Единственная для принца (СИ) - Агатова Анна

К тому моменту, когда начались летние каникулы, и за Лали приехала карета тётушки, в рекомендательном письме выпускницы монастырской школы для благородных девиц графини Лалианны Релюсьен было написано, что та показала себя умной, рассудительной девицей, способной видеть свои ошибки, исправлять их и улучшать свой характер. Упоминание о случае с выдиранием волос, криками и истерикой в документ не вошло. Это было целью номер один в списке девушки. А сама она заметила, что свои неодобряемые окружением порывы научилась сдерживать заметно лучше, и срывов больше не было.

Она научилась сдерживаться, не проявлять своих истинных чувств и намерений, потому, наверное, смогла сдержать себя, когда после семейного ужина рядом с двоюродными сестрами, которые щебетали о нарядах и предстоящем закрытии сезона в королевском дворце, тетушка, взяв её под локоток, отвела в сторону.

– Нам надо кое-что обсудить.

Лали встревожилась, но милая улыбка любящей племянницы никуда не делась.

– Да, сударыня. У меня тоже есть вопросы, которые мне бы хотелось обсудить с вами наедине.

Тётушка глянула на неё пристально, а затем едва улыбнулась и кивнула.

– Думаю, девочка моя, это одни и те же вопросы. Пойдём со мной.

И повела её на первый этаж, в приемную мужа, где обычно принимали старост сел и управляющих поместьями, прислугу, людей из города – простолюдинов или низких городских чинов. Пред самой дверью тетушка остановилась, посмотрела на племянницу изучающее и сказала:

– Тебя здесь ждут. Будь сильной.

После такого у Лали в душе с тонким звоном что-то разбилось. Но она мгновенно собрала все осколки в кулак воли и постаралась отгородиться от всего. И тетка сделала неожиданное – поцеловала её в лоб.

– Иди, – и открыла перед ней дверь.

В кабинете на небольшом диванчике сидела женщина под плотной вуалью. Она обернулась на звук открывшейся двери. Увидев тетку в проеме, кивнула и повернула голову так, что стало понятно – она сморит на девушку. Дверь закрылась и с той стороны её слегка подергали, проверяя, хорошо ли закрыто.

– З-здравствуйте, сударыня, – Лали немного оробела.

Женщина медленно склонила голову, приветствуя девушку, и протянула руку, приглашая её присесть. Рука в черной перчатке медленно подняла вуаль, карие глаза глянули в такие же карие глаза Лали. А она вглядываясь жадно, напряженно. Узнавала и не узнавала.

– Мама? – спросила без радости, растеряно. Неожиданное мгновенное озарение было наполнено радостью лишь короткое мгновенье, а затем оно сменилось горечью и обидой – они не виделись пять лет, и даже на её восемнадцатый день рождения матушка не появилась.

– Да, девочка моя, – голос матери был низким и таким хриплым, что, казалось, кто-то царапает уши. Неприятный голос. Будто и незнакомый. – Хочу всё объяснить.

Женщина смотрела на дочь спокойно. К горлу Лали подкатили слёзы, обида разматывалась, как ураган.

– То, что мы с тобой не виделись несколько лет – не случайность. Да и сейчас мы с тобой не встречаемся. – Женщина держала руки в перчатках на коленях, на мгновенье отвела взгляд, затем снова вгляделась в лицо дочери. – Я – твой позор. И не хочу, чтобы эта тень падала на тебя и портила твоё будущее.

Лали сморгнула накатившую слезу.

– Почему? – её голос тоже стал хриплым. Женщина тихонечко выдохнула, едва заметно сглотнула и снова бросила мимолетный взгляд в окно. Её голос не дрожал и казался спокойным, хоть и оставался таким же низким и неприятным.

– Лалианна, я – неуважаемая женщина, я содержанка богатого человека. Это не приветствуется в обществе. Будь я другого происхождения, было бы проще, но… то, что есть – позор. Однако я вижу много плюсов в этом положении, и не могу от него отказаться. Поэтому мне пришлось отказаться… от тебя.

– Что? – Лали просто задохнулась.

А мать продолжила:

– Ты не случайно попала в закрытую школу, и не случайно все летние каникулы проводила у тетки. Я не могла тебя ни посещать, ни забирать.

