Румпельштильцхен - Эд Макбейн

— Мистер Кениг, — попытался было урезонить его я, — будет гораздо лучше, если вы расскажете об этом лично детективу Блуму.

— Вот еще! Да я даже видеть его не желаю. Сидит там, репу чешет и штаны просиживает, да так он никогда не найдет убийцу.

— И все же я думаю…

— Мистер Хоуп, вы мой юрист, и поэтому я именно с вами хочу говорить об этом. Мы ехали с кладбища, — начал рассказывать Кениг, понизив голос. — Сначала должны были отвезти меня — я живу в «Брейквотер Инн», я наверняка уже говорил вам об этом. Так вот, сначала этот старый мудак являл собой само воплощение скорби и страдания. Но затем он вдруг расшумелся и понес что-то насчет того, что Викки совершила большую ошибку. Сказал еще, что он предупреждал ее о том, что с ее стороны это непростительная глупость, что ей все равно ничего и никому не удастся доказать этими ее дурацкими концертами в забегаловке на Стоун-Крэб. Он говорил…

— Мистер Кениг, но каким образом хоть что-нибудь из всего этого может означать, что мистер Миллер…

— Так вы выслушайте меня, — продолжал говорить Кениг. — По мере того, как мы приближались к моему отелю, он заводился все больше и больше. Миллер рассказал мне, что он виделся с Викки вечером в четверг, за сутки до ее премьеры в ресторане. Он сказал, что тогда они с ней очень крепко поругались из-за того, что ею был избран именно такой путь возвращения на сцену, а еще Миллер говорил, что сам он вместо этого пытался уговорить ее наладить отношения с Эдди Маршаллом, где бы тот ни находился, и снова сделать так, чтобы он опять позаботился о ее карьере, точно таким же образом, как он делал это и раньше. Старый козел уговаривал ее, что не подобает-де ей петь в каком-то задрипанном кабаке, и что ее упрямство не принесет ей абсолютно никакого признания, и что вместо того, чтобы быть снова причисленной к звездам той величины, какой она была всегда, и которой она, Викки, могла бы стать вновь, она окажется в одном ряду с другими бездарями из местных. Если, разумеется, она не добьется того, чтобы Эдди вновь над ней поработал.

— И все же я никак не пойму, почему вам кажется, что подобное могло бы вызвать подозрения…

— Он сказал Викки, что если она ослушается, то он отречется от нее.

— Он это сказал?

— Ей-богу.

— Что если у Викки состоится премьера в «Зимнем саду», то он возьмет и отречется от нее?

— И от нее, и от Элисон. От них обеих.

— М-да… и что, там было, что терять?

— Что вы имеете в виду?

— У него есть что-нибудь, что делало бы значимым фактом подобное отречение и лишения всех прав на наследство?

— Только четыре сотни акров апельсиновых плантаций в округе Манакавы, вот. Да плюс еще к тому же с полдюжины с полдюжины мотелей на ТаМайами Трейл, где-то между Калусой и Форт-Майерсом, и только одному Богу известно, что из этого всего он уже успел куда-нибудь заложить. Мистер Хоуп, я хочу сказать вам еще кое-что. До нашей с Викки свадьбы не она зарабатывала на продаже своих записей, а ее отец. Это он сгребал все на свой счет в банке, он единственный изо всех, кто нажил на ней свои миллионы.

— Итак, из всего того, что вы рассказываете мне, если я вас правильно понял, мистер Миллер предупредил свою дочь, что лишит ее прав на наследство…

— Совершенно верно.

— … если ее премьера в «Зимнем саду» состоится, как это и было намечено.

— Именно так.

— Итак, почему все-таки вам показалось, что угроза лишения наслед…

— Потому что он сам потом сказал об этом.

— И что же он такое сказал?

— Речь шла все о том же вечере накануне премьеры Викки, ведь это он сам начал изливать мне душу. И, мистер Хоуп, не сойти мне с этого самого места, если я не смогу прямо сейчас слово в слово повторить вам то, что мне пришлось услышать уже почти у самого своего отеля.

— Мистер Кениг, так что же все-таки это было?

— Вот его слова: «А эта неблагодарная сучка наотрез отказалась. Мне еще тогда следовало бы ее прибить». Он прямо так и сказал, и разрази меня гром, если это было не так.

— И вам кажется..?

— А как иначе можно расценивать такое? Человек говорит, что ему следовало бы еще тогда убить ее, то есть, не откладывая на потом, разве я не прав? Ему было нужно убить ее сразу же, как только она отказалась послушаться его, а не дожидаться, пока премьера в ресторане против его воли все-таки состоится.

— И все же я не думаю, чтобы та фраза однозначно…

— Так, мистер Хоуп, я и объясняю вам, что он имел в виду.

