Теперь мы квиты - Виолетта Роман

Спустя бесконечно долгие двадцать минут он наконец—то тормозит около универа. С колотящимся в груди сердцем, борясь с подкатившей к горлу тошнотой, я бурчу «спасибо» и спешу выйти из авто. А когда оказываюсь на улице, понимаю, что совершенно не хочу идти в универ. Ноги будто корнями врастают в асфальт, и я как дура замираю статуей.

Жду, когда уедет. Когда в очередной раз отберет надежду на что—то лучшее. Только вместо визга шин по асфальту от резкого старта, я слышу, как глохнет мотор и открывается дверь автомобиля. Нервная улыбка кривит губы. Значит, он чувствует то же, что и я.

Спустя несколько мгновений, Лука рядом.

– Покурить хочу, постой со мной, – не смотрит на меня и не спрашивает. Он уже все решил.

Подкуривает, затягиваясь никотином. Моя рука вдруг тянется к его сигарете. А я смотрю на нее, словно она не моя. И не трясется даже совсем. Лука замирает. Наблюдает с удивлением на то, как я забираю ее из его губ и затягиваюсь сама.

– Ты куришь? – хмурится недовольно. А я просто хочу побыть с ним рядом. Еще чуть—чуть. Оттянуть этот момент, когда снова останусь без него.

– А ты? – возвращаю ему вопрос.

Лука усмехается, забирая из моих рук сигарету. Несколько секунд молча курит, а сам взгляда от меня не отводит. Будто трогает им, ощупывает. И когда наши с ним глаза встречаются, я чувствую, как мои щеки начинают пылать.

А ему это нравится. Черт, и зачем он это делает? Зачем сейчас снова проникает внутрь меня, забирается под кожу? Зачем этот взгляд жадный, пусть местами жесткий. Он заставляет меня нервничать, чувствовать себя слабачкой.

Замечаю на ткани его джинсов красное пятно.

– Что с ногой?

Он опускает на нее взгляд.

– Так, не стоит твоего внимания, – усмехается небрежно.

А сам смотрит так, словно не хочет, чтобы я уходила.

– Как дела то твои? Как учеба?

Не хочу говорить о себе. Нечего сказать. Да и уходить нужно. Все становится слишком опасным.

– Напиши, пожалуйста, во сколько и где будут похороны.

Он кивает. Глаз не могу оторваться от напряженных губ, зажимающих сигарету.

– Я заберу тебя, – выдает так легко и непринужденно, словно мы лучшие друзья и то, что он предлагает сделать – нечто само собой разумеющееся.

Я не пойму его поведения. И внезапная дружелюбность, близость его – все это сбивает с толку.

– Не надо. Я сама доберусь. Просто не забудь написать, – поправив ремешок сумочки на плече, разворачиваюсь, чтобы уйти. Но он не дает. Вопрос Варламова сбивает с толку.

– У тебя есть кто?

Щеки начинают гореть, а изнутри пробивает мелкая дрожь. Он знает об Оскаре? Вряд ли. Тогда к чему этот вопрос?

Обернувшись, смотрю на него испуганно.

А он улыбается так довольно.

– Да расслабься, Ослик. Это я так, чтобы ты не уходила. Побудь еще немного… – выпускает в сторону сигаретный дым, глаз своих голубых меня не сводит.

– Правда, последние дни были тяжелыми… Просто постой рядом.

Знаю, что бежать должна от него, без оглядки. Но вместо этого, я обнимаю себя за плечи, делая шаг к нему.

Чувствую, как по спине пробегает потом холодного ветра. Ежусь немного. Утром в спешке надела тонкую куртку, а теперь дрожу как осиновый лист. Варламов видит это. Ни слова не говоря, стягивает с себя кожанку и на плечи меня накидывает. И когда его руки касаются меня, когда аромат его парфюма окутывает мои легкие, колени дрожат.

Варламов отстраняется и, словно, невзначай касается моей груди. От этого действия кипяток несется по венам.

Лука хмурится.

– Они что, меньше стали? – впивается в мои полушария строгим взглядом.

А я не просто пылаю, я полыхаю от стыда и …гнева! Да ему какая разница? И вообще, приехал тут. «Постой со мной, поговори…» Куртку свою дал, джентльмен чертов. Чего он добивается? Снова игры свои дебильные затеял? То уйди, не нужна, то к себе манит. пошел он к черту.

– Может я что—то упустила? Кажется, мы обозначили наши позиции друг к другу. По—моему, теперь у тебя не должно быть дела до моих … – я опускаю многозначительный взгляд на свою грудь.

Он ухмыляется. Выбрасывает окурок, и резко ко мне приближается. У самых губ застывает, в глаза мои смотрит. Нагло так, с вызовом.

– Всегда будет, Ослик, – выдыхает, заставляя дрожать. – Всю нашу гребаную жизнь будет. От того, что мы физически не вместе, не значит, что ты перестала быть моей, – подцепив мой подбородок пальцем, на губы пялится.

А у меня сердце под двести.

– Да пошел ты, Варламов! – цежу сквозь зубы, вырываясь и его хватки.

Надоел! Зачем воду мутит? Ему игрушки, а мне подыхай потом опять, собирай себя по кускам.

–Пошел ты к черту, со своей любовью не в затяг! Либо делай что—то, либо отваливай уже нахрен! Разговоры и игры твои мне надоели, – срываюсь в универ.

Меня колотит от злости. И я до самых дверей чувствую на себе его наглый и чертовский довольный взгляд. Но ни разу не оборачиваюсь.

Глава 13. Ты – мой враг

– Эти розы слишком колючие, – хмурится Оскар, протягивая их мне. – Поранишь пальцы…

Я сажусь на заднее сидение такси. Забираю из его рук цветы, что так кропотливо выбирала в цветочном.

– Ты уверена, что должна там быть? Смерть родственника преподавателя – не то место, куда можно сходить развеяться. Тем более, ты ведь не близка с ним.

Оскару не нравится отпускать меня в подобное место. Да и вообще, он не любит, когда я куда—то ухожу. В универ, и то отпускает недовольно. И у него есть на то причины. Но жизнь не заканчивается, и закрыться безвылазно дома не выйдет.

Вчерашний вечер был ужасным. Оскар так старался – устроил нам ужин, пытался рассказывать мне о поисках Глеба, о делах в компании. А я не слушала ни черта. Сидела и пялилась на экран телефона, на пришедшее от него сообщение. И ведь ничего личного там не было. Только время и место похорон мамы Демы. А у меня сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Нет, я должна. Тем более, ребята из универа тоже будут там. Спасибо, – осторожно кладу на колени цветы. Странно. Ложь всегда давалась мне с трудом, а сейчас льется так легко и непринужденно. И не краснею даже.

Оскар хмурится.

– Ладно, я сегодня допоздна в фирме проторчу. Если что понадобиться, звони. Сорвусь в