– Но ведь ты два раза приезжала ко мне в первый год!

Женщина смотрела на свои руки, затем снова подняла глаза на дочь.

– Да, я не сразу решилась на этот поступок. Я надеялась выбраться из того, в чем мы оказались благодаря твоему отцу. Он сбежал в тот год, когда умерли твои брат и сестра, а тебя удалось устроить в монастырскую школу. Он однажды просто не вернулся домой. Впрочем, отношения давно не ладились... Но мы были не первые супруги, между которыми не было любви, и я не ожидала… – Женщина оборвала фразу. – Не важно. Он не пришёл, и через месяц я поняла, что уже не придет. Я подала официальный запрос на поиск. Этот месяц, пока его разыскивали официально, я и сама пыталась его найти. Информации было мало, но вся она указывала на то, что твой отец куда-то собирался: продал кое-что, сменил гардероб на более простой, даже сапоги заказал какие-то специальные – для пеших походов. Но больше – никаких следов. Официально следствие потеряло его уже за границами столицы.

Женщина вздохнула и вынула из маленькой сумочки конвертик.

– Но пришло мне однажды письмо. Почерк другой. Женский. Но кое-что, что могло быть известно только ему и мне, без сомнений указывало на твоего отца. И я так поняла, что он жив, но никогда не вернётся. Вот тогда мне пришлось решать, как быть дальше. Финансовое состояние наше было весьма хлипким, ещё когда отец… был с нами, а уж после его исчезновения...

Она сидела всё так же прямо, но вся её фигура выражала какую-то обреченность, а взгляд всё время убегал куда-то в сторону.

– Подала официальный запрос на признание его погибшим. Дело это не быстрое, потребовалось несколько лет. Думала, если распродам всё, что у меня есть, заложу наш дом, то мне хватит на жизнь и на оплату твоей учёбы. Хватило. Только ненадолго. Дом был не новый, а от того, что стоял пустой и ветшал, стоимость его снижалась так быстро, что однажды сравнялась с суммой полученного мной залога, и он перешёл в чужие руки.

Женщина, что когда-то была её матерью, тяжело вздохнула.

– У меня был давний поклонник. Ещё с юных лет, ещё до замужества. У каждого была своя семья, но он… Не переставал интересоваться мной. И когда стало ясно, что я осталась одна, он предложил мне поддержку.

Лали смотрела на говорившую и не могла решить, как ей к этому относиться. Её сдержанность трещала по швам. Ей не хотелось таких признаний. Ей вообще не хотелось видеть эту женщину, слышать её слова, и даже эту приемную она с каждой минутой ненавидела всё больше. Но всё же спросила:

– Предложил не просто так?

Мать снова опустила взгляд.

– Ты умная девочка. И поскольку иглы в вышивальном мешочке не утаить, мне нужно было оградить тебя от влияния моей дурной репутации. Я конечно, давно не выходила в свет, но слухи – вещь, проникающая повсюду. Посоветовавшись с твоей тетушкой о том, сможет ли она присматривать за тобой, я написала бумагу, отказываясь от тебя.

Она замолчала, сжала губы в упрямую прямую черту и какое-то время не поднимала глаз. А затем всё же глянула на дочь. Та сидела совершенно прямо и смотрела строго перед собой.

– После подписания этих бумаг ты была признана сиротой, и королевская корона взяла над тобой опеку, оплачивала твою учёбу в школе, открыла тебе кое-какие возможности, дала разрешение на общение с родственниками – твоими тётушками. Но не со мной. Поэтому я встречаюсь с тобой тайно. Твоя тётушка дала мне такую возможность, и я ей благодарна. – Она опять поджала губы, прикрыла глаза и продолжила почти шепотом. – Не так, совсем не так хотела бы я встретить тебя из школы.

У Лали что-то дрогнуло в закаменевшей душе. Женщина продолжила говорить, переведя дыхание.

– Мы много думали с твоей тётей о том, как тебя устроить в этой жизни. Ты благородная, но бедная сирота под опекой короны. И это нужно использовать как можно лучше. Ты могла бы сделать хорошую партию, но для этого нужно попасть туда, где ты сможешь проявить себя с лучшей стороны и найти подходящего мужа.