Король-Бродяга (День дурака, час шута) - Евгения Белякова

'Если правила не изменились, что вряд ли, советую поднажать на легенды', - сказал мне лекарь, прощупывая пульс.

'На легенды?', - спросил я, и получил толстенный свиток, обтрепанный по краям: красочные сказания об иноземцах-магах, приносивших пользу Югу (а, если конкретно, Султану и его Визирям), и Цеорис читал мне сей бред до полного изнеможения, своего и моего. Зато потом я стал практически экспертом по древнейшей истории Дор-Надира в области магии, и не раз мелькала мысль — за каким, спрашивается, чертом я так стремлюсь в волшебники, если вполне могу устроиться сказителем на базаре? И получать, надо сказать, неплохие деньги! А?

В общем, я встретил скептицизм (правда, приправленный изрядной долей шербета) моего собеседника во всеоружии. Лениво заныли зубы от ледяного и сладкого (ужасное сочетание) напитка, я улыбнулся, отставил чашу, расписанную птичками, и излил поток своего красноречия на Аффара. Красноречия, подкрепленного фактами, как крепят коньяк спиртом.

Когда я закрыл рот, прервавшись на глоток шербета, лицо у чиновника скривилось, как от пресловутого спирта.

Затем он, наморщив лоб, сделал вид, что как минимум не расслышал сказанного, или даже вообще не уверен в том, что было произнесено хоть что-то.

— Примеры, приведенные Вами, несомненно, имели место в нашей славной истории и весьма похвально с Вашей стороны интересоваться славными деяниями… — Милейший Аффар, с лимонной долькой вместо улыбки, будто извиняясь, повел подкрашенным веком и закончил: — Но, понимаете ли, времена сейчас другие…

Я на мгновение поменялся выражением глаз с собой прежним, со стариком, хоронившим детей в отсыревшей от слез земле. Это его проняло. О, как его продрало — до самой печени, подпорченной многочисленными возлияниями! На его лбу выступил крупный пот, сверкая хоть и не столь ярко, как бриллианты в кольцах, но зато куда более выразительно.

— Я… Я понимаю, ведь Вы, то есть… — он запутался, но потом вышел таки на проторенную дорожку церемонии, — Я уверен, что не ошибаюсь ни в Ваших талантах, ни в Вашей способности использовать их на благо Академии. У Вас ведь есть средства, чтобы внести предварительный взнос?

Они у меня были. Их хватило даже на то, чтобы 'внести' оставшиеся части платы за обучение. В конце концов, до Проклятия Богов городской лекарь Цеорис был весьма преуспевающ, имел много богатых клиентов и не гнушался брать с них оплату, соответствующую как своему мастерству, так и толщине их кошельков. А я не погнушался изъять эти деньги из коробочки с хитрым замком, хранящейся в его кабинете. До лучших времен, разумеется, мой добродетельный друг, до лучших времен. Хотя я подозреваю, что у тебя они не наступят никогда — слишком много ты потерял в этой жизни.

Отвратительный осьминог распахнул передо мной свои объятия. Здравствуй и процветай, Академия, если сможешь — я пришел отнять у тебя знания, использовать тебя и выбросить.

Итак, мой первый день в Академии…

Для начала меня протащили по галерее известных людей, выпускников Академии. Я вдоволь насмотрелся на лица, ужаснулся выражению глаз на портретах — видок у прославленных магов был такой, словно они не одно столетие мучаются несварением желудка. Если это неизбежный недостаток обучения магии, то я пас, — подумалось мне, а тем временем мы с моим гидом, все тем же круглощеким Аффаром, остановились у картины, изображающей основателя Кафедры Предсказания, Вандора Ньелля; судя по светлой масти и чертам лица, он был моим земляком. Я разразился подходящими панегириками по случаю — вспоминая, что было написано в цеорисовом свитке.

— О, великий Ньелль. По легенде, имел пять ног, что не мешало ему беречь их от работы, и передвигался он исключительно на носилках, — улыбнулся я, жалея, что портрет изображал корифея магии только до пояса. Интересно было бы посмотреть на многоногого человека.

— Любезный Джоселиан, не стоит в этом заведении давать волю приверженности глупым и пустым слухам, уверяю Вас. Мастер Ньелль был и остается весьма уважаемым человеком, как здесь, так и за пределами Академии. Он до сих пор впечатляет многих студентов, что приходят на него посмотреть… то есть, это большая честь, и не каждому достается…

— Так он жив? — не удержался я от вопроса, чувствуя, что в пальцах просыпается зуд — верный признак того, что происходит что-то важное, — ведь, насколько я понял, Кафедра основана более ста пятидесяти лет назад, разве не так?

— Именно так, милейший, но профессор Ньелль и сейчас живет, в так сказать…

— И я могу увидеть его? Поговорить с ним?

От волнения у меня вспотели ладони. Еще один бессмертный; о, как много я хотел и мог сказать ему, и еще больше — спросить у него; может, он знает способ или работает над тем, чтобы можно было… излечиться от бессмертия! О, да! Пальцы зачесались еще сильнее.

Аффар переступил вбок, чтобы солнце, проникавшее в узкие окна галереи, не светило в лицо.

— Увидеть, наверное, сможете, но вот поговорить… Профессор находится в усыпленном состоянии, лет сто назад он был поражен неизвестной болезнью, и его погрузили… в некую субстанцию, я, к сожалению, не в курсе… — толстячок, казалось, чуть не плакал от своей неосведомленности, — Но я знаю, что он в некоем роде жив и когда найдут лекарство…

Я не знал об этом, в свитке ничего такого не говорилось. Ха, прощай профессия сказителя на базаре.

— Жаль, жаль, так хотелось пообщаться с соотечественником, — я вытер ладони о штаны и подошел к следующему портрету, — а это кто?

— О, это Великий Павосс Неф, основатель Кафедры Истории Неслучающегося. Скажу по секрету, с Кафедрой Предсказания у них большие разногласия относительно необходимости существования каждой из них, но Глава Академии позволяет обеим работать и даже зачастую высказывать противоречащие результаты исследований будущего…

Более я его не слушал, погруженный, как в шербет, холодную вязкость мыслей, заводящих в тупик. И лишь когда мы подошли к концу галереи и, завернув за угол, оказались во внутреннем дворике, журчащем фонтанчиками, я снова обратился в слух.

— Аффар, вы сказали — студент-северянин? Я не ослышался?

— Нет, вы ведь так расстроились из-за отсутствия сородичей, вот я и подумал — вам будет интересно. — Глаза его лукаво блеснули, отражая зелень лимонных деревьев, окружающих нас, благоухающих и свежих, — Вы скоро познакомитесь с ним, он тоже недавно подал заявку, и его практически уже приняли… Честно говоря, его случай послужил косвенной причиной того, что я взял на себя смелость оформить и ваше поступление… Чрезвычайно талантливый молодой человек, он так удивил экзаменаторов…