Триумф великого комбинатора - Борис Леонтьев

– Что же вы от меня опять хотите? – в душе подпольного миллионера росло напряжение.

Великий комбинатор подтянул портфель и водрузил его себе на колени.

"Я так и знал. Компромат!" – вновь пронеслось в голове экссчетовода.

– Спокойствие, любезный Александр Иванович! Отцвели уж давно хризантемы в саду... Подзащитного я из вас больше делать не буду. Если нет возражений, мы сейчас же отправляемся в Москву. Такси, как говорил Адам Козлевич, уже подан.

Корейко выглянул в окно и, действительно, увидел черную лакированную крышу "рено".

– Ничего не понимаю. Какая Москва?

– Я предлагаю вам, что не в моих правилах, вступить в концессию.

– Работать с вами? Да вы смеетесь.

– Александр Иванович, я сын турецко-подданного, то есть потомок янычаров. Я очень гордый и могу обидеться... Вам фамилия Оконников, случаем, не знакома?

Корейко невольно охнул.

– Да не трепещите вы! Я не собираюсь по всей республике трубить о ваших прошлых связях с гражданином Оконниковым.

– Все это как-то закомуристо!

Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом с недоеденным салом.

– Вы хотите поближе к телу?! Получите. Вот здесь лежит отношение, на котором указан номер рассчетного счета. Ничего особенного, так, обыкновенный номер. Но на этом номере можно заработать как минимум пять миллионов. – Ну и зарабатывайте. Я-то здесь причем?

– Вы хотели сказать: "У меня уже есть деньги!". Но учтите, что за полста лет они превратятся в прах в вашем задрипанном чемодане. При социализме миллионер – это детская игра в крысу. Я предлагаю вам комбинацию по вашей части небольшое дельце с безналичными рублями.

– И что же?

В этом вопросе уже звучало согласие. Комбинатор вдохновился.

– Представьте, у нас есть контора. На ее счету – пять миллионов. Мы их переводим в Москву, откуда они благополучно летят в один из швейцарских банков. – Поэтому вам нужен Оконников?

– Да, мне нужны его связи. А с ними все просто: командировка, поезд, оревуар, шампанское в "Мулен-Руж" и прогулка по левому берегу Сены до площади Согласия.

– Надо подумать.

– Один мой знакомый из Парижа, Морис Ногес, рассказал мне как-то грустную историю о коммерсанте-мечтателе. Хотите послушать?

– Меня мало интересует, что говорят ваши знакомые.

– Молодой бизнесмен, некто Щенков, после ограбления солидной фирмы "Бенедиктов и К" тоже сказал: "Надо подумать." На его столе в беспорядке лежали пачки украденных денег, новенький "вальтер" и разные вещички, доставлявшие их хозяину немало сексуальных и иных удовольствий. Щенков развалился на диване и мечтал. И видел он себя богатым, как во сне. Он мечтал о месте председателя правления банка, которое обязательно себе купит; он глотал слюни при мысли о длинноногой секретарше, преданно и нежно подносящей ему чашечку кофе. Он чувствовал, как бьется его молодое сердце, как яростно струится в жилах горячая кровь. Он любил деньги и удовольствия. Он думал, что теперь у него будет все. Но тут распахнулась дверь, с грохотом ворвались посланные Сигизмундом Апатьевичем Бенедиктовым молодцы и пристрелили, как собаку, мечтательного коммерсанта. – Не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете, пробормотал Корейко.

– А затем, Александр Иванович, что думать надо быстрее. Мы плывем на одном большом корабле, и не исключено, что это "Титаник".

– Причем здесь "Титаник"?

Бендер начал терять терпение:

– Притом, что вы вместо газгандского сала будете есть шницель под брильянтовым соусом из слез на бессрочных каторжных работах, где-нибудь в пределах Магаданской области, и лет через десять, как раз за день до того, как будут раздавать конфеты, сыграете в ящик. Итак, вы хотите близко познакомиться с магическим словом "сверхприбыль"?

– Суть дела? Только не тяните.

– Хорошо, не буду!

