На грани краха (ЛП) - Стоун Кайла

— Куда ты направляешься? — спросила Ханна, чтобы отвлечься.

С минуту Лиам не отвечал. Молчание затягивалось, пока она не подумала, что он вообще не ответит.

— В место рядом с Траверс-Сити.

— А что рядом в Траверс-Сити? — неуверенно спросила Ханна. — Там твоя семья?

Лиам напрягся. Он даже не поднял головы.

— У меня нет семьи.

— Ох. Я… Извини.

Лиам ничего не сказал, просто разложил карту на койке рядом с собой. Затем провел пальцем по линии сгиба.

— Насколько могу судить, ты находишься почти в двухстах милях от Фолл-Крик.

Ханне стало нехорошо.

— Двести миль?

Без машины это бы все равно что тысяча. Путешествие казалось бесконечным, а препятствия — непреодолимыми.

«Нет, — сказала она себе. — Все можно преодолеть, если это означало вернуться домой к семье. Означало свободу».

Ханна привыкла ко всем ужасным и жестоким условиям, в которые ее ставила жизнь. Она приспособилась к своему подвалу. Приспособилась к суровой окружающей среде, сумела выжить в лесу, снегу и убийственному холоду самостоятельно в течение нескольких дней.

И сумеет приспособиться к тому, что произойдёт дальше.

Правда заключалась в том, что в некотором смысле Ханнп всегда о себе заботилась. Даже там, в подвале.

Даже тогда.

Призрак вскочил на ноги. Его шерсть встала дыбом, а из грудины раздался низкий рык.

Ханна застыла.

— Призрак? Что ты учуял?

С диким лаем пес бросился к двери.

Снаружи кто-то был.

Глава 29

ЛИАМ

День четвертый

Лиам выглянул из окна в кромешную тьму, держа наготове «Глок». Он ничего не видел, даже если было на что смотреть.

Ночь стояла темная и зловещая.

Холод проник под дверь и протиснулся сквозь тонкие оконные стекла. Снегопад был таким сильным, что казалось шел сплошной стеной. Хижина скрипела под завывающим натиском ветра.

Призрак несколько раз предупреждающе залаял — глубоким рокотом, от которого у Лиама заболели уши. Шерсть на загривке встала дыбом.

Лиам снова посмотрел в окно. Оценка угрозы укоренилась в каждой клеточке его существа.

— Там может быть животное, — произнес он. — Например, лиса или койот.

— Может быть, — сказала Ханна тихим, дрожащим голосом.

Лиам отвернулся от окна и снова на нее посмотрел.

Ханна сидела, сгорбившись, на койке и подтянув ноги к груди, насколько позволял ее большой живот, с огромными глазами на бледном, осунувшемся лице. Все ее тело дрожало. Она выглядела испуганной.

— Что ты учуял? — спросил Лиам пса.

Призрак бросил на него полный отвращения взгляд, как будто это очевидно. Пес перестал лаять, но издал низкое угрожающее рычание.

Лиаму стало не по себе. Хотел бы он иметь зрение получше. Жаль, что нет возможности выйти и проверить.

На улице по меньшей мере минус двадцать пять, не считая жутких порывов ветра. Даже животные постарались бы найти себе убежище в такую погоду.

Через несколько минут Призрак перестал рычать и отступил к теплому очагу рядом с Ханной. Он плюхнулся на живот с удрученным фырканьем.

Лиам еще минут двадцать кружил по комнате, проверяя окна и прислушиваясь к любому шуму или движению.

Снаружи не виднелось ничего, кроме ветра, снега и темноты.

Наконец он убрал «Глок» в кобуру, вернулся к камину и принялся рыться в ящике с дровами, пока не нашел подходящий брусок. Лиам стесал его ножом с одного конца, затем вставил как прокладку в щель между окном, чтобы его нельзя было открыть снаружи. На всякий случай.

Ханна смотрела на Лиама широко раскрытыми глазами, продолжая с подозрением следить за каждым его движением.

Он поводил кочергой в камине, перелил воду из растаявшего снега в бутылку и сделал большой глоток.

Затем взглянул на Ханну.

— Хочешь немного?

Она кивнула, достала из рюкзака фляжку и протянула ему правой рукой, а левую прижала к животу.

Что с ней случилось? Почему она здесь?

Лиам не стал спрашивать. Это не его дело.

Он совершил добрый поступок. Спас Ханне жизнь и привел в убежище. Вот и все, чего от него можно было ожидать. Больше Лиам ничего не мог сделать.

Они расстанутся на рассвете, или сразу же, как стихнет буря.

Лиам вернулся к койке, открыл рюкзак и достал большую часть припасов. Он разложил их на постели, чтобы рассортировать и перепроверить то, что у него имелось.

Лиаму нравилось, когда все лежало на своих местах.

Он оставил пачку из пятисот долларов в купюрах по двадцать и пятьдесят на дне рюкзака. Лиам еще не успел потратить свои деньги, слишком опасаясь общения с людьми, чтобы решиться подойти к магазину или бензоколонке.

Его тактический нож и «Глок» надежно крепились к поясу. А повседневный набор все еще лежал в кармане парки. Там находились перочинный ножик, тактическая ручка со стеклобоем, светодиодный фонарик, две зажигалки и носовой платок с паракордом.

Ханна посмотрела на койку.

— У тебя много чего есть.

— Мне нравится быть подготовленным.

У Лиама было, мягко говоря, сумбурное детство.

Отец оказался больше заинтересован в своих кулаках, чем в любви к сыновьям. Лиам всегда ненавидел чувствовать себя во власти других, быть обязанным взрослым, которым стоило бы принимать интересы мальчика, но которые этого не делали.

Лиам верил, что должен быть готов ко всему. Ничто не могло застать его врасплох. Ничто больше не заставит его чувствовать себя беспомощным или беззащитным.

— Я тоже, — сказала Ханна так тихо, что Лиам едва ее расслышал.

Он тщательно упаковал свой рюкзак — так, чтобы быстро достать то, что нужно. Лиаму стоило как можно скорее найти недостающие медикаменты. И еще ружье.

— Ты военный? — Ханна наблюдала за ним, нервно покусывая нижнюю губу. — Выглядишь так, словно служил в армии.

Она права, но Лиам не любил об этом говорить.

Армия стала его спасением. Способом сбежать от унылой домашней жизни. Он поступил на службу в тот же день, когда ему исполнилось восемнадцать, и, в конце концов, заслужил звание оперативника элитного подразделения Дельта.

После восьми лет службы, Лиам ушел из-за проблем со спиной.

Он регулярно тренировался, чтобы оставаться в форме, но не мог бегать и прыгать, как раньше. Лиам ненавидел этот факт, но научился с ним жить. Как и с плохими воспоминаниями — боев, страха, боли и смерти.

Лиам научился жить со многим.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он, глядя на свои руки.

Последовало неловкое молчание.

— А чем занимаешься ты? — спросил Лиам, потому что ему показалось невежливым не ответить на ее шквал вопросов.

— Я… — Ханна колебалась. — Раньше я пела. Получила музыкальное образование. Но теперь… Больше не пою.

Лиам ничего не ответил.

Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.

— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?

В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.

Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.

Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.

Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.

Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.

Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.

А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.

У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.