Призрачная Америка - Алексей Федотов

А общество направлялось бы теми, кто наверху и в силу особенности своего труда могут и должны иметь отличные от представителей массы потребности. В какой‑то мере широкие массы при коммунизме можно сравнить с ручными животными, которых кормят, предоставляют им кров, лечат, но лишают их права самостоятельно определить суть своих потребностей.

— Профессор, а использование денег представителями высшей касты не возбудило бы подозрения масс, что их обманывают? – поднял руку Гарри Смит, многообещающий студент, желавший стать дипломатом.

— Отличный вопрос, Гарри! Конечно, возбудило бы! Поэтому мы думали о том, чтобы для высших лиц сделать электронную систему расчетов. А для того, чтобы исключить преступность и возможность пользования их благами посторонних производить расчеты не посредством банковских карт, а посредством чипа, вживляемого в руку, обладателя благ. Не имеющий такого чипа не мог бы не продавать, не покупать, соответственно, он жил бы при коммунизме в тех рамках, которые мы ему определили.

— Профессор, а это было мнение о коммунизме советского руководства?

— Неплохой вопрос. Нет – это было наше мнение, тех, кто стоял за их спинами, занимая места советников или депутатов, чтобы можно было делать, что вздумается, не неся за это ответственности!

… Борух Никанорович Свинчутка уже третий месяц работал профессором университета. Сэр Джеймс назначил его на эту должность, несмотря на то, что кандидат на заведование кафедрой политологии не знал английского языка. Единственному из всех преподавателей университета ему был предоставлен переводчик, который был с ним на лекциях.

Отрывок из одной из них, приведенный выше, дает представление и о взглядах нового профессора и о том, чему он учил студентов.

До университета последние два года Борух Никанорович работал министром культуры в одной из бывших республик Советского Союза. На этой должности он ратовал за искоренения из образовательных программ русского языка и русской литературы, как позорного империалистического наследия. При этом поощрял на филологических факультетах чтение спецкурсов по ненормативной русской лексике, которую считал высшим достижением русского языка. Способствовал приобретению государством сотен американских фильмов, невостребованных с США, в основном порнографических, или изобилующих сценами жестокости или откровенно тупых. Закрыл сотни библиотек и домов культуры, получил три ордена. Приватизировал одно из крупнейших государственных учреждений культуры через подставных лиц, а деньги перевел на свой счет в швейцарском банке.

Когда его, наконец, сняли с должности министра культуры, то он, перед тем как уехать, обляпал весь свой кабинет дерьмом, включая и некоторые важные документы. При этом невинно разводил руками: «Ну, надо же: прорвало канализацию!»

Сэр Джеймс Моро, несмотря на всю свою английскую чопорность, очень смеялся, когда Свинчутка ему об этом рассказывал.

— Надеюсь, у нас вы так не поступите? – поинтересовался он.

— Так не выгоняйте, – с наивными чистыми глазами ответил Борух Никанорович.

Валерий

Валерия из психиатрической клиники доктора Хайда вызволил Ричард Беркли. Он через своих старых знакомых узнал, что в эту больницу, с которой в прошлом у его друга Пола было связано так много дурного, попал молодой человек – эмигрант из России, осмелившийся противоречить самому мистеру Линсу. Когда казавшийся всемогущим старик нелепо погиб, упав в колодец, на дне которого надеялся обрести доселе скрытые от него знания, шериф, несмотря на то, что в Моуди в отношении его мистер Томпсон вел следствие, решился отлучиться на несколько дней – слетать навестить мистера Хайда.

Доктор, увидев призрак из прошлого, страшно перепугался. Он без всяких возражений отпустил Валерия с Ричардом, тем более, что мистера Линса уже не было в живых, и русский эмигрант мог пригодиться только для безнаказанного проведения над ним запрещенных опытов. Увидев Беркли, Хайд понял, что безнаказанности здесь не будет, и не стал даже заявлять в полицию, что шериф ему угрожал. «Разве тебе легче будет от моего ареста, если тебя уже не будет в живых?» — ласково спросил доктора Ричард, и тот предпочел забыть о том, что у него был русский пациент.

Валерий безропотно согласился поехать в Моуди: а куда ему было деваться в этой чужой враждебной ему стране? Поначалу он держался в городке особняком, но потом сдружился с Арнольдом Стерном. Арнольд быстро выучил русский язык, и молодые люди часами говорили на самые разные темы. Валерий рассказал писателю, что мистер Линс предлагал ему стать новой звездой литературы. Арнольд заинтересовался: а что собственно такого экстраординарного написал человек, претендовавший на его место в американской литературе, пусть и чисто гипотетически?

