Дикарь (СИ) - Жигалов Александр

Только не стоило обманываться. К этому разговору он вернется.

— Плохо, — это было сказано в сторону.

— Я старался. Но он не вел записей! Он почти все держал в голове. Но мне удалось восстановить процесс. И если позволишь, я продолжу работу.

— Нет.

— Но почему?! — из-за усталости и барабанов Ульграх позволил повысить голос, за что и был наказан. Боль вспыхнула в груди. И сердце остановилось, следом перехватило дыхание, а собственное тело стало чужим.

— Забываешься, — сказал отец, удостоив взгляда.

— П-прости.

Пытка длилась вечность, но потом ему позволили дышать.

— Порой мне кажется, что ты неисправим, — отец сгреб камни в кошель. — Для тебя есть куда более серьезное дело, чем возня с големами.

— Это не совсем големы.

Ульграх вовремя прикусил язык.

— Не важно. Найдется кому разобраться. Сегодня отдыхай. Завтра изложишь все, что узнал. И мысли. Если они у тебя есть.

Отец взвесил кошель на ладони.

— Так говоришь, он даже не понял?

— Нет. Возможно, — Ульграх облизал потрескавшиеся губы. — Возможно, мы слишком рано избавились от него?

Он запнулся.

— Стоило подождать. Наблюдать. Он бы вывел на заказчика. А теперь… как мы поймем, откуда взялись камни?

— Из Империи мешеков, — отец погладил нежный бархат. — И насколько понимаю, там тоже не знают, что такое истинные Слезы звезд. К счастью.

Ульграх сглотнул.

— В целом я тобой доволен. Но вот образец следовало бы ликвидировать.

— Он все равно не протянет долго, — Ульграх шкурой почувствовал, что отец готов был выслушать. — Во-первых, он все-таки привязан к своему создателю, а временное ослабление этой привязки не означало её полного исчезновения. Так что уже к полуночи его накроет откатом.

— А во-вторых?

Появилось поганое чувство, что его вновь проверяют. И решают, годен ли он, сын рабыни, носить гордое имя Ульграх.

— Во-вторых, он проглотил камень.

— Ты отдал ему Слезу?

— Одну. Совсем крохотную, — Ульграх вцепился в подлокотники, готовый принять гнев отца, но боли не последовало. — Это был самый простой способ избавить его от привязки так, чтобы наставник не заметил. И он сработал! Но Слеза, разрушив узы, дестабилизирует и энергетические потоки. Все-таки это создание, пусть и способно существовать в некотором роде самостоятельно, но оно зависит от силы.

— То есть, либо откат, либо Слеза?

— Именно, отец, — Ульграх склонил голову.

— Что ж… будем надеяться. В конце концов, это просто сбежавший образец.

Отец не спешил уходить.

Он устроился в кресле, сложил руки на груди и теперь просто смотрел. Рассматривал. И от внимательного взгляда его не укрылись ни усталость, ни сомнения.

— Спрашивай, — было дозволено Ульграху.

— Неужели оно того и вправду стоило? — дело не в разрешении, но если отец решит, что Ульграх что-то скрывает, то разговором здесь дело не закончится. — Я видел. Это безумие. Люди… столько людей погибло!

— Рабов.

— Но они все равно люди.

— Ты неисправим, — отец слегка поморщился и на лице появилось хорошо знакомое выражение легкой брезгливости. — Когда ты начнешь думать о действительно важных вещах?

— Простите, — Ульграх надеялся, что его раскаяние выглядит в достаточной мере искренним. — Но такие разрушения… не проще было бы действовать иначе? Утроить несчастный случай. Даже в башне!

Отец покачал головой.

— Тебе ли не знать, что согласно кодексу любые происшествия, связанные с силой, расследуются?

— Но ведь и сейчас расследование состоится!

— Несомненно.

— Я не понимаю.

— Все-таки не стоит смешивать кровь с недостойными, — отец откинулся на спинку кресла. — Это сказывается на потомстве. Расследование состоится. И установит, что некий берберийский купец наглым образом пренебрег правилами и обратил в рабство женщину сакхемской крови. А уж что получилось дальше — лишь его вина. И смерть магистра, одна из многих, вряд ли привлечет внимание. Сакхемцы почти прорвались в город, и уничтожили пять караванов.

Пять.

Ульграх заставил себя держать лицо. Пять караванов, не считая рабов. Кто будет считать рабов? Или все-таки… убытки ведь.

