Тощие ножки и не только - Том Роббинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что ты храпел.
Бумер покачал головой. Он не мог поверить собственным ушам.
– Я не храпел, – возмутившись, ответил он. – Я был на задании.
Когда рядом с механической индейкой остановился полицейский автомобиль, Эллен Черри все еще продолжала прокручивать в уме слова мужа, словно, поняв их верно, смогла бы узнать, действительно ли она его любит или все-таки нет.
* * *Слово «Финикия» означает «страна пурпура». Что за этим кроется? Виноград? Глициния? Обыкновенное словоблудие? Лиловая дымка над холмами? Нет, финикийские купцы славились по всему Средиземноморью исключительно своими выкрашенными в красно-фиолетовый цвет товарами.
Хотите верьте, хотите нет, но источником фиолетового красителя служили тамошние раковины, вернее, морские животные, обитавшие в раковинах, подобной той, что сидит сейчас в трудный час испытаний рядом со мной. Финикийцы устроили настоящую охоту за такими раковинами для получения из них фиолетового красителя. Чтобы извлечь ее обитателя, саму раковину обычно разбивали, чем и объясняется тот факт, почему крупный и невредимый образец вроде присутствующего здесь нашего товарища был относительно редок.
В известном смысле краситель, получаемый из раковин, стал символом Финикии. Финикийский язык был родственен древнееврейскому, на этом языке говорил царь Ахав. Кроме того, евреев и финикийцев связывали и тесные культурные связи. Но несмотря на это, Иезавель все равно тосковала по своей далекой родине. Мисс Раковина служила ей утешением, напоминая не только об Астарте, но и о сонных, окруженных пальмами прибрежных городах, где не только дома и улицы, но и руки их жителей были вечно перепачканы красновато-фиолетовым красителем. Что касается царицы, то, финикиянка до мозга костей, мисс Раковина стала талисманом главного святилища Богини в Самарии. Укутанная в пурпурного цвета папирус, она часто прижималась к царственной груди.
Пурпурная страна. Признайтесь, есть в этих словах своя поэзия. Родина пурпура, подарившая миру фиолетово-бордовый цвет. Вот и наш мистер Носок тоже фиолетового цвета, задумайтесь над этим; фиолетовы круги под глазами мафиози. Фиолетово также клеймо, которое санитарная служба ставит на свежее мясо, разрешая его к продаже. Я борюсь с искушением спросить, почем пошел бы мистер Носок на финикийском рынке. О-оп! Нет, нельзя смеяться. Иначе мой соус выплеснется наружу.
* * *– Слава Богу, – сказала Пэтси. – Кажется, Бад уехал в хорошем настроении.
– А с какой стати ему быть в дурном?
– А я и не говорю, что в дурном. Как раз наоборот, в хорошем.
– С ним явно что-то случилось, пока он тут дремал после ужина. Наверняка что-то такое особенное. Или Господь Бог разговаривал с ним во сне, или что-то в этом роде. Нам с тобой этого никогда не понять. Пути Господних чудес неисповедимы.
– Это точно, – согласилась Пэтси и вернулась к своему вязанью. Верлин продолжил попытки развернуть дорожную карту. – Хотя знаешь, дорогой, все эти дела с восстановлением Храма – тебе не кажется, что тут что-то неладно?
– Первый раз об этом слышу. И что тут неладного?
– Видишь ли, сегодня так много проповедников слова Божьего, которые алчут славы и денег.
– Ха! Бад не из их числа. Это уж точно!
– Пока еще не из их числа.
– Неужели ты сама настолько безгрешна, Пэт, что готова бросить в него камень?
– Пожалуй, что не безгрешна, – вздохнула Пэтси и замолчала, задумавшись над своими прегрешениями, и даже попыталась сравнить их с теми, которыми мысленно наделила Бадди Винклера: слабость плоти против тщеславия. Эти размышления ни к чему хорошему, разумеется, не привели, и Пэтси в конце концов бросила это занятие. Она улыбнулась, однако поспешила укрыть эту свою фаталистическую улыбку за вязаньем. Нет, все-таки следует признать, решила она про себя, что из семи смертных грехов похоть определенно не самый худший.
* * *Вечерело. Громкоголосые птицы взахлеб промывали себе горло соком древесных почек, а те в свою очередь изо всех сил пытались освободиться, слой за слоем, от своего тесного викторианского исподнего. И тогда Раскрашенный Посох и Раковина рассказали своим новым друзьям о том, как яхвистская партия древнееврейских женоненавистников погубила репутацию Астарты и ее ревностной сторонницы на земле Израиля, царицы Иезавели, и как потом овдовевшую Иезавель умертвил злобный Ииуй, эта марионетка яхвистов.