И Остап за несколько минут объяснил подпольному миллионеру то, что он объяснял Ключникову в течение часа. Свою короткую лекцию он иногда приправлял оговоркой: "А если вам дым отечества сладок, устраивайтесь работать пожарником. Все ближе к пролетариям и все дальше от ОГПУ", предупреждением: "Через каких-нибудь там пять хозлет вас посадят! Вот тогда-то вы вспомните мои слова!", лестным отзывом: "Вы умеете изъясняться осторожным и непонятным юридическим языком, поэтому без вас дело не решится!", занозистым замечанием: "После того как я встретился с вами и потерял веру в человечество, меня постоянно гложет мысль о том, чтобы поскорее убраться из этой страны...", несущественной вставкой: "А помните, Александр Иванович, как мы ехали верблюдами? Взлетали на ухабах, пугливо хватаясь за талию возницы!", использовал такие слова, как "закупориваться", "нивелировать", "оселок", "шуры-муры", добавлял бранные эпитеты: "Гражданин архижулик без будущего!", "Зенки протрите, товарищ Корейко!", "Не плюйте в колодец, вылетит – не поймаете!", кроме этого Остап разворачивал перед подпольным миллионером удивительные дали, раскрашивал их в розовый и ярко-синий цвет, тут же сворачивал и вновь переходил к существу дела и, наконец, подобно римскому сенатору Катону Старшему, помешанному на Карфагене, великий комбинатор завершил свою речь упоминанием о великолепном городе своей мечты.

Корейко заерзал на стуле.

– Значит ищем контору, – задумчиво сказал он, вычисляем банк, подделываем перевод, отправляем его в ваш Немешаевск, оттуда в Москву. Затем на сцене появляется мой Оконников?

– Не здесь, а раньше!

– То есть?

– Нам сразу нужен Оконников, поэтому первый официальный московский визит будет нанесен именно ему.

– Лучше обойтись без визита.

– Ну тогда...

– Проще пригласить его в ресторан. Аркадий Борисович человек светский, изыск любит.

– Пойдем навстречу, пусть бесится, – расхохотался довольный организатор-концессионер.

– Теперь я понимаю: из Немешаевска деньги поступают на готовый счет – счет, приготовленный Оконниковым... – Корейко уже не злился на незванного гостя. – Да-да, я кое-что слышал о спецсчетах... Вы знаете, интересно! Вполне интересное дело. Время шло невероятно быстро. Подпольный миллионер взглянул на часы – они показывали четыре.

– Итак? – с деловой улыбкой, желая расставить все точки над "i", холодно молвил Остап.

– Москва, так Москва!

– Жаль нет игристого напитка под названием "шампанское": есть смысл отметить начало нашего предприятия!

– А что, если...

– Если что?

– Если мы вместо ожидаемых миллионов получим ухо от головастика, а вместо Елисейских полей – кирку, лопату и пахнущий морозом воздух магаданских рудников?

– Как руководитель нашей концессии, отвечаю за все!

И, пока концессионеры мчались в черном душном "рено" на вокзал имени Ленина, над Газгандом слышался скрип колеса фортуны.

Глава 17

РЕЦЕПТ ПРОЛЕТАРСКОЙ РИФМЫ

В час пополуночи, когда до отправления поезда "Бришкент-Москва" оставалось что-то около тридцати минут, уставшие до одури концессионеры прибыли на бришкентский вокзал имени товарища Янукидзе. Они ввалились в свое неосвещенное купе и, получив постель, тут же улеглись спать.

Скоро дверь в купе открылась, запустив внутрь полоску света и типа с длинными прямыми волосами. Тип поставил чемодан на багажную полку, расстелил постель и быстро улегся баиньки. Утром, Остап, едва проснулся, почуствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

И в самом деле, на нижней полке сидел человек огромного роста, слегка сутулый, с серо-синими глазами и длинными ресницами на хмуром скуластом лице. Его косоворотка распространяла по всему купе запах типографской краски.

– О! – крайне удивился Остап. – Фома Несдержанный поэтический мастер, работник пера. Я не ошибся, товарищ Фома? – Ну и что же? – осклабился мастер.

Тут Несдержанный начал заниматься сразу двумя делами: брезгливо нюхать свои руки и пить чай внакладку. На столике стояла тарелка, на которой нагло раскинулось песочное печенье, рядом с тарелкой лежало яблоко с родинкой.

– Помните, вы были в Немешаевске?

– Немешаевск – забытый мотив. Сейчас вот езжу по стране... Представляете, строка в голову не лезет?! Как снял я год назад с машинки талантливую поэму "Мужики и бабы", так после этого – хоть тресни!..

– Как же так?

– Да вот так. Хоть я имею право называть себя Фомой Несдержанным, получается, что я поэт с двойным дном, иначе говоря, поэт со странностями всех великих поэтов. Замучил гад меня столбняк, так мучит землю злой сорняк. Попробуйте сейчас описать сволочь во всей красе! После банкета в "Немправде" не могу найти правду. Сами знаете, правда – это не потаскушка, которая вешается на шею каждому, даже тому, кто не желает быть с ней знакомиться. Меня уже тошнит от агропоэм и огородных кантат. Хочется чего-нибудь пролетарского.

Александр Иванович еще спал: с его полки время от времени слышался пронзительный храп.

Бендер свесился с полки.

– Могу вам дать рецепт пролетарской рифмы. Хотите?