Убытки всегда считают. Чтобы можно было заявить претензии и потребовать компенсацию.

— А случись что в башне, как знать, сколь внимания привлекло бы это происшествие?

— Я понял, отец, — Ульграх сцепил руки и поклонился. — Благодарю за науку. Я постараюсь и впредь служить семье верой и правдой.

Будто у него имеется выбор.

Ошейник кровной клятвы сдавил горло, подсказывая, что словам несколько не хватало искренности. Но не настолько, чтобы потревожить отца.

— Я рад, что ты понимаешь. Что ж, по заслугам и награда. Тебе выделят собственные покои. Третий уровень.

— Спасибо.

— И пришла пора подыскать тебе жену. Конечно, здесь возникнут некоторые сложности.

Ульграх сглотнул, надеясь, что это ничтожное проявление чувств сочтут естественным проявлением радости. Он ведь должен радоваться.

Он и радуется. Изо всех сил.

— Твое происхождение многих заставит сомневаться, а брать какую-то девицу… нет, пользоваться ты можешь, я понимаю, что у тела есть свои потребности, так что пускай. Но, надеюсь, ты понимаешь, что человеку твоего положения и статуса невозможно взять в жены девицу из Крысиных кварталов?

— Да, отец.

— Вот и отлично. К слову, если она толковая, то скажи. Определим. Твоему брату помощники нужны.

— Не думаю, что хороший вариант. Чересчур эмоциональна, да и рассеянна.

— Что ж. Сам смотри.

Ульграх позволил себе распрямить спину.

— О намерениях мы объявим, конечно, — отец несколько задумался, явно решая, что именно может быть открыто. Клятва или нет, но Ульграху он не доверял.

И правильно.

— Месяца через два, когда станет очевидно, что найти невесту кому-то вроде тебя не так и просто, ты попросишь разрешения оставить город, — взгляд его сделался холоден. — Дабы сопроводить сестру ко двору Императора.

— Отец?

— Мой агент утверждает, что момент будет подходящим. Император как раз собирается выбрать себе новую жену. Или жен.

— Но мешеки никогда не связываются с иными народами. Насколько я знаю.

— Я не рассчитываю, что твоя сестра займет трон. Это и не нужно. Более того, это опасно. Однако она вполне способна встать за троном. И заручиться привязанностью будущей императрицы. Выберете вместе, кто из тамошних девиц для этого годен. А что касается тебя, то подыщешь себе кого-нибудь из местных.

— Мешеков?

— Какая разница. Если все так, как я предполагаю, то мешеки нам нужны. Осталось сделать так, чтобы мы были нужны им. Ты понял, сын?

— Да, отец.

— Что ж. хорошо. Иди. Отдыхай. И постарайся сделать так, чтобы я и дальше был тобой доволен.

— Да. Отец.

Миха бежал.

Сперва он просто бежал, не особо разбираясь, куда именно держит путь. Но дорога, вильнув в очередной раз, вывела к поселку, возле которого Миха заприметил пару кораблей самого недружелюбного вида. Тогда-то он и остановился.

Огляделся.

И убрался с дороги к чертовой матери.

Некоторое время он продолжал держаться реки, не столько её видя, сколько ощущая близость воды той своей звериной сутью, которая всецело одобряла выбор. Но постепенно берега лысели, а людей на них не становилось меньше. Благо, люди эти были заняты собственными делами и на Миху не обращали внимания. Но здравый смысл подсказывал, что рано или поздно, но его заметят.

И вряд ли поверят, что он просто мимо пробегал.

В крови, грязи и пропитанный какой-то едкой вонью. Не говоря уже об ошейнике, явно намекавшем на Михин невеликий статус. Нет уж. И он, скрепя сердце, расстался с рекой.

Лес встретил громким стрекотом сороки, которая, перескакивая с ветки на ветку, долго следовала за Михой. Но потом сорока отстала, а лес из полупрозрачного сосняка, видного насквозь, сделался гуще, тяжелее. Сперва то тут, то там меж сосен поднимались редкие дубы, листья которых давали густую тень. Постепенно сосен становилось меньше, а дубов — больше. Огромные стволы их колоннами поднимались к небесам, раскрывая купола ветвей. И те, смыкаясь плотно, прочно заслоняли землю от света. Редкая трава росла белесой, то тут, то там сменяясь проплешинами зеленого мха.