Тогда Валерий с чувством прочел ему написанное им еще в России стихотворение, отражающее его понимание трагизма поэтического избранничества:

Закон есть: чем талантливей поэт,

Тем раньше он покинет это свет.

Был гениален Лермонтов, и вот -

Ему лишь 26, а враг его убьет.

Как Пушкин рифмой зажигал сердца,

Но пуля в 37 забрала жизнь певца.

Талантлив Блок, но он слабее Пушкина поэт,

И в 40 покидает этот свет.

Не дожидаясь продолжения, Арнольд смеясь, экспромтом сказал свою версию, чем должно это произведение закончиться:

А вот такой, как ты поэт,

Прожить способен сотню лет.

Валерий сначала надулся, но потом вдруг сам понял, насколько смешны его «творения» и расхохотался.

— Одно не понимаю, — задумчиво сказал он, — как же я мог бы писать вместо тебя, если это стихотворение – лучшее из всего, что мной написано?

— А ты бы не сочинял ничего, — грустно сказал Альберт, — ты бы только стенографировал… Даже не представляешь, Валерий, как тебе повезло, что ты сразу отказался…

Злокозненный Свинчутка

Борух Никанорович вальяжно развалился в кресле в кабинете сэра Джеймса и без всяких стеснений поглощал приготовленное для него угощение: сало, мацу и водку. Такой необычный продуктовый набор был излюбленным у профессора, по крайней мере, он об этом всегда говорил.

— Сэр Джеймс, — довольно разборчиво, несмотря на то, что рот его был забит едой, обратился Свинчутка к президенту университета, морщившемуся от резкого запаха сала с чесноком и водки, — так о чем вы хотели со мной поговорить?

— У нас есть вопрос к Президенту США. Рональд Рейган сумел поднять популярность этого поста на очень большой уровень. Как актер он знал, чем привлечь публику. Он и в фильмах‑то играл самого себя, а уж, став первым лицом страны, превратился во всенародного любимца. Тем более, что его считают победителем в холодной войне, хотя его роль в этом была более, чем скромной. При его преемнике Джордже Буше произошел развал Советского Союза, поэтому рейтинг этого Президента также зашкаливал. Но сегодня уже иной Президент – Билл Клинтон. И нам кажется, что на его примере следует показать, что Президент – всего лишь обычный человек, устроить показательную экзекуцию на весь мир. А потом — оставить его в должности, но чтобы и он и те, кто будут после него, не думали, что они значат больше нас. Доступно я изъясняю?

— Вполне, — кивнул Борух Никанорович, смачно рыгнув. – Думаю, что нужно опозорить его, но так, чтобы с одной стороны серьезное отношение к нему пропало, и в то же время, чтобы то, что он сделал не оттолкнуло от него симпатий большинства американцев…

— Это было бы идеально, — согласился сэр Джеймс. – Но что бы это такое могло быть?

Свинчутка залпом выпил целый стакан водки, отчего президент университета посмотрел на него с большим удивлением, но ничего не сказал. Затем он жарко начал излагать лорду Моро свои идеи. Сначала тот слушал с недоверием, но затем лицо его прояснилось.

— А вы правы, Борух, — улыбнулся он. — Обязательно попробуем это сделать. То, что само по себе ничего не значит в тысяче случаев, в конкретном месте и времени, для конкретного человека может оказаться страшным ударом, у вас просто чутье на это!

Через неделю в Белом Доме появилась новая практикантка. Ее звали Моника Левински.

Жизнь в Моуди

За последние четырнадцать лет в Моуди многое изменилось. Арнольд и Валерий женились на местных девушках – первый на белокурой сироте Сьюзен, второй на испанке Хуаните, отец которой дон Санчес был помощником шерифа. В браке оба друга оказались счастливы; у Арнольда было трое детей, у Валерия четверо. Пол, ошибками молодости лишивший себя возможности счастливой семейной жизни, с радостью проводил теперь время с детьми своих младших друзей.

Отец Уильям постарел, но еще держался. А вот Ричарду с годами становилось все сложнее управляться с протезами; ему понадобился помощник. На эту должность десять лет назад он взял приехавшего в город с восемнадцатилетней дочерью сорокалетнего вдовца дона Санчеса, потерявшего жену и остальных детей в вооруженном конфликте на мексиканской границе и искавшего место, где его душа могла бы обрести покой. Таким местом оказался Моуди. Правда, помощник шерифа без восторга отнесся к тому, что его дочь влюбилась в странного русского, про которого поговаривали, что он лежал в сумасшедшем доме. Но через несколько лет Санчес изменил отношение к зятю, и они подружились.