Я немного помолчал.

— Алло? — окликнул меня Кениг.

— Все может быть, — проговорил наконец я. — Большое спасибо за информацию, я обязательно передам все это Блуму.

— Только вот этого не надо. Не говорите ничего этому козлу, все равно он ни фига не разбирается в своей вонючей работе. Лучше всего, мне кажется, обратиться непосредственно в ФБР. Да, точно. Именно так вам и следует поступить, мистер Хоуп.

— Хорошо, я подумаю над этим, — пообещал я.

— Вы только мне дайте знать о своем решении, ладно? Я пробуду в отеле еще часов до двух, может быть до половины третьего.

— Я позвоню, — пообещал я, и мы одновременно положили трубки. Я еще несколько минут сидел, уставившись на телефон, а затем нажал кнопку селектора и попросил Синтию пригласить ко мне мисс Мелани Симмс. Мелани вошла в мой кабинет все той же своей птичьей походкой. Войдя, она сначала остановилась и огляделась по сторонам, затем бросила быстрый взгляд назад, и только убедившись в том, что дверь за ней плотно закрылась, она сделала еще один неуверенный шаг вперед, опять остановилась, и снова двинулась вперед к стоявшему рядом с моим столом креслу для посетителей.

— Извините, что я заставил вас ждать, — сказал я.

— Нет-нет, — запротестовала Мелани, — что вы, все в порядке. Она замолчала, закусив нижнюю губу и осоловело моргая глазами, а потом заговорила снова. — Мистер Хоуп, мне кажется, что я знаю, кто убийца Викки.

Некоторое время мы оба сидели, молча уставившись друг на друга. Мне было очень непривычно обсуждать убийство в стенах своего офиса; и еще более странно было то, что в течение всего каких-то десяти минут мне довелось услышать от двух совершенно разных людей о том, что им известен убийца.

— Вы уже сообщили в полицию? — осторожно поинтересовался я.

— Я не хочу ввязываться в это дело, — сказала Мелани.

— Я думаю, что полиция…

— Мистер Хоуп, — перебила она меня на полуслове, — я знаю, что вы были ее другом, я думаю, что вы им были, но в любом случае, я всем сердцем желаю только одного: чтобы вы сейчас внимательно выслушали все, что я вам хочу рассказать, а затем поступили бы с полученной информацией надлежащим образом. Мой брат говорит, что мне следует держаться подальше от всего этого, просто забыть все, что мне тут как-то довелось услышать, чтобы все оставалось, как есть. Но мистер Хоуп, я всегда очень хорошо относилась к Викки, у нее всегда находилось доброе слово для каждого из нас, кто работал в «Зимнем саду». Я чувствую себя в долгу перед ней, я чувствую, что я просто обязана рассказать обо всем кому-нибудь, кто в отличие от меня сможет сделать хоть что-нибудь.

— Вот поэтому-то вам и следует обратиться с этим в полицию, — заметил я. — Если что-нибудь из ваших свидетельских показаний представляет интерес для следствия — а в последствии и для суда — полиция в любом случае пожелает услышать это непосредственно от вас. Рано или поздно вам все-таки придется…

— Это уж мое дело. Всему свое время. Сейчас же я прошу вас дать слово, пообещать, что вы сами никогда и никому не расскажете, от кого вы получили эти сведения.

— Я не могу обещать вам этого.

— Но почему же, почему?

— Потому что, в случае, если данные вами сведения действительно имеют какое-то отношение к преступлению, я буду обязан передать их полиции.

— Я думала, что наш разговор мог бы стать чем-то вроде исповеди, — сказала Мелани.

— Если вы имеете в виду, что сведения, сообщаемые адвокату клиентом, должны сохраняться в тайне…

— Да-да, именно это.

— Мисс Симмс, вы не являетесь моим клиентом. И у меня нет оснований держать в секрете, что бы вы здесь ни наговорили.

— Даже так?

— Мне очень жаль, — продолжал я, — но я в самом деле уверен, что если вы располагаете некоторой информацией относительно гибели мисс Миллер, вам все же лучше всего заявить об этом в полицию.

— Нет, этого я сделать никак не могу, — упорствовала она, — да мой брат убьет меня за это.

При слове «убьет» она невольно поежилась. Мелани шумно вздохнула, затем сильно сжала кулаки, словно пытаясь таки образом выжать из своей плоти остававшуюся еще в нем робость. Она снова быстро обернулась и взглянула на закрытую дверь. Мелани Симмс снова посмотрела на меня. Она закинула ногу на ногу, потом снова опустила ее на пол. Затем она опять закинула ногу на ногу, поправила юбку и пальто и очень тихо прошептала: