Восставшие из рая - Генри Олди

Я хватался за соломинку.

— Конечно! — мой собеседник снова взгромоздился на табурет. — Конечно, ради себя! Пусть то, что люди привыкают платить за свои Поступки, пусть рай земной или что там получится — всего лишь побочный эффект моих личных и коварных с твоей точки зрения замыслов! Кому от этого хуже?!

Черт возьми, это же мои мысли!..

— Кому, скажи на милость? Я ведь не предлагаю человеку умереть, чтобы заполучить его Дар! А вам предлагали! Причем те же самые люди, которых вы так упрямо защищаете! Ведь так? Правда?!

— Правда, — кивнул я. — Но…

— Да знаю я! Вам обещали, что вы сохраните память и вернетесь домой. Посмертно, так сказать… Заманчиво. Красиво. И похоже на правду. А вдруг — вранье? Или даже не так… Вам очень хочется резать собственного сына? Или чтобы ваш здоровенный приятель свернул вам шею, как куренку, а после повесился? Вы уже созрели для этого?!

Я даже не заметил, когда Зверь перешел на «вы».

— Нет, — потупился я помимо своей воли. — Не созрел. И, наверное, не созрею.

— Понимаю. Мне бы тоже не понравилось…

— Но у них нет другого выхода! Я видел тех, кем они станут — Лишенных Лица! Незавидная перспектива… Так что я в состоянии их понять. Если Переплет не дает им возможности заново развить свой Дар…

— Да? Это они вам так сказали?! Интересное дело! Если Переплет не дает Дару развиться, он должен препятствовать и его использованию, и любому чужому Дару! Логично?

— Логично, — снова вынужден был согласиться я.

— Вы можете пользоваться своим Даром?

Вопрос застал меня врасплох.

— Не знаю… Когда — могу, а когда — нет… — Я вспомнил свое ощущение направления, отступающего от Тальки Страничника — и ту же безрезультатную попытку связаться со своими. — Но у меня Дар случайно… и вообще…

— Значит, можешь! — безапелляционно заявил ящер, снова переходя на «ты». — Просто плохо знаешь, как это делается. Хочешь, научу?

Я заколебался.

Он словно понял мое состояние.

— Да не бойся ты… не покупаю я тебя. Грош тебе цена — так гроша, и то жалко. Твой ведь это Дар, не из Книги, не от меня… Ничего своего я тебе не навязываю. Впрочем, как знаешь… я думал, ты сына своего увидеть хочешь…

— Хочу!

— Тогда смотри мне в глаза. Потом уже и сам сможешь, а поначалу смотри и представляй, что проходишь сквозь меня, сквозь стены — и выше, дальше, над деревьями…

…вертикальные зрачки немигающих, нечеловеческих глаз надвинулись на меня, совместились. сошлись вместе, образуя черный сверкающий провал — и я, набрав в грудь побольше воздуха, кинулся в эту бездну… и тут же вынырнул в небе над Книжным Ларем. Вокруг мчались остатки рваных туч, между которыми сияла умытая утренним дождем девственная голубизна — и вот уже я купаюсь в ней, несусь вперед, вот внизу мелькает просвет в хмурой чащобе, и замшелые избы вырастают неподалеку от опушки, а возле крайней из них сидит на бревне мой Талька и улыбается, дразня прутиком возбужденного домового — неужели Болботун домой добрался?!. Или это Падлюк — не разглядеть отсюда…

Талька! Сын! Живой, здоровый… и даже веселый…

25

Тот, кто не может наставить к добру своих домашних, не может учиться сам.

— …Ну что, убедился?

Я растерянно заморгал. Мы были в Книжном Ларе, в той же самой комнате, и мой чешуйчатый собеседник по-прежнему возвышался на табурете возле меня.

— В чем убедился?

— В Даре своем. Это ведь ты сам, а я лишь помог чуть-чуть, подтолкнул…

— Сам?.. Слушай, а за Переплет с его помощью заглянуть можно? У меня дома жена осталась…

— В принципе можно. Но не советую. Не думаю, что она до сих пор по тебе убивается.

Эти слова резанули мне слух, но я сдержался.

— И все-таки я хотел бы взглянуть…

— Пожалуйста. Мое дело — предупредить. Теперь сам пробуй.

И я попробовал.

Медленно сгустилась вокруг тьма, так же медленно уплотнилась, сфокусировалась в черный бездонный зрачок, давая понять, что пора — и я уже без колебаний кинулся в этот колодец. Только на сей раз путь мой был долог, и вел он через ледяной туманный тоннель с призрачными стенами, и имя тоннелю этому было — Переплет.

Когда я наконец вылетел с другой стороны, то почти сразу же увидел хутор, очень похожий на здешний (господи, «там» и «здесь» совсем перепутались у меня в голове!), и, пикируя вниз, заметил — будто выхваченный камерой кадр…

Инга, моя Инга склонилась к этому лохматому верзиле-костолому, который чуть не прирезал Тальку тогда, и бинтовала его раненную лапу! Бинтовала заботливо, бережно, как некогда делала то же самое с Талькой, разодравшим руку о ржавую железяку на какой-то стройке, где он играл с пацанами…

И словно кто-то выключил свет.

Весь, какой был.

Темнота.

26

Добродетель не остается в одиночестве.

— Да, я видел… видел то, что хотел увидеть, — голос мой был холоден и бесстрастен. — Не знаю, насколько я верю тебе, Зверь-Книга, но я понимаю тебя.

Перед глазами все еще стояло лицо Инги, излучающее нежность и тревогу. Силы небесные! Умер два месяца назад и до сих пор не забыт? Будем ходить в соболях! О принц из далекого Эльсинора, как же ты был прав!..

— Я понимаю тебя! Теперь мне осталось спросить об одном: зачем тебе понадобился я? Ведь не зря же ты уделил мне столько внимания? (Я тоже перешел на «ты», не заметив мгновенного перехода). Я нужен тебе. Зачем?

— Да, ты мне нужен, — просто ответил Зверь. — Ты умен. Ты довольно много знаешь. Ты — оттуда. И у тебя есть Дар. Кроме того, ты не боишься спорить со мной. Вернее, боишься, но все равно споришь. Мне нужен такой человек. Мы с тобой нужны друг другу.

— Короче…

— Короче, мне нужен Глава. Людей Знака — великое множество, Хозяев Слова и Господ Фразы — ненамного меньше, Страничников… в общем, тоже хватает. Мне необходима Глава. Глава над моими Страничниками. Человек, сила которого будет в чем-то соизмерима с моей — уравнять не обещаю, это невозможно — и который будет постоянно подвергать мои действия сомнению.

Я вспомнил заседания христианских прелатов, решающих, достоин ли тот или иной мученик войти в сонм святых. Один из священников работал профессиональным скептиком, подвергая сомнению все заслуги кандидата в святые. Как же его звали?.. Адвокат дьявола! Энджи, тебе предлагают стать адвокатом дьявола! Заманчиво, черт побери…

Зверь склонил к плечу свою уродливую голову чисто человеческим жестом, пристально всматриваясь в меня.