшем ему.

— Анубис явился ко мне ночью, — шептал скопец, умело завораживая матрону. В храме пряно пахло египетскими благовониями; в тёмных углах мерно позвякивали колокольчики, привешенные к систрам. — Бог избрал тебя достойной для его священной любви. Возблагодари его за оказанную честь!

— Бог!.. — млея от пьянящего фимиама, шептала Паулина. — Я избрана богом!

— Этой ночью Анубис будет ждать тебя в моей кубикуле.

— Мне нужно попросить позволения у мужа! — вздохнула верная жена.

— Конечно! — невозмутимо кивнул жрец. — Скажи почтённому Сатурнину, что любовь бога — это не скверная похоть, а священное таинство.

Дома Паулина рассказала мужу о видении жреца. Сатурнин не учуял подвоха. Он и сам искренне поклонялся Изиде и Серапису.

— Иди, — после недолгого раздумия позволил он жене.

Вечером Паулина отправилась в храм. Жрицы уложили её на шёлковое ложе, умастили тело пахучим нардом. Приготовили к мистерии божественной любви. И вышли, погасив светильники. Паулина осталась в темноте.

Ожидание оказалось недолгим. Дверь со скрипом отворилась. Паулина молитвенно сложила ладони: в дверном проёме показалась стройная мускулистая фигура в браслетах и короткой набедренной повязке. Женщина с трепетом узнала остроухую шакалью голову Анубиса. Бог закрыл дверь и в непроглядной темноте приблизился к ложу. Ночь напролёт Паулина почтительно отдавалась Анубису.

На рассвете сероватые лучи пробрались сквозь щели в ставнях. Паулина открыла заспанные глаза и протянула руку, стараясь отыскать упавшую на пол тунику. И закричала, нащупав острые торчащие уши. Она решила, что держит в руке голову Анубиса. Наверное, злобный Сет, расчленивший Осириса, теперь проделал это и с его сыном!

Всмотревшись в шакалью морду Анубиса, Паулина сообразила что это — искусно сделанная маска с жёлтыми стеклянными глазами. Маска изображала даже не священного нильского шакала, а обыкновенную собаку, которыми кишат римские подворотни. Женщина растерянно оглянулась. И лишь сейчас заметила на краю широкого ложа обнажённого мужчину, проснувшегося от её криков. Он лежал на животе, вцепившись в подушку и следя за поведением Паулины. Мускулистое тело блестело от оливкового масла, замысловатые египетские браслеты стискивали сильные предплечья.

— Децим Мунд! — пристыженно простонала Паулина и зарыдала.

Мунд жёстко усмехнулся:

— Двести тысяч сестерциев я предложил тебе. Ты отказалась, но этой ночью отдалась бесплатно! Столько раз, сколько я захотел.