Ростки мёртвого мира - Р. Артемьев

Реальность раскалывалась на куски, оставляя трещины на месте воспоминаний. Голубоватый туман клубится вокруг, перемежаясь полосами темного дыма, в глубине его время от времени показываются покрытые чешуей тени. Запахов и звуков нет, полная тишина давит на сознание, но она не пугает. Все силы уходят на борьбу с собой. Хочется шагнуть, прикоснуться к антрацитово-черной точке, поддаться исходящему от жреца властному зову. Два человеческих глаза, висящих в пустоте, и сгусток идеальной тьмы над ними. Так это выглядит здесь. Где — здесь? Неизвестно, неважно. Значение имеет только слабый голосок на самом краю сознания, из последних сил удерживающий от падения во мрак. И неважно, что прикосновение обернется чем-то худшим, чем смерть, настойчивый ласковый взгляд манит, обещая немыслимые наслаждения, источником которых станет вечная боль. Радость мучения! Полная пустота, утрать себя и забудься в объятиях ночи!

Аларика бурей ворвалась в зал. Она не позволяла себе задуматься о том, какую большую глупость совершает, выступая против жреца. Понимала, что стоит ей остановиться, и продолжить действовать храбрости уже не хватит, силы отберет липкий противный страх. Поэтому действовала не рассуждая.

Да, так и есть. Селеста стояла перед Карлоном, бессильно опустив руки вдоль тела, в то время как священник молча вглядывался ей прямо в глаза. Картина показалась бы обычной, если бы не повисшее между фигурами ощутимое напряжение, и тонкая струйка крови, текущая по лицу жреца. Что-то у него не заладилось. Аларика помнила, с какой легкостью он вторгся ей в разум и превратил ее в скулящую тварь, в ужасе забившуюся в угол карцера. Божественная сила позволяла жрецу многое, правда, потом приходилось расплачиваться за обращение к Тьме жутким голодом. Сколько Селеста уже держится? Минут пять? Странно, прежде ни одна жертва не сопротивлялась так долго.

Одним прыжком подскочив к Карлону, Аларика наотмашь ударила его в висок. Под ее рукой хрустнула кость, но она не обольщалась — восставшие очень живучи, скоро он придет в сознание. И тогда кара будет очень суровой… надо бежать, пока есть возможность. Пока не заявился Артак и не позвал на помощь кого-либо из других упырей. Селеста продолжала бессмысленно пялиться в пустоту, пришлось ее крепко схватить за плечи и несколько раз сильно встряхнуть. Слабый стон и попытка опуститься на пол стали ответом на грубое обращение. Что ж, лучше такая реакция, чем никакой.

— Вставай! — Аларика продолжала тормошить подругу, приводя ее в чувство. Залепила оплеуху. — Вставай, милая. Надо бежать!

— Что?!

— Бежать надо, слышишь. Пошли.

Закинув одну руку Селесты себе на плечи и крепко охватив девушку за талию, Аларика повела ее к выходу. Хорошо, что она такая маленькая и легкая, едва до виска достает. Демоны, впереди еще Артак, бывший любовник миром их не пропустит. Что делать? Селеста застонала, огляделась вокруг мутным взглядом:

— Где…?

— Сзади, без сознания. Мы уходим. Сама идти сможешь?

— Попробую.

— Давай, милая. Пройдем мимо Артака, добежим до подвала, там передневнюем. Только бы успеть. Ведь закричит, гад, ублюдок, сволочь, тварь…

Ругань помогала успокоиться, невнятное бормотание понемногу приводило в порядок растрепанные мысли. Что же она наделала! Дура! Теперь им обеим не жить. Ведь погонятся же, искать станут. Куда бежать? Можно прятаться одну ночь, две, неделю, но рано или поздно их найдут. Если не Карлон, так люди, или другие восставшие. Ночных тварей Аларика боялась намного меньше, чем сородичей.

Селеста подняла голову, ее взгляд осмысленно пробежал по короткому коридору. Шаг стал тверже, ее уже не приходилось тащить, хватало небольшой поддержки.

— Подожди. Сколько до рассвета?

— Часа два. Ты как?

— Жить буду — криво усмехнулась девушка. — Что он со мной делал?

— Не знаю. Говорят, жрецы Морвана могут вырвать душу из тела и отдать ее Хозяину. Меня однажды наказали, но не так, было просто очень страшно. Потом поговорим, когда от монастыря отойдем подальше.

Острый слух восставших уловил шаги, Аларика заскрипела зубами:

— Демон, так и знала!

Вошедший в коридорчик Артак на мгновение замер, отказываясь поверить собственным глазам. Проклятая девка стояла, пошатываясь и глумливо ухмыляясь, заботливо поддерживаемая его несчастной возлюбленной. Что же произошло? Где старший брат, почему он позволил еретичке уйти?

Расстояние между беглянками и растерянным упырем не превышало четырех шагов, чем Аларика и воспользовалась. Пока все внимание ее бывшего было сосредоточено на чудом удерживающейся на ногах Селесте, старшая девушка проворно подскочила поближе и со всей силы ударила мужчину левой рукой в живот. Выросшие когти пропороли одежду и глубоко вонзились в плоть. Артак согнулся, в тот же миг Аларика, игнорируя боль в сломанном пальце, сильно ударила другой рукой по голове. Когда он свалился на пол, женщина с удовольствием и яростью несколько раз пнула скорчившегося от боли любовника. Глухой рык вырвался у нее из горла, кожа на лице натянулась, зрачки снова окрасились в алый цвет. Возможно, она продолжала бы избиение, вымещая скопившийся за месяцы тусклой жизни страх, если бы не отрезвивший ее голос Селесты:

— Хватит! Аларика, хватит!

— Да, идем — бывшая певица подхватила подругу за руку, напоследок нанеся еще один удар. — Надо уйти как можно дальше, пока они не очнулись.

Слабость накатила внезапно, и на сей раз Селесте пришлось удерживать обеих от падения. К счастью, приступ прошел так же неожиданно, как и начался, оставив после себя только усилившееся чувство голода. Надо убираться отсюда, и побыстрее.

Две тени беззвучно выскользнули во двор, миновали ворота. Никого не встретив (одна восставшая тихо поблагодарила богов, вторая молча оскалилась) они двинулись прочь от ставшего враждебным убежища. Пройдя метров восемьсот в полной тишине, они свернули и осторожно, преодолевая горы мусора и вслушиваясь в ночные звуки, двинулись в сторону одного старого дома. Он находился на границе владений монастырских и обладал двумя достоинствами — глубоким подвалом и стаей одичавших собак, поселившихся в соседнем дворе. Люди, по счастью, появлялись здесь редко, опасались клыков забывших о прежней дружбе хищников. На упырей же простые звери без крайней нужды нападать избегали.

Только забившись в самую глубину, под землей Аларика осмелилась подать голос. Ее все еще потряхивало, перед глазами всплывало то лицо Карлона, то удивленно-ошарашенный Артак. Никакого раскаяния из-за избиения любовника она не испытывала, наоборот, с удовольствием добавила бы еще. Вот что чувствовала, так это страх. Что делать дальше, она не знала, а потому просто рассказывала Селесте обо всем увиденном, надеясь услышать в ответ слова утешения. Аларика в подругу верила.