Искатель. 1987. Выпуск №4 - Анатолий Степанов

После всего Лео решил ее проводить. Они вышли на улицу. И опять начался скандал, который вы и услышали. Можейкина хотела скрыть свое знакомство с Лео сначала потому, что боялась, как бы не узнал об этом муж, который засыпал ее дорогими подарками, ну а во-вторых, потому, что Можейкин не раз ей говорил, что они со Спорыхиным одной веревочкой повязаны И случись что, оба в небытие канут разом Ну а потом, когда Спорыхин-старший и Можейкин прознали про все, ее попросту довели до сумасшествия, почва для этого была благодатная, запугали, как хотели запугать и вас. В свою очередь, Лео, узнав о том, что этим случаем занимается милиция, испугался, как когда-то его отец, и вышел к своему замечательному папаше с таким предложением: или ты любым способом меня выручаешь, или я закладываю тебя соответствующим органам. И Спорыхин-старший занялся этим делом. Но занялся неумело, как дилетант, у него же не было уголовного опыта Нанял каких-то подонков, чтобы запугивать вас и Можейкину, платил им прилично. Лео подключил к этому делу и своих дружков: Витю-таксиста, Ботова, длинного в кепке и Сикорского…

— Значит, чернявый, который был со мной в машине, и толстяк — это люди Спорыхина-старшего?

— Да. Кличка толстяка Еж, зовут Сигаев, Дмитрий Иванович, трижды судимый. А второй, Федоров, обыкновенный фарцовщик, прельстившийся большими деньгами…

— Теперь все понятно. — Вадим вдруг ощутил, как горят у него щеки и лоб от возбуждения.

— Ребята из БХСС, — продолжал Уваров, — давно копали под Спорыхина Когда мы вышли на Лео, то стали работать с ними в контакте

— А как вы вышли на Лео?

— Много трудились, — улыбнулся Уваров.

Вадим устал. Слишком много он узнал за сегодняшний день. Теперь надо было думать, долго думать. Ему захотелось остаться одному. Но что-то он еще не досказал Уварову, что-то такое, что бы заставило того отнестись к Вадиму хоть с крохотным сочувствием. Нестерпимо вдруг захотелось, чтобы Уваров его понял, чтобы хоть один человек его понял.

— Я хотел все рассказать, — неуверенно начал он. — Но не мог. Хотел, но не мог. Так вышло…

Уваров смотрел на него, и молчал, и не шевелился, застыл словно.

— Не смотрите на меня так, — сказал Данин. — Не смотрите!

— Выздоравливайте, — кивнул Уваров. И ушел, ступая так же мягко и едва слышно, как и тогда, когда вошел в палату.

Данин лежал некоторое время, отдыхая и стараясь не думать ни о чем. Потом открыл глаза и пробормотал еле слышно: «Как там сказал доктор, через два месяца встану… нет, сейчас встану!» — Крепко, до темноты в глазах стиснул зубы, глубоко вздохнул и начал осторожно приподниматься на ослабевших руках.

Виктор ПОЛОЖИЙ

ИГРА В МИРАЖИ

1

Когда позывные экстренного выпуска новостей пропикали во второй раз, многие из тех, кто в эту минуту находился рядом с телевизором, невольно повернули головы в сторону мерцающего экрана и, прежде чем диктор произнес первую фразу, узнали в нем самого Мучачо Вьехо — Старого Мальчика, как его называли даже газетчики. Его ровный, чуть хрипловатый голос, который мог показаться даже бесстрастным, если бы не доверительные интонации, сквозившие в нем, был знаком каждому. Он почти никогда не бывал взволнованным, даже если рассказывал о финальном матче по футболу, перестрелке двух враждующих банд или очередном государственном перевороте, и подчеркнутой будничностью давно приучил своих слушателей к мысли, что пока он, Мучачо Вьехо, в доме, им бояться нечего.

— Сегодня на рассвете трое неизвестных ворвались в штаб-квартиру объединенных профсоюзов строителей, расстреляв в упор охранников. Нападавшие, хорошо ориентировавшиеся в расположении апартаментов, проникли в комнаты отдыха, где смертельно ранили дежурного референта, а председателя объединенных профсоюзов строителей Даниеля Кемпеса буквально изрешетили пулями еще в постели. Преступники тут же, не обращая внимания на вой сирены, стали вскрывать бронированный сейф с секретными документами и деньгами на текущие расходы. В этот момент их и настиг наряд полиции. Посла короткой перестрелки один из нападавших был убит, двое взяты живыми. Со стороны полиции потерь нет. Мы пока воздержимся от комментариев, поскольку не располагаем известиями с места происшествия. Первые подробности станут известны к вечеру, — закончил Мучачо Бьехо.

Новость означала, что непрочное общественное согласие разлетелось в щепки, что теперь, словно пожар в прериях, вспыхнет кампания взаимных обвинений и клеветы и средства информации так запутают общественное мнение, что в той смуте нельзя будет найти правых и виноватых; что Национальный демократический центр — временный союз прогрессивных и либеральных партий и профсоюзов, который с таким трудом образовался как раз накануне парламентских выборов, или расколется на враждующие группировки, или — в обоих случаях это будет зависеть от того, чьими руками был устранен Кемпес, наиболее вероятный претендент на пост министра труда и занятости — еще более сплотится и станет монолитным, но тогда неминуемо столкнется с другим монолитом — союзом капитала и военщины; и от этого столкновения может сдетонировать еще более мощный взрыв и в конечном итоге привести к дестабилизации политического положения, за которой со стопроцентной вероятностью рисовалась еще более невеселая перспектива — перевороты «по-крупному», заговоры, анархия, диктатура, комендантский час, бесследные исчезновения, голод и прочее, и прочее…

Новость не попала на полосы утренних газет, но до сиесты появились экстренные выпуски не только наиболее влиятельных ежедневных изданий, но и самых мелких газетенок, форматом и внешним видом напоминавших скорее большие листовки. К удивлению многих, почти все газеты сохраняли сдержанный и осторожный тон. Правда, один бульварный листок заикнулся было о «руке Москвы», но в данной ситуации это было такой очевидной глупостью, которую неудобно и замечать. Если бы не относительное единодушие в оценке событий политическими противниками, которые не воспользовались случаем, чтобы сыграть на обострении ситуации, поймать рыбку в мутной волне, можно было подумать, что правительство намеренно пошло на отвлекающий маневр, желая на какое-то время успокоить общественное мнение — наиболее опасную силу в момент вспышки. А газеты пестрели заголовками: «Новый Аль Капоне?», «Сумасшедшие террористы: действительные или мнимые?», «Председатель профсоюза строителей — случайная жертва», «Последнее слово — за экспертами-психиатрами», «Безумцами-преступниками должны заниматься душевнобольные полицейские» — и еще что-то в подобном духе. И разумеется, фотография на фотографии. Как оказалось, главарь преступной троицы на первом же допросе с гордостью объявил, будто он — Аль Капоне, и продолжал стоять на своем, его сообщник тоже признал в нем Аль Капоке. Сам подручный назвался Вельветом, а третий сообщник — Шнурок, как известно, погиб в перестрелке. В ответ на все остальные вопросы бандиты начинали нести такую же галиматью, после которой следователям трудно было сохранить хладнокровие.