Отравленные слова - Майте Карранса

Но Пепе уже вскочил и больше не слушает ее.

– Теперь этим займусь я, свяжусь с полицией, а ты больше об этом не думай, – решительно говорит он. – Но, пожалуйста, никому ничего не говори, эта информация не должна выйти наружу, это будет очень опасно. – Голос его дрожит. – На карту поставлена жизнь Барбары. Ты поняла?

Эва все прекрасно поняла, именно это она и ожидала услышать, именно за этим и пришла к Пепе. Он снял с нее ответственность, груз больше не давит ей на плечи, не нужно принимать никаких решений. Теперь все пойдет своим чередом, все постепенно разрешится, и скоро она прочтет в газетах, что Барбару нашли. Теперь она наконец сможет спать спокойно, зная, что Барбара не исчезла, что ее чудовищное желание не сбылось, что она ни в чем не виновата.

Она на прощание целует Пепе в щеку, и в этот момент в комнату входит Нурия Солис, в руках у нее поднос с кофейником и чашкой.

– Уже уходишь? – огорченно спрашивает Нурия.

– Простите, пора бежать, – оправдывается Эва.

Нурия стоит посреди комнаты с подносом в руках, потерянная, будто обманутый ребенок.

– Ты же хотела кофе…

Муж сурово обрывает ее:

– Ты же слышала, Эва торопится.

Нурия умолкает и больше не спорит. Эве становится ее жаль.

– Спасибо большое, что зашла, – бормочет Нурия; глаза ее блестят.

Эва легонько чмокает Нурию в щеку, тронутая ее хрупкостью, и выходит. Ей жаль, что нельзя рассказать Нурии новость, которая вернет ее к жизни, если, конечно, окажется правдой. Скоро, совсем скоро Нурия оживет и снова заулыбается.

Теперь и у нее самой, как у Барбары, тоже есть свои секреты.

Часть вторая

В темноте

11. Нурия Солис

Нурия Солис подавлена. За один день – два гостя, которые напоминают о Барбаре. Это чересчур, слишком много эмоций. Ее особенно тронул приход Эвы. Она знает Эву с детского сада, Эва росла вместе с Барбарой. Открыв дверь и увидев ее, Нурия будто рывком перенеслась на пять лет назад, когда Эва каждый день звонила в дверь, тут же скрывалась в комнате Барбары, и через несколько секунд оттуда уже раздавался хохот обеих. «Я сейчас описаюсь, я сейчас описаюсь от смеха!» – кричала Эва. Нурия спрашивала, не хотят ли они перекусить, но они только отмахивались. Она им мешала. «Нет, не надо, ничего не хотим!» Им хотелось просто сидеть вдвоем и болтать, перемывать кости учителям и одноклассникам, переписываться в мессенджере, выкладывать фотографии и мечтать.

Нурия Солис не знает, что делать с подносом, который она держит в руках: выпить кофе самой или вылить его.

– Хочешь кофе? – спрашивает она у Пепе.

Он пошел переодеться, как всегда после работы: сменить свой безукоризненный костюм на джинсы и свитер. Сегодня он торопится сильнее, чем обычно.

– Отойди, не мешайся, а кофе унеси на кухню, – грубо бросает он, проходя мимо, и начинает яростно рыться в ящиках. Он чем-то взволнован. У него всегда много работы, он человек действия, и такие, как она, которые стоят посреди дороги, мешают ему. Наверное, хочет сходить попрощаться с Лосано, догадывается Нурия. Она тихонько уходит на кухню, ни о чем не спрашивая. Она давно уже ни о чем не спрашивает. Пепе приходит и уходит, делает то одно, то другое, а она сидит на диване, как старички на скамейке в парке, и наблюдает за ним. Она чувствует, что устала, что ей за ним не угнаться. Они больше не ездят в отпуск, не ходят никуда по выходным, не ходят в гости к друзьям и не зовут их к себе.

«Надо нам продать дом в Монсене», – говорит иногда Пепе.

И он прав: дом в плохом состоянии, уход за ним требует сил и денег. Но она всегда отказывается: дом остался ей от родителей. Когда Элисабет узнала об этих разговорах, она как с цепи сорвалась: «Ты с ума сошла? Это же единственное, что записано на твое имя, больше у тебя ничего нет!»

И потом, там живет их пес, как быть с ним?

Но это все неважно, потому что у Нурии нет сил даже дать объявление, а потом ведь придется показывать дом, торговаться с потенциальными покупателями… И она отмахивается от этой задачи и говорит себе, что подумает об этом завтра. Так она и живет каждый день: разбирается с самым необходимым, а остальное откладывает на потом. И с каждым днем ей все тяжелее.

– Я ухожу, к ужину не жди, – предупреждает ее Пепе, бросив близнецам пару общих фраз. Он нечасто с ними разговаривает, но иногда мальчикам это нужно. Пепе сказал им, чтобы учились хорошо и не давали себя в обиду. Ему досадно, что близнецы, в отличие от Барбары, в школе не блистают, они самые обычные ученики, стеснительные и незаметные, и добровольно отошли на второй план. У Пепе не было времени воспитать их так, как ему хотелось бы. – Пока, – бросает он, даже не взглянув на нее, и выходит, не поцеловав ее на прощание, потому что они больше не целуются. Они отдалились друг от друга. Возможно, это произошло еще раньше, но исчезновение Барбары было как землетрясение, и трещины между ними превратились в пропасти. Они очень далеки друг от друга. Иногда Нурия спрашивает себя, о чем думает муж, когда смотрит на нее. Что он видит? Почему они все еще вместе? Возможно, их держит вместе память о Барбаре. И еще совместный быт и ее неспособность действовать. Нурии хочется закурить, но она знает: это ловушка. И коньяк тоже. Ни сигареты, ни алкоголь не помогут ей справиться с тоской. Именно поэтому ей нужен Пепе: он думает за нее и подталкивает ее, заставляет как-то жить дальше. Но иногда, когда Пепе сердится, эта хрупкая конструкция начинает шататься. Нурия научилась сносить упреки, опустив голову. Раньше она иногда осмеливалась отвечать, спорить, отстаивать свои взгляды на жизнь и на воспитание детей. У Пепе все было через край. Он был чересчур порывистый, чересчур жесткий, все преувеличивал. Но зато, в отличие от нее самой, у него были принципы и убеждения, которые он защищал и которыми руководствовался в жизни. Он верил в семью, в любовь в паре, в родительский авторитет, в общее дело, а она, наоборот, сомневалась во всем, ее шатало из стороны в сторону, а компаса не было.