Целая вечность и на минуту больше-1 - Рена Юзбаши

Я с ужасом кинулся к своему ноутбука и открыл папку отправленных писем: как можно догадаться, Салим получил мои самые искренние и теплые поздравления с праздником Восьмого марта. Как же я умудрился перепутать электронные адреса?

Да, это Марьям лучше не рассказывать, она в знак солидарности с женщинами из министерства сама меня придушит.

Раздался звонок, это звонил Раис, который просто жаждал встречи со мной. Зайдя к нему в кабинет под злобные взгляды его помощницы, я в первый, но наверняка не в последний раз проклял век высоких технологий и электронные коммуникации.

— Здравствуй, Арслан! В пятницу несешь Ему последнюю версию выступления? — «ему» означало «министру» и в устах Раиса звучало как сказанное не то чтобы с прописной буквы, а каждая буква была прописной.

— Да, Раис, завтра отнесу речь господину Министру.

Как у Раиса вытянулось лицо! Надо же я, говоря о министре, сказал «господину Министру», а он, пусть и с ударением, но «ему». Боже, Раис теперь ночью не заснет.

— Арслан, я хотел бы, чтобы ты особо подчеркнул роль нашего управления в организации и проведении Съезда. Учитывая, что ты работник нашего управления, тебе это только в радость, я прав?

Мне это было бы в радость, если мое управление действительно мне помогло бы, а учитывая, что весь Съезд делали три с половиной человека (я Байрама посчитал как половину, хотя, наверное, стоило бы его посчитать как четверть), подчеркивать роль управления мне хотелось меньше всего. Но наживать врага в лице Раиса мне не хотелось вовсе. Я судорожно искал выход:

— Раис, я очень хотел бы подчеркнуть ключевую роль нашего управления, но это не слишком скромно. Может, я озвучу вашу мысль завтра на встрече с министром, а уже он сам примет решение — включать это в свою речь или нет?

— Очень хорошая идея, так и сделаем. После встречи с Господином министром зайдешь ко мне и доложишь о реакции Господина министра.

— Обязательно, Раис.

Два: один — в пользу Раиса, я только единожды произнес «господин Министр», а Раис — дважды.

Домой я приехал уже за полночь, откорректировав речь и упростив ее настолько, насколько это возможно. Зайдя домой, я понял, что меня ждет самый теплый прием. На этот раз Асли швырнула в меня гипсовую статую, которая по ее мнению, была лучшим украшением нашего жилища. Откуда у нее силы взялись?

Глава ХXXI. 9 марта 2011 г. Среда. День тридцать первый

Еще не было восьми, когда раздался звонок. Звонок был из–за границы, и я с ужасом подумал: кто из гостей Съезда настолько недоволен, что не поленился так рано встать или так допоздна не спать, чтобы позвонить ко мне?..

— Привет, Арслан.

— Привет, Салим.

— Судя по тому, что я получил твои самые теплые поздравления с праздником Восьмого марта, кто–то получил письмо, адресованное мне?

— Точно, все женщины министерства. Я тебе сегодня его отправлю, думаю, тебе не составит труда догадаться, как ко мне теперь девочки в министерстве относятся.

— Все настолько плохо?

— Хуже.

— Сочувствую, а у меня к тебе очередная просьба.

— Лувр все–таки просит провести раскопки и установить точное время строительства нашей Крепостной стены?

— Нет, задачка у тебя не такая простая. Я маму к себе в гости пригласил, уже третий год во Франции работаю, а она еще ни разу в Париже не была, у меня не сегодня — завтра срок закончится, так что пора. Для пребывания во Франции ей нужна гостевая виза, и как ты догадываешься, в ее семьдесят пять бороться с нашими и европейскими бюрократами невероятно сложно.

— Нет проблем, я через час позвоню ей и мы начнем хождение по мукам, то есть по инстанциям.

— Да, в принципе, она уже через эти муки прошла. Единственное, что ей осталось сделать, — это получить справку из МВД о том, что у нее нет судимостей.

— А у нее их нет?

— Представь себе, ни одной. Пожалуй, если бы они у нее были, это можно было бы решить оперативнее… А раз у нее судимостей не было, то и просить никого не хочется. Я, честно говоря, и сам до конца не понял — в чем проблема. Ты разберись, ладно?

— O. K., не переживай — я позвоню тебе, когда все решится.

Через час я уже был у дома Салима, его мама ждала меня у блока. По дороге к МВД мы выяснили, что Салим — ее младшенький, пятый ребенок, она заслуженный педагог республики. О том, что у нее нет судимостей, написано на лбу. Мне становилось все интереснее.