Поведали талисманы и о том, как Ииуй, дорвавшись до власти, устроил кровавую чистку, как их самих, спрятав в кувшинах с зерном, под покровом ночи спасли отважные земледельцы. Сотни жрецов и жриц Астарты были безжалостно умерщвлены, а святилища и жертвенники Богини стерты с лица земли. На дворе стоял год 843-й до Рождества Христова – в этот год патриархи праздновали победу.
Однако уже через считанные месяцы дочь Иезавели, Аталия, вышла, так сказать, из левого поля и ухитрилась занять трон владычицы южного Израиля, Иудеи.
Раковину и Посох тайком от всех привезли в Иерусалим и поместили в сам Великий Храм, Первый Храм, так называемый Храм Соломона, величественный еврейский мегапроект. Здесь шепот пурпурных финикийских занавесей, подобно нежной колыбельной, смягчал надрывные псалмы взбудораженного золота.
Аталия правила страной шесть лет; ее жизнь оборвала рука наемного убийцы, подосланного патриархами. За время правления царицы Астарта вновь посадила Иерусалим себе на колени. В Храме, который для Соломона построил Хирам и его искусные мастера, Раскрашенный Посох и Раковина жили бок о бок с золотыми и серебряными листьями, среди десяти тысяч подсвечников, зажигавшихся каждый вечер, по соседству с сорока тысячами арф и двумястами тысячами труб, в окружении инкрустированных драгоценными камнями курильниц, чаш и кубков, среди алебастровых сосудов с благовонными маслами, и – поскольку там находился бронзовый жертвенник, на котором возжигались жертвоприношения, – лопаток, мисок, щипцов для снятия нагара со свеч, отлитых из ажурной бронзы. Вся эта показушная роскошь, сделанная по заказу Соломона, имела мало общего с богиней Астартой, за исключением того, что везде, где только можно, эти вещи были украшены изображениями лотоса, фиг, гранатов и того, что историк Иосиф Флавий называл «презабавнейшими цветами» (каждый из них символизировал вульву). Тем не менее и Посох, и Раковина чувствовали себя вполне уютно среди всего этого показного великолепия, и до тех пор, пока в храме почитали Астарту, их принимали как ценность не меньшую, чем иные сокровища.
Однако во время чистки, последовавшей за убийством Аталии, их запихнули в какую-то темную комнатушку, где они долгие века собирали пыль в обществе всевозможных золотых тельцов, ритуальных сосудов для сбора спермы и материнского молока, бубнов, ослиных масок, танцевальных свитков и ленивых, инкрустированных слоновой костью аспидов.
– В отличие от той самой пещеры, где мы с вами встретились, – пояснила Раковина, – нас не погрузили в сон, так что и для нас, неодушевленных предметов, время текло очень-очень медленно.
Она вспомнила далее, что в хранилище этом валялись кубки из розового дерева, предназначавшиеся для того, чтобы собирать слезы рожениц, и как эти нетерпеливые кубки переполнялись до краев их собственными пыльными слезами. И все же талисманы должны были вернуть себе свое высокое положение.
В течение нескольких столетий, со времени завершения его строительства (962 г. до н. э.) и до разрушения его вавилонянами (586 г. до н. э.), Великий Храм, подобно маятнику, раскачивался между Яхве и Астартой.
Сам Соломон общался с богиней плодородия. Сей факт имеет настолько достоверное документальное подтверждение, что даже ревизионисты – редакторы Библии – не осмелились скрыть его, ограничившись тем, что выдвинули против легендарного царя обвинения в «терпимости к язычеству», которую ему якобы внушили его многочисленные жены-чужестранки. Считалось, что Соломону ведомы тайны мира растений и животных, что он умеет накладывать чары, изгонять демонов и врачевать болезни. Иосифу Флавию рассказывали, что всем этим занимались от имени царя его жены и наложницы. Возможно, что источником его легендарной мудрости были также и женщины-язычницы, коих было более семисот, хотя книга, содержавшая приписываемые ему жемчужины мудрости, была написана лишь спустя шесть столетий после его смерти, а многие его высказывания встречаются у ранних древнегреческих философов.
Во всяком случае, когда в 693 году до нашей эры на трон взошел царь Манассия, маятник качнулся обратно к Астарте. Посох и Раковину вновь извлекли на свет Божий, вытерли от пыли, отполировали и принялись испрашивать у них советов, причем с такой регулярностью и благоговением, какие они знавали лишь в лучшие дни своего пребывания в обсерватории. Раскрашенный Посох не только нес астрономическую вахту на крыше Храма (крыша эта, как мы помним, была сделана из привезенного из Финикии кедра, покрытого позолотой). Вместе с Раковиной его привлекали к участию в ритуалах, которые проводились внутри святилища, где жрецы дефлорировали привилегированных девственниц, победительниц серии конкурсных состязаний «Мисс Иудея».