Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла - Артем Драбкин

— Что вы почувствовали, когда узнали, что американцы сбросили атомную бомбу? Какие были мысли?

Ну, какие-какие, не могу я вам сказать. Сбросили и сбросили. Я знал и понимал, что мы не будем отставать…

— А в конце войны у вас было ощущение, что придется с ними бороться?

— Да, я ощущал. Капитализм есть капитализм. Я в совершенно другом государстве жил и понимал, что сегодня мы вместе, а разобьем врага, нам придется быть врозь. Я понимал, что они друзья до тех пор, пока враг общий есть.

— Сколько лет всего вы летали?

— Пролетал я тридцать с лишним лет. Командовал: в войну эскадрильей, пять лет после войны полком командовал, потом 22-й дивизией — шесть лет и два года замом был. Дивизия была из четырех полков, три полка на Ту-16 — которые могли бомбить и ракеты пускать. Я первым ракеты КСР-2 пустил на 77-м полигоне, это к северо-востоку от Каспийского моря, с дальностью сто пятьдесят два километра в плавучую цель, прямое попадание. И один полк на сверхзвуковых дальних бомбардировщиках — Ту-22. Этот полк из меня все соки выжал, черт его побери. Перевооружение шло, и я перевооружил все ВВС. Понимаете? Вот так пролетал я тридцать с лишним лет.

ГУНБИН

Николай Александрович

Я родился в 1918 году в Ярославской области. Мать — крестьянка, а отец до революции работал продавцом в Петербурге, а после революции работал в Сестрорецке.

В деревне я проучился до четвертого класса. Потом переехал к отцу, который один жил в Сестрорецке. Там окончил среднюю школу и поступил в Ленинградский институт сельского хозяйства. Он находился на Марсовом поле. Там, где памятник Суворову стоит, в трехэтажном здании. Там проучился один год, и меня в 1936 году по комсомольской разнарядке направили в Челябинское штурманское училище. Прошел мандатную и медицинскую комиссии — проблем не было. Прошли курс молодого бойца, приняли присягу, потом началась «терка». Начали летать мы примерно через год как приехали. На У-2, ТБ-1 и ТБ-3. А потом и на более современных самолетах СБ. Обычно сначала нам давали задание, куда лететь. Мы на земле прокладывали маршрут. Потом группа с инструктором садилась в штурманскую кабину. В ТБ-1 места мало было. А в ТБ-3 десять человек курсантов помещалось. Бывало, случались и блудежки, но все равно мы справлялись. Училище я окончил летом 1939 года. Сдавали бомбометание, навигацию и связь. Бомбили на полигоне. Практическими цементными бомбами.

После выпуска попал в Хабаровск. Номер полка уже забыл. Надо в книге посмотреть. На ДБ-ЗА «Аннушки». В нем штурман в передней кабине сидел, летчик в средней и один стрелок сзади. Сначала объявили, в какой экипаж, потом самолет какой. Прихожу, знакомлюсь с летчиком, говорю:

— Меня назначили штурманом самолета.

Летчик Евсеев Иван в ответ:

— Очень приятно, — говорит, — будем летать вместе.

И вот мы с ним пролетали два года на этом ДБ-ЗА.

А потом по разнарядке перед войной меня направили в город Иваново слушателем в высшую школу штурманов. Начальником училища был Спирин Иван Тимофеевич.

— В вашем полку ветераны Испании, Финской войны, войны с Японией были?

— По-моему, было несколько участников испанских событий. Были собрания, на которых они рассказывали, как действовали, как нам действовать, чтобы избежать ошибок… Боевой опыт передавался.

— Вам доводилось пилотировать ДБ-3? У вас же была вставная ручка, откидные педали…

— Да, иногда летчик просил: «Николай, давай пилотируй».

Я вставлял ручку и управлял…

— Как вы узнали о том, что началась война?

— Тревогу объявили и на построении сказали, что немцы перешли нашу границу. 23 июня нас посадили в теплушку и послали на юг, под Обоянь, в 220-й полк… А 27-го был уже первый вылет на ДБ-ЗФ с летчиком Харченко Степаном Андреевичем.

— Вам, как штурману, что было удобнее, ДБ-ЗА «Аннушка» или ДБ-ЗФ «сигара»?

— «Сигара». Обзор лучше.

— Когда начались боевые вылеты, вы, наверное, сперва действовали днем?

— Да. Сначала мы летали даже девятками. И когда у ведущего сыпались бомбы, мы нажимали на кнопку. То есть по ведущему. Мы изучали опыт войны в Испании. Поэтому уже имели представление о боевых действиях.

— Потери от чего были больше? От зениток? Или от «Мессершмиттов»?

— Больше было потерь от «Мессершмиттов».

— На каких примерно высотах ходили?

— Примерно три-четыре тысячи. Позднее, когда понесли потери и стали летать одиночными самолетами, то мы на бреющем ходили. А когда на ночные действия перешли, так вообще только одиночными самолетами.

— Сколько вылетов вы совершили на одной машине?

— В 1941 году я совершил примерно двадцать-тридцать полетов. И потом на переформирование… Были потери, конечно… Нас перевели в 98-й полк, и вновь мы на ДБ-ЗФ летали, но уже только ночью.

— По вашим ощущениям, по вашему опыту, какой был самый большой недостаток у ДБ-3?

— Какой самый большой… Ну, при взлете у него была тенденция разворота вправо.

— Скажите, пожалуйста, достаточным ли было оборонительное вооружение на ДБ-3?

— Достаточным. Наш экипаж в одном вылете сбил три «Мессершмитта-109».

— Насколько терпим Ил-4 был к боевым повреждениям?

— Вначале были очень опасны атаки истребителей. Но потом сделали протектирование баков. Если пуля пробивала бак, то он затягивался протектором, и струя если и оставалась, то небольшая, а то и просто капало…

— А мог Ил-4 на одном двигателе до дома дотянуть?

— С трудом. На одном моторе он при хорошем пилотировании мог долететь до своего аэродрома. Но некоторые не справлялись и садились на запасных аэродромах, которые были ближе.

— Вы относились к авиации дальнего действия и начальником у вас был Голованов. Скажите, как вы относились к нему?

— Голованов был отличным командующим, прилетал в полк, беседовал с нами, расспрашивал подробности.

— Сколько вылетов за ночь вам приходилось делать?

— Ну, не больше двух. Два бывало, если цели близко.

— Самая дальняя цель на какой дистанции находилась?

— Ну, самая дальняя цель — это был Берлин…

— Откуда взлетали на Берлин?

— Мы садились на аэродром подскока Обоянь. Заправлялись и дополнительные подвесные баки заливали. Сначала вырабатывалось горючее в подвесных баках, их сбрасывали как бомбы и летели дальше.

— Какова бомбовая загрузка была в этих вылетах?

— Если без подвесных баков, десять фугасных, стокилограммовых, в бомболюках и по две-три бомбы под фюзеляжами. 250-килограммовые или одна пятьсот килограмм.

— Берлин бомбили по каким-то объектам или просто на город?

— Ну, как правило, железнодорожные станции или же центр, где штаб был немцев.

— А вы РРАБы возили?

— А как же. Из-за их формы «бочкой» называли. Не любили их — терялись и дальность, и скорость. Но с точки зрения поражения она была эффективна. В основном брали ФАБ-100, ФАБ-250. Тонные редко кому попадались. Были буквально единичные полеты с одной бомбой.

— Максимальная бомбовая загрузка ДБ-3 сколько килограмм составляла?

— Полторы тонны.

— Вы когда на Берлин летали в первый раз?

— В 1942 году, по-моему. Летом.

— А основные цели в 1941 году какие были?

— Днем в 1941 году это были наступающие колонны танков, переправы через реки, где скапливалось много войск… А ночью железнодорожные станции, как правило, били.

— Как засчитывался результат бомбежки?

— Во-первых, по докладу: «Я видел разрывы, что-то загорелось, бахнуло».

Во-вторых, фотографирование. Результат документировался на снимках.

Были и специальные контролеры, которые в конце боевого порядка шли и смотрели, разбита цель или нет.

— Осветители целей были? Или они потом появились?

— Когда мы ночью начали бомбить, то бомбили, как правило, по освещенным целям. Освещали их специально выделенные экипажи осветителей. Осветителями цели всегда назначали лучшие экипажи, которые шли первыми, находили цель, которую нужно бомбить, в нужное время освещали ее САБами. А уже по освещенной цели остальные экипажи бомбили… Иногда меня назначали осветителем. А как же, осветителем бывал и мой друг Василий Сенько (ТУ-160 его имени летал в Венесуэлу), единственный дважды Герой штурман. (httt://www.warheroes.ru/hero/hero.asp&Hero_id=1233)

— Кого назначали фотографом?

— Конечно, тоже не худший экипаж. Но в то же время у осветителя более важная задача — надо было найти цель. А уже потом как получится.