Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович

К нарте подошел старик Рынтеу.

— Женщина, — обратился он к Тыгрене, — зачем ты сидишь здесь и не пойдешь в мою ярангу? Ведь не в дороге находишься, а в стойбище прибыла. В яранге Рынтеу всегда есть чай и корм собакам. Чарли дает для приезжих даже немного сахару.

Тыгрена встала. Она внимательно слушала старика и смотрела на него. Он был одет по-домашнему: рукава кухлянки болтались пустыми, голова без шапки, лицо доброе, слова ласковые.

— Я всегда кормлю ваших собак, — продолжал Рынтеу.

— Я никого здесь не знаю, — ответила Тыгрена. — Садись сам на нарту и возьми к себе собак.

Старик встряхнул рукавами, в них появились руки, и он расторопно взялся за остол.

— Поедем, — сказал он Тыгрене.

Но в это время Тыгрена заметила в стороне Ваамчо и, обрадовавшись, сказала Рынтеу:

— Поезжай один, я приду потом. — И она побежала к Ваамчо, который возился со своей медвежьей шкурой.

— Ты что хочешь делать с умкой, Ваамчо?

— Хотел продать, но ты с Алитетом помешала. Не успел закончить торг. Теперь обратно придется везти. Алитет испортит дух у Чарли.

— Ваамчо, он всю дорогу гнал собак. Спешил, все равно как со льда на берег. А увидел американа, все бросил. Собак бросил. Никогда не бросал. Никому из чужих не доверял кормить их.

— Видела, Тыгрена, Чарли? Люди говорят, он приятель Алитета по сменному браку.

Тыгрена промолчала, вспомнив толстого, неуклюжего таньга.

— Плохие они, Тыгрена! Волки оба. Каттам меркичкин! — выругался Ваамчо.

Тыгрена усмехнулась и лукаво сказала:

— О Ваамчо, ты храбрым становишься.

Ваамчо смутился и перевел разговор на другое:

— Еще новость есть. Ты слышала?

— Какая новость?

— Айе здесь. Он пришел продавать лисьи шкурки от своего хозяина Эчавто.

Тыгрена насторожилась.

— О тебе спрашивал. Он пастухом стал в стаде Эчавто. Перестал быть приморским человеком. Говорит, стыдно ему и тоскливо стало жить на берегу после того, как забрал тебя Алитет. Ружье отдал Эчавто.

— Может быть, Айе хочет работать за жену? У Эчавто много девушек, сказала Тыгрена.

— Не знаю, — ответил Ваамчо.

— А где Айе?

— Айе в яранге Рынтеу. Рассказывает новости. Не выходит из полога. Тыгрена, не хочешь ли ты пойти в ярангу Рынтеу? Его яранга — источник новостей. Человек, наполненный новостями, — везде желанный гость.

— Я не знаю, Ваамчо, куда мне идти. Я совсем потеряла свою дорогу.

В яранге Рынтеу было большое оживление. Айе лежал на шкурах, заложив руки за голову, и рассказывал:

— Когда я пришел к Эчавто, он спросил: «Ушел совсем с берега? Зачем ушел? Или худо стало на берегу?» — «Да, худо. Тоска. Жену у меня отобрал Алитет. Руки не хотят больше работать». — «Ага! — говорит Эчавто. — Руки мне не нужны: в стаде нужны ноги. Будешь хорошо бегать и смотреть за стадом — будешь жирный кусок есть. И девка найдется».

Как раз женщины принесли жирное вареное мясо. «Попробуй, поешь», говорит Эчавто.

Я стал есть.

«Ух, ты! — сказал он. — Вижу я, что жадноедящий ты. Посмотрю, как оленей будешь стеречь. Худо будешь стеречь — прогоню!»

Пошел я в стадо. Попробуйте-ка хорошенько охранять оленей! Заставьте их все время пастись, не давайте им ложиться. Заставьте их все время щипать мох, чтобы жирными были Ой, как трудно! В пургу не спишь, стережешь от волков. Бегаешь сам, как волк. Ну, в хорошую погоду капканы ставишь. Песцов ловишь.

Потом Эчавто приехал сам в стадо на красивых белых оленях.

«Айе, — говорит он, — вижу я, не напрасно жадноедящий ты. Оленей устерег и песцовые шкурки добыл. Дай-ка их сюда. Ух, глаза мои не видели таких! Их, говорит, надо обменять на товары у самого Чарли Красного Носа. Алитет посчитает их за обычные. Скажет: раз хвост, два хвост, три хвост. Сосни до восхода солнца под брюхом оленя и ступай в торговую ярангу. Надень мои снегоступы, они крепкие, путь далекий. Вернешься — также будешь стеречь оленей. Через три года девку дам тебе». А мне его девка не нужна. Сердце захотело на берег. Людей приморских посмотреть. Разговоры послушать. Весело на берегу. Везде люди, а там только олени. И вот я пошел. Через два дня в долине Заячьи Тропы смотрю — костер горит. Упряжка собак, палатка стоит. Подбегаю, смотрю — русский. Издалека едет, три месяца едет. Едет на Чукотский Нос. Называет себя начальником. Какой начальник, совсем бороды нет! Спрашивает: «До Чукотского Носа далеко?» «Близко. Один день на собаках». — «О, только один день? Тогда собаки пусть еще отдохнут. Садись, говорит, чай будешь пить?»

Сахар, сухари, мясо в железных банках, табак — все есть. Может, и вправду начальник? Всю ночь не спали, говорили. Про все расспрашивал. У меня горло высохло от разговора. А он все спрашивает. Потом сам стал говорить. Такое говорил, все перепуталось у меня в голове. Рассказывал: там, на Большой земле русской, война была. Помните, слухи были? Богатые дрались с бедными. Всех богатых прогнали, и такие вот, как мы, простые люди сами начальниками стали, сами закон делают. Про Чарли, про Алитета говорил. Сказал: американа выгонит с этого берега. И Алитета тоже. «Вот, говорит, тебя поставим торговать».

Айе засмеялся.

— Молодой он, какой начальник? Говорит, на Чукотском Носу скоро тоже будет новый закон жизни и этот закон пойдет по всему берегу, по всей тундре. Наверное, сам не знает, что говорит…

В пологе стояла тишина. Еще никогда никто не рассказывал здесь таких сказок. И откуда Айе научился так рассказывать? Не с духами ли он встречался в долине Заячьи Тропы? Кто знает, с кем человек может встретиться?

— По-нашему говорит? — спросил один сомневающийся охотник.

— Да, — ответил Айе. — Не очень хорошо, а понять все-таки можно.

— Это не человек, дух он, — заключил все тот же охотник.

— Нет, не дух он, человек. Разговаривать по-нашему научил его один старик с Большой земли. Царь ссылал его в Колымскую землю. Богораз его зовут.

— А куда девался этот русский?

— Он подвез меня и поехал прямо на Чукотский Нос. Я говорил ему: «Там не проедешь. Горы там стоят поперек. Одно ущелье, правда, есть, но в него не попадешь». — «Проеду», — говорит он. Смелый! Бумага у него. На ней нарисованы реки, берег, море. «Ну, как хочешь», — говорю. Он долго тряс мне руку и сказал: «Да свиданья, Айе! Мы еще с тобой встретимся. Мы еще с тобой будем и здесь переделывать жизнь по-новому…» Чудной человек! Переделывать жизнь! Ярангу переделать и то трудно. Не знаю, что за человек.

— Это все-таки не человек, — сказал тот же охотник, — это дух.

Айе рассердился и, глядя в упор на охотника, спросил:

— Тебе приходилось разговаривать с духами?

— Я не шаман, чтобы разговаривать с ними.

— А я, выходит, шаман? — озадачил его Айе. — Я разговаривал с ним, как с живым человеком. Во сне у него упала шапка с головы. Я пощупал его волосы и потихоньку надел ему шапку. Волосы были мягкие, как у молодого пыжика, и белые, белые, как трава, выжженная солнцем. Его глаза как голубое небо в длинный ясный день. Он настоящий человек, с сердцем добрым и мягким.

— Настоящий человек той дорогой не поедет на Чукотский Нос. Дух он с голубыми глазами и мягкими волосами. Ему все равно где ехать.

— Безумец ты! — окончательно рассердившись, чуть не крикнул Айе.

— Никакой он не дух. Обыкновенный белолицый и голубоглазый человек, вмешался Ярак и, придвинувшись поближе к Айе, тихо спросил: — Он привез русский закон — закон белых людей?

— Не знаю, — уклончиво ответил Айе.

— Таньгам нельзя верить. Я их много видел на американских китобойцах, — сказал Ярак. — Они большие выдумщики и обманщики. Их никогда не поймешь. У них закон как ветер: дует то в одну сторону, то в другую. А как зовут его, этого русского?

— Андрей, — сказал Айе. — Глаза у него добрые, как будто правду говорят.

В полог влез Ваамчо, а вслед за ним Тыгрена. Она опустила с плеч свой нарядный керкер и села у входа.

— Какомэй, Тыгрена! — смущенно и радостно вскрикнул Айе, привстав на колено. — Ты торговым человеком стала? Стала ездить в торгующие яранги?