Подъехав к МВД, я зашел к Мисиру Абаеву, начальнику новостного отдела, которого знал по рассказам сослуживцев. Рассказы не обманывали — его живот был самым выдающимся достоинством. Пообщавшись с ним полчаса, я уяснил для себя одно — МИД он уважает, к работникам МИДа, трудящимся на благо Родины во Франции, относится с особым трепетом и готов немедленно выдать справку маме человека, который ему будет «заместо отца родного». Последняя фраза меня насторожила, такой энтузиазм видеть было странно, особенно если учесть, что Франция была бы последней страной, куда мог отправиться Мисир. Уточнив некоторые детали, я понял, что правильнее было бы сказать, что Салим может быть «заместо отца родного» не столько Мисиру, сколько сыну Мисира, великовозрастному олуху, который учится в Париже всему чему угодно, кроме правового регулирования общественного питания.

Я заверил Мисира в том, что теперь Салима это будет интересовать в первую очередь и наши дипломатические отношения с Францией он будет рассматривать сквозь призму того, насколько комфортно сыну такого замечательного человека живется в Париже. В ответ я услышал заверения в том, что маме Салима он немедленно и собственноручно выпишет справку. Посмотрев на его руки, я понял, что справку, выписанную его руками, работник МИДа не то что легализовать — даже прочесть не сумеет. Наверное, то, что МИД — мое родное заведение, и заставило меня вспомнить все японские ритуалы, и я стал кланяться так часто, как только мне позволял мой остеохондроз, и уверять его в том, что справка, выписанная его рукой, — честь, которой мы недостойны, и будет достаточно справки, написанной его секретаршей и подписанной им.

Прождав всего ничего, сорок минут, мы с мамой Салима получили справку о том, что «в МВД не имеется сведений о том, что у нее имеются судимости». Вчитавшись в предложение, я стал прикидывать, сколько времени понадобилось, чтобы вывести столь хитроумную форму предложения, снимающую ответственность со структуры, выдающей справки.

Еще через двадцать минут мы были перед МИДом. Зайдя в наш консульский отдел небрежно помахивая справкой, я был встречен шквалом воплей, суть которых сводилось к тому, что если еще кто–нибудь из МВД привезет эту справку на черно–белом бланке, то весь консульский отдел будет участвовать в линчевании этого полоумного урода, который создает проблемы родному ведомству. После того, как утихли вопли и я сумел вникнуть в суть проблемы, я уяснил для себя следующее: МВД, чтобы сэкономить деньги, выдает справки на черно–белом бланке, а МИД принимает их только на цветном, и наши министерства никак не могут договориться о том, на каком бланке будут выдаваться справки: на цветном или черно–белым. Меня это повергло в уныние, понимание того, что надо возвращаться к Мисиру, не добавило мне позитива. И тем не менее я, «взяв в зубы» маму Салима, помчался обратно в МВД. Мисир, выслушав, в чем суть проблемы, сказал, что только ради меня и во благо развития отношений между нашей страной и Францией он готов сделать то, чего не мог бы сделать даже ради родного сына: отдать распоряжение секретарше, чтобы она распечатала бланк справки на цветном принтере. Получив бланк справки, я задумался: какие еще каверзы нас ждут на нашем тернистом пути во Францию? Но выяснилось, что мама дипломата может получить справку, заплатив в банк госпошлину. А Салим должен оценить великодушие консульского отдела, который не стал мучить старушку.

Уже вечером я стал рассказывать Марьям про наши мытарства по министерствам. У нее заволокло глаза, и она сказала, что моей маме на редкость повезло — мало кто может похвастаться таким сыном. Я и сам не заметил, как стал ей рассказывать про маму.

Глава ХXXII. 10 марта 2011 г. Четверг. День тридцать второй

Утром я помчался к испанцу, который считал, что приток туристов из нашей страны обогатит Испанию. Объяснив ему, что чем дороже турпутевка, тем больше желающих будет посетить Испанию, я поверг его в глубокое уныние: как в стране, где средняя зарплата чиновника равняется ста долларам, предлагать отели, где цена номера за сутки составляет пятимесячную зарплату этого самого чиновника. Объяснив ему, что он не может работать в стране, не зная особенностей менталитета народа ее населяющего, я посоветовал посетить несколько бутиков, которые работают до десяти вечера и особо обратить внимание на то, какие товары пользуются особым спросом и почему они работают допоздна. Он робко спросил, верно ли он понимает, что самые дорогие товары пользуются спросом, а после семи вечера бутики открыты потому что у чиновников ненормированный рабочий день? Я его подбодрил, сказав, что всегда приятно общаться с человеком, который быстро учится. Подумав еще минуту, он добавил, что есть у них отель — самый дорогой в Испании, «Педруччо и Педрилло» называется, может именно его и предлагать нашим? Я ответил, что ничего лучше и не придумаешь на чем мы